Максим Замшев - Избранный
– Молодец! Все правильно рассчитал. Психолог. С женщинами только так и надо.
– Обещай мне, что привезешь снимки. Только умоляю, фотоаппарат не забудь.
– Как я его забуду? Мне же концерт фотографировать. Фотографа-то поди со мной не пошлют. Визы в редакции только у пары-тройки человек есть.
Кстати, допивай. Нам надо спешить. Я машину около работы оставил. Надо забрать и… – Климов подарил Марине быстрый и жадный взгляд. – Я хочу, чтоб мы до моего отлета кое-что успели.
Марина хохотнула.
– Думаешь, успеем?
– Успеем.
Перед тем как унести счет, обладательница звонкого флейтового голоска официантка Вероника сунула Алексею визитку заведения, сопроводив это сладким приглашением заходить к ним почаще. Посмотрев на нее, Алексей встрепенулся, как от случайного смутного воспоминания, как от дальнего дуновения уставшей флейты. Виолончель все же победила. По крайней мере, сегодня. Он не находил уже в Веронике ничего необычного. Просто смазливая деваха!
Почему-то ему начинал нравиться этот так бестолково складывающийся для него день. Может быть, потому, что всякий мужчина ощущает вкус к жизни, когда ему ни с того ни с сего ночью надо ехать в аэропорт, а до этого ублажить свою женщину, чтобы потом сказать ей «жди меня».
Наверно, в каждом взрослом представителе сильной половины человечества в любой момент может проснуться рыцарь, воин и путешественник.
14
Геваро подсунул флакон с нашатырным спиртом прямо под нос Клодин. Она резко открыла глаза, потом несколько раз глубоко вздохнула и непонимающе посмотрела по сторонам.
– Что со мной было? – Клодин вскочила на ноги, но не удержалась и чуть не упала в объятья Геваро.
– Тебе надо поменьше работать, девочка. В твоем возрасте организму нужны витамины. – Геваро говорил это таким тоном, словно успокаивал испугавшегося ребенка. – Обычный обморок, но повод для беспокойства есть и повод сходить к врачу тоже. Надо беречь здоровье смолоду, особенно если служишь в полиции.
– Я помню, что мы закурили, и после этого провал. Темнота какая-то… и все. – Сладкий тон пожилого коллеги, а также прежний опечатанный вид квартиры покойного Леруа успокоили Клодин.
– Счастье, что мы пришли сюда. Не окажись здесь нас, так бы и валялась тут на лестнице…
– А сколько я была без сознания?
– Минуты три, не больше. Мы тебя и по щекам били, думали уж искусственное дыхание делать.
После этих слов Клодин покраснела, потупилась. Это же страшно неловко, оказаться без сознания в присутствии двух мужчин! Как она могла, так гордившаяся своим умением контролировать ситуацию, так нелепо этот контроль потерять! Легрен сейчас был бы ей недоволен. Еще и при мальчишке Сантини!
Мальчишка между тем наблюдал за всем происходящим с разрывающимся сердцем и поспешил отвести глаза, а потом сделал вид, что у него страшно зачесался затылок. Надо было куда-то деться от всего этого! Клоунада Геваро, его опасные фокусы с девушкой не доставляли Антуану никакого удовольствия. Клодин ему давно нравилась – стройная, с тонким крыльями носа и негритянскими курчавыми волосами. От нее исходил восхитительный запах, похожий на запах персиков, разливающийся летом вокруг рынков Парижа и постепенно сливающийся с ароматом кофе и парфюмерных лавок.
– Ладно, – Геваро заботливо посмотрел на Клодин, – мы пошли. Хоть и ничего путного мы здесь не увидели, но прекрасную даму выручили из беды. Это нам с тобой, Антуан, зачтется, даже если ты не раскроешь убийство Леруа. Рыцарство не в цене на земле, но дорого стоит на небесах.
После этих слов Геваро затих, посерьезнел, будто прислушивался к явленному ему сейчас божественному откровению. Клодин поджала полные губы, давая понять, что подобный тон ей не нравится. «Никакая я не прекрасная дама, а полицейский при исполнение служебных обязанностей» – это можно было прочитать на ее посуровевшем лице. Но Геваро это не проняло, он потрепал ее покровительственно по плечу и скомандовал:
– Антуан! За мной! Нас ждут великие дела!
Клодин остановила их:
– Месье Геваро! Вы уверены, что я была без сознания три минуты? У меня ощущение, что целая вечность прошла.
– Уверен, дорогая. Кто б тебе позволил дольше отсутствовать? Ты же при исполнении. – Геваро опять заговорил по-стариковски, с легкой хрипотцой.
– Может быть, еще закурим? – голос Клодин обретал твердость.
Геваро пошарил по карманам, покряхтел и вытащил пачку. Однако в ней не оказалось ни одной сигареты.
– Черт! Не осталось больше!
Антуан вытянул шею, чтобы разглядеть получше сигареты. Он же своими глазами видел в управлении, как Геваро доставал из шкафа целую пачку.
– Ой! Вот я старый дурак! Сколько раз говорил себе брать с собой запасную! Теперь не покурим. Антуан молодец: не подвержен пагубной привычке! Так что у него спрашивать бесполезно. Прости, детка.
Клодин, вроде бы между делом, взяла из рук Геваро пустую пачку, оглядела ее со всех сторон:
– Интересные сигареты! Кубинские. Я такие давно не видела. Может, мне от них плохо стало?
– Может. Я и забыл, что девушкам такие крепкие предлагать нельзя.
Клодин вернула пачку Геваро. Говорить стало не о чем.
– Хороший парень Антуан. Правда, Клодин? Отменный из него вырастет комиссар когда-нибудь.
Уже около двери Геваро и Антуан услышали:
– Я надеюсь, вы никому не скажите об этом происшествии?
Геваро повернулся через плечо:
– Обижаешь, детка. Один за всех и все за одного. Все думают, что это девиз мушкетеров, а на самом деле это девиз полицейских.
Как только парадная дверь захлопнулась, Клодин набрала номер комиссара Легрена.
15
Отправив Климова в Париж, Беляков ощутил огромное облегчение. Слава богу, лучший корреспондент международного отдела газеты согласился на эту поездку. Как трудно было определить, что означал телефонный звонок! Теперь он, Беляков, выполнил миссию. Его роль на сегодня закончена. И не только на сегодня. Навсегда. По спине его стекали капли пота, лицо, побелевшее от напряжения, лоснилось. Остался только один звонок, и он обо всем сможет забыть. Будет спокойно работать, руководить газетой, воспитывать внуков. Сегодня, между прочим, выходной. Беляков широко заулыбался, представив, как резвятся на даче его внучата-близнецы, Борька и Степка, любимым дачным развлечением которых в последнее время стали футбольные баталии с деревенскими мальчишками. Беляков поначалу опасался, как бы деревенские не побили его ненаглядных, но дети быстрее взрослых преодолевают сословные преграды. Согласно общему решению детворы, близнецы играли за разные команды, и каждый из них уже обрел закадычных приятелей.
Сегодня Борька и Степка по случаю выходного под присмотром родителей. Вечером он тоже явится в дачный уют и будет смотреть, как хлопочут вокруг него дочь и супруга, будет беседовать с зятем о политике, а на ночь Борька и Степка поведают деду, что у них произошло за время его отсутствия. Свое будущее он видел в самом радужном свете. Он покажет всем этим журналюгам, что такое честная работа, настоящая работа в газете! Пусть он не имеет опыта, зато знает жизнь и свою страну лучше, чем все они, вместе взятые!
Беляков прошелся по кабинету, сделал свою любимую дыхательную гимнастику, чтобы как-то прийти в себя, взял трубку, набрал номер. Долго никто не подходил. Наконец зазвучал знакомый голос.
– Борис? Это Александр. Я угадал миссию. Ошибки быть не может. Все сошлось. Я могу все забыть?
То, что услышал Беляков от своего собеседника, заставило новоиспеченного главного редактора опустить лицо на руки и застыть в этой позе на долгое время. Когда оцепенение кончилось, он поднял глаза к потолку, словно там находился тот, кто может его спасти.
Дневник отшельникаКогда я жил полной жизнью, многие называли меня интеллигентом. Я гордился этим, мне представлялось, что такой лестный титул дается немногим, что это признание моего образования, ума, тонкости натуры. Всю свою жизнь я слушал захлебывающиеся разговоры, в которых одни прославляли интеллигенцию, а другие проклинали, сладострастно повторяя определение классика марксизма-ленинизма. Меня же преследовала мысль, совершенно не относящаяся к делу: как, должно быть, по вкусу это определение приходится одному модному писателю с птичьей фамилией, книги которого, кстати, на заре века собирались жечь властолюбивы, равно как и властью любимые подростки. Бывало, на моем пути оказывались люди благородные, неосмотрительно относящие себя к интеллигентам, а на деле просто соблюдающие кодекс свободного, воспитанного человека. Но чаще встречались прохвосты, гордо смыкающие стаканы с криками «за русскую интеллигенцию», а через час пускающие слюни около пьяных и обнаглевших шлюх и умоляющие быть с ними поласковее. Такие способны мать родную продать, но при этом ни за что не откажутся от звания интеллигентов.
