Святослав Зайцев - Семицвет: молодость богов. Части 1-2
Ну, а потом стоит включить звук, послушать его отдельно и узнать, что он, Алексей, и диктор только что побывали на разных мероприятиях. Дикторы и журналисты наотрез отказывались видеть все самое интересное, подмечать мелочи, а только комментировали очевидное. Ну, кому все это надо?
Ну да, диктор же профессионал. Не какая-нибудь тебе желтая пресса. Институт заканчивал. Профессиональные журналисты слишком сухие люди, чтобы заметить что-то живое. Впрочем, профессиональные философы и литераторы, и художники тоже. От слова «профессиональный» он даже иногда вздрагивал. Профессиональный — значит академический, значит тоскливый и скучный, ворчливый зануда.
Про самое интересное на экскурсиях не рассказывают. О самом интересном не показывают в новостях. И пока все ходят между макетами первых грузовиков в официальном музее, на другом конце его родного города, вдали от лишних глаз будет жить своей жизнью настоящее чудо. Старая часть.
Попасть в старую часть можно было только пешком — маршрутный транспорт туда не ходил, а личные автомобили были роскошью. Впрочем, ему давно могли купить велосипед или скейт, но отец сказал, что тот получит их как только сдаст на права. А зачем ему велосипед, если нет прав? Логично. Вот Алексей никак и не мог собраться и получить права. Наверное, от того, что на самом деле, втайне очень любил ходить пешком. Особенно он любил погрузиться в какие-нибудь свои мысли, какие-нибудь приятные мечты, попутно рассматривая пейзаж и незаметно для себя миновать километров десять.
Почему он так любил старую часть? Именно поэтому. Сюда было трудно добраться — а любое место, куда добраться трудно как-то само собой становится особенно деликатесным.
Во-вторых, здесь всюду росли старинные деревья. Не те продвинутые современные модели не поймешь, каких фруктов-ягод, а первые прототипы, настоящие от начала до конца.
Они не вырабатывали тонны чистого кислорода, не чистили воздух, не заслоняли большущими листьями от солнца, и вырасти они в центре города — экологи и муниципалитет давно выкорчевал их как нерентабельный сорт. Но было в них нечто, что отличало от других — они не были роботами, такие своенравные, такие наглые. Когда хотели цвели, когда не хотели — не цвели. Никто не приходил снимать с них урожай, не убирали листья. Поэтому они просто сбрасывали их на землю все, что пожелали и когда пожелали.
И ещё, они не были прямыми и опрятными. Да, невысокие, зато ветвистые и корявые: на них было интересно залезать, с них было интересно слезать. А пока Алексей не побывал в старой части, он вообще не понимал, как можно лазить по деревьям.
Это там, в старой части, он узнал, что смородина и малина это оказывается кустарник, а не дерево, что все деревья цветут в разное время, а не по расписанию, или тогда, когда их польют специальным удобрением, что яблоки могут быть кислыми и куда меньше кулака. В общем, там все было другое. Старинное, одним словом.
После заброшенного автомобильного завода (промзоны), которая тянулась километров десять — начиналась старая часть. Вдоль заросшей дороги ещё попадались электрические фонари и несколько из них даже работали — правда, экологические организации давно хотели их уничтожить.
В полупустых аварийных пятиэтажках ещё сохранились таблички, указывающие в землю с надписью «укрытие». Вообще, для кого и для чего предназначалось укрытие, Алексей так и не понял, потому что в его краях, за всю известную историю ровным счетом ничего не случалось. Вообще ничего. Где-то раньше были войны, но только не здесь. Где-то раньше случались революции, даже падали бомбы, но не здесь. Здесь всегда все было спокойно. Как в центре урагана — в центре спокойствия. Алексею даже казалось, что центр мира вот здесь, под этой табличкой «укрытие», а вся планета вокруг неё и вращается. Посмеявшись своим мыслям, он продолжал путь через мостик, который исправно белила каждый год одна старая чета, вдоль заросших садов и развалившихся скамеек…
И вот, в глубине пустынных дворов, полузаброшенных проспектов, среди старинных деревьев, кирпичных четырехэтажек, заколоченных зданий, облупившихся табличек, потрескавшихся асфальтовых дорог — вот уже сто с лишним лет исправно работал старый механический фонтан.
* * *Когда-нибудь Алексей разбогатеет и за любые деньги купит себе — или даже просто стихийно вселится в квартиру в том старинном четырехэтажном доме, с видом на тополиную аллею из одного окна и на тот самый фонтан — из другого окна. И если у него будут дети, он обязательно решит им брызгаться в этом позеленевшем от времени фонтане с утра до ночи. И будет разрешать лепить на лоб дурацкие наклейки и честно признается им, что они — дети — берутся силой мысли.
И почему его родители никогда не брали его к фонтанам? Они вообще были какими-то скучными. В прошлом году два раза выбрались на озеро позагорать. Один раз забыли дома зонтики — пришлось возвращаться, полдня потеряли, так толком и не повеселились. А другой раз на небо набежали мелкие тучки, заморосил дождь, Света начала ныть — пришлось всем собраться и уйти. Хотя ничего страшного в этом мелком дождике он не видел. И уже когда они приехали домой, распогодилось и стало ясно.
И вот, на удивление, спать не хотелось — настроение было спокойное, а от недосыпа было даже как-то приятно и необычно.
Площадь окружали асфальтовые дороги. Они практически не использовались по назначению — машин было мало, использовали их в редких случаях для каких-нибудь старых и традиционных мероприятий — парадов или годовщин.
Ещё здесь находилось несколько церквей в очень старинном стиле, с золотыми куполами, и, даже, наверняка, традиционными священниками в черных одеяниях. Но Алексей ничего не нашел — церкви были пусты.
Вдоволь нагулявшись на площади и сверившись с часами, он отправился в академию. Если честно, заходить туда было немного боязно. Но произошедшее накануне каким-то удивительным образом его вдохновляло. Вот бы почаще в такие приключения попадать, подумалось ему, и тут же он попытался отмахнуться от этой мысли — потому что пережить такое ещё раз не очень хотелось.
В общем, набравшись смелости, он все-таки зашел. Внутри было тихо и свежо. Мраморный пол и толстая красная дорожка встречали его у самого входа.
— Сегодня экскурсий нет. — Сказала очкастая старушка. Ну точь-в-точь сестра того старикашки из метро.
— Здравствуйте, сударыня, я по поводу подачи заявки… Хочу поступать на военную кафедру.
— Вам на пятый этаж. — Сказала она, не отрывая глаз от экрана с какими-то таблицами, — Лучше идите пешком, лифт медленный. Да и вам, молодым полезно.
— Спасибо сударыня. — Он кивнул и пошел дальше.
— Молодой человек! — крикнула она вслед, — в другую сторону! Вам налево.
Он кивнул и прошмыгнул в темный коридор у лифта. Молодой человек… Сто лет его на старый манер не звали.
Отчего-то ему стало весело, и он поскакал через ступеньку. Вообще, он ожидал пафоса — тяжелые бархатные шторы, гигантские залы, с не менее гигантскими люстрами, портреты полководцев и вождей прошлого, но мраморный пол и красный ковер на входе — это все что было. За ним открывался скромный интерьер, освещенный естественным солнечным светом.
В приемной комиссии на пятом этаже сидела девушка, которая взяла у него анкету и провела его в кабинет к очень серьезному преподавателю в военной форме, и, кажется, с аристократическими нашивками. У Алексея прям дух захватило. Он первый раз видел аристократа так близко. Ну, по телевизору он видел их часто. А вот так близко — никогда. И уж тем более он не помнил, кого и по какому титулу называть. Когда-то они учили этот список, но он, конечно, все забыл, да и говоря начистоту — даже и не учил вовсе.
— Профессор Александр Сергеевич, к вам абитуриент. — сказала девушка и подтолкнула нерешительного абитуриента к двери. Ну почему, почему он не выучил обращения к аристократам? Ему стало немного страшно.
Профессор отложил какие-то бумаги и полистал заполненную анкету — хотя что там листать — две страницы, слегка нахмурив брови. — У вас аккуратный подчерк, хочу отметить. — Алексей сглотнул. Знал бы профессор, как именно он этот аккуратный подчерк сделал.
— Такое не часто встретишь. Нынешнее поколение совсем писать разучилось.
— Итак, Прошин Алексей Григорьевич, я правильно понимаю — вы желаете служить империи и, возможно, отдать ей свою жизнь?
— Да, сударь.
Кажется, он не обратил никого внимания на то, что тот назвал его не по титулу. А от волнения тут же забыл имя-отчество.
— Вы из буфера, у вас нет ни одного военного в роду, так же у вас нет в роду ни одного аристократа, вы не блещете оценками и талантами, осмелюсь спросить, что не смотря на все это — вы все же решились поступать? — это прозвучало как обвинение. И он тут же вспомнил, как разговаривал с Лизой перед тем, как увязнуть в болоте. Уверенно, просто и по делу:
