Дмитрий Старицкий - Лишние Земли лишних
Учится в Московском химтехе, где папа и профессорствует. Но основное занятие — эскорт и элитная проституция. А учеба — чтоб диплом был, как и положено интеллигентной женщине.
— Просто нравится мне это дело. За мой же кайф мне еще и бабки платят, — смеется, а глаза масляные, уже мутнеют.
Глаз она на меня уже положила, как пить дать. Ага, вон уже и белой туфелькой на пальчиках ноги поигрывает. Верный разведпризнак.
— Ладно, садись пока на место, интеллигентная женщина, сейчас собрание у нас будет. Пионерский сбор, — потеребил я конец ее красного галстука.
Но прежде чем что-то вещать, надо определиться. Итак, что мы имеем с гуся, кроме звиздюлей от дедушки?
Мы все — в некоем неизвестном месте, где все в руках непонятной военизированной организации под названием «Орден». Какой Орден? Католический, масонский, иллюминатский? Нет информации. Зато известно, что он тут всем рулит. Это раз.
На руках у меня чертова дюжина баб. Из которых три скромницы и десяток вполне отвязных особей, из которых пара-тройка — вообще безбашенных. В любом случае — пассив, обуза. Это два.
Из активов — один автобус. Это три.
Главное — домой дорога заказана, как декларировано вооруженными сотрудниками этого самого пресловутого Ордена.
И все.
Но прорываться все равно придется с тем контингентом, который есть; тут главное — употребить его правильно.
Тут же с глубины души всплыла и затрепетала подлая мыслишка: бордель открой элитный, Жорик. И живи не тужи. Путаны прокормят. Но я ее тут же загнал обратно, потому как бордель — это, как правило, еще и криминал на холке. А где криминал, там мне не место. Проверено в «ревущие» девяностые. Тошнит.
Впрочем, и от роли сутенера еще больше тошнит.
Будущее в тумане. Пока об этом мире (если это действительно другой мир) мы еще ничего конкретного не знаем. То есть вообще ничего.
Оглядел я притихших девчат — все же они очень красивые.
И это все теперь мне?
Подсознание тут же выдало древнюю народную частушку:
Эхма,
Как бы денег тьма —
Купил бы девок деревеньку,
Да и ё… бы помаленьку.
Даже улыбнуло конкретно. Ощущение петуха в курятнике… Все, все… Отставить слюноотделение, пора уже и собрание открывать.
Решил начать с шутки. Ну типа обстановку разрядить и девчат подбодрить:
— Сбор нашего пионерского отряда объявляю открытым, — заявил голосом бодрячка-комиссара из нашистского движения.[103] — Слово для доклада имеет пионервожатый Жора. Прошу занести в протокол: Жора заявляет: картина Репина «Приплыли».
Шутка юмора не прошла. У нее, когда я еще был маленький, уже была большая борода.
Девчонки смотрели на меня предельно внимательно во все глазищи и ждали чего-то серьезного. По крайней мере, определенности.
Сероглазая татарка с пепельной гривой волос выразила общий вопрос, который читался в глазах каждой:
— Жора, скажи нам правду: мы где?
— Где, где… В Караганде. Когда всем объясняли — уши затыкала? — нахамил в ответ, но неожиданно вспомнил ее имя, и это, как ни странно, настроило на более конструктивный лад. — Вот ты сама, Альфия, что по этому поводу думаешь?
— Нам думать не положено, когда у нас мужик есть, — съязвила мелкая каштановая шатенка Сажи, не спуская с меня глаз цвета спелой маслины.
А вот Альфия промолчала.
Я внимательно посмотрел в глаза чеченке и вдруг осознал, что она не прикалывается, а на самом деле так думает.
— Вот мы и ждем, что наш мужчина решит. Как скажешь, Жора, так и сделаем, — поддержала ее еврейка Роза. Что характерно, тоже без всякого следа обычного своего ерничанья.
И вот тут мне реально поплохело. Брать на себя ответственность за чертову дюжину отвязных баб мне крайне не хотелось. Хотя каждая из них и вызывает во мне разные эротические фантазии, но только по отдельности, а не всем скопом. Да и что я с ними делать буду посреди неведомого дикого мира, если все действительно тут так, как иммиграционный боец Оксана расписывала.
Они же делать ни черта не умеют, кроме макияжа.
Обуза, одним словом, в любом случае, кроме открытия борделя.
Вот черт, что же этот бордель ко мне привязался-то?
— Силянс! — Я возмущенно выставил вперед ладонь. — Давайте сразу расставим все точки над «ё». Я не ваш мужчина. И тем более — не ваш сутенер.
— Был не наш, — поддержала Розу литовка Ингеборге, она по-русски говорила с неуловимым, но очень притягательным акцентом, — час назад. А теперь, как видишь, все вокруг кардинально поменялось. И отношения поменялись. Остались только мы и ты, как единственный наш мужчина. Но я думаю, что мы из-за тебя не подеремся. Не тот случай. Правда, девочки?
Девочки промолчали. То ли в знак согласия, то ли в преддверии драки. Не понять. Слишком они напуганы, чтобы читать по лицам другие эмоции.
Однако надо их для начала просто успокоить, а там, как говорят в Одессе, будем посмотреть.
— Девочки, давайте не будем упиваться грядущими бедствиями, — начал я свою речь, перебегая глазами по их лицам, ловя малейшие изменения мимики. — И не надо гнать преждевременно волну. Думаю, что все еще образуется. Наверное, произошла какая-то ошибка с этой их новой охранной системой, — это я уже тут за соломинку хватался и гнал эту парашу, не столько их, сколько самого себя подбадривая. — Мы еще все вернемся домой. И все у нас будет хорошо. Еще пройдете по Москве сексуальным ураганом.
— Такой большой, а все в сказки верит, — с заднего ряда сидений засмеялась молдаванка Катя, невеселым таким смехом, на грани истерики.
— Вот когда вернемся назад, тогда все и обратно перевернем, как было, — захихикала высокая красивая деваха из второго ряда.
Ой, что это я? Они тут все красивые.
— Ты же сам выбрал нас. Причем из многих. Придирчиво, как на невольничьем рынке, — вставила свои «двадцать копеек» черненькая татарочка Буля. — Вот теперь и заботься о нас, мой господин. Мы теперь — твой гарем.
Вот так, заветное слово сказано. Слово, определяющее наши взаимоотношения на ближайший период времени.
— А зачем мне гулящий гарем? — выразил свое удивление, но, наверное, неубедительно.
— А мы тут гулять не будем. Мы только с тобой будем спать. Хочешь — сразу со всеми, хочешь — по очереди, — выдала чернявая хохлушка со смешной фамилией Урыльник, и мерзенько так захихикала.
Пора перехватывать инициативу, а то они меня просто массой сметут.
— Да, озадачили вы меня. Назначили, значит, на должность товарища Сухова,[104] а меня и спросить забыли. Как мне теперь с вами… Это… — секунд тридцать припоминал: — Зарина, Джамиля, Гюзель, Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия, Гюльчатай! Так, что ли? А может, мне сразу «талах» произнести?
— Нет!!! — решительно вскрикнула половина девчат, явно знакомых с мусульманской культурой. — Не бросай нас тут одних. Пожалуйста! Нам страшно!
— Кстати, ты нам вовсе не Сухов теперь, — заявила, счастливо улыбаясь, Дюля. — Сухов ты был ТАМ, а ЗДЕСЬ ты нам — как раз Абдулла.[105] Вернее, вместо Абдуллы.
— А может, у меня своя Катерина Матвеевна[106] есть? Вы об этом не подумали? — Это я уже за соломинку хватался.
— Так она там осталась: считай, что умерла; а мы уже здесь, в наличии, — утвердила Ингеборге.
— Мне надо подумать, — попробовал я хоть так отвертеться от этой миссии. Время протянуть.
— И думать тут нечего, — почти хором закричали «пионерки». — Его тут такие красивые бабы уламывают, а этот сучонок еще кобенится!
— Мне нужен перерыв. Хотя бы перекурить. А заодно и решить, кто я теперь для вас: ваш господин или ваш сучонок? — быстро ответил я и поспешно выскочил из охладившегося уже салона на уличную жару. Если честно, то просто сбежал.
Ну и что мне теперь с ними делать?
Бросить их тут уже не получится.
Да и нужны они мне пока. Очень нужны. Для чего, пока не скажу, боюсь сглазить.
Ладно, как говорила Скарлетт О'Хара:[107] «Я об этом подумаю завтра».
Может, и поживу какое-то время султаном. Для разнообразия. Вдруг понравится?
Сунулся в карман за сигаретами, но в руку попался конверт с деньгами от Ругина. Чертыхнувшись, пошарил по всем другим карманам. Нет, черт возьми.
Вот так всегда. Одно за другое…
Теперь табак исчез.
Сигареты нашлись почему-то в переполненной борсетке, куда я их никогда не клал.
Вот тут меня как током и прошибло. Эврика!
В борсетке, в потайном кармашке, давно лежал мой стограммовый инвестиционный слиток золота в банковской упаковке из жесткого пластика. Так, на всякий случай. А шоб було. Чтоб честно отвечать, что имею золотой запас. Ну и разные бывают случаи. Англичане те же — несколько золотых соверенов своим разведчикам в пояс зашивают с той же целью.