Герман Романов - Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»
И тут удивился сам Петр – Екатерина встала перед ним на колени, поцеловала его руку горячими сухими губами и прижала ее к щеке. И он почувствовал на своей ладони капли ее слез и машинально погладил женщину по голове, немного приласкав.
– Пусть это и будет моим искуплением, – вслух высказал свои мысли Петр, – хватит, пролили уже и крови, и слез. Достаточно пролили, всласть…
И тут словно плотину прорвало – Екатерина лихорадочно стала целовать его руки и ноги, уже не плача тихо, а в голос рыдая, будто не императрица она, а обычная русская баба, коих пруд пруди.
Петр остолбенел, но тут до него стало потихоньку доходить, что благодарит-то она его не только за себя, но и за тех мятежников, кого он для пущего страха перевешать поначалу собрался, а теперь передумал. Все же есть у нее чувство благодарности и заботы о ближних, есть.
Но одно ей не сказал Петр – немало вреда причинила России эта немка, но намного больше от нее было пользы. Недаром в воспоминаниях всех ее современников остался «блестящий век Екатерины Великой». Потому и простил, да еще вовремя вспомнил, что она ему недавно прочитанную в Ораниенбауме инструкцию оставила…
Петр рывком поднял Екатерину на руки, и, хотя ноша эта была еще тяжела для его рук, но он все же донес женщину до кровати и бережно положил на одеяло. А та все плакала и повторяла на двух языках – русском и немецком – «благодарю» и «дорогой».
Он хотел ее успокоить и чуть приласкать, но неожиданно почувствовал влечение к ней, а потом закипела в сердце и страсть. Он начал целовать шею женщины, а его руки стали гладить ее тело, распахнув пеньюар.
И Петр обезумел – исступленно стал целовать ее небольшую грудь, живот, плечи, нежные мягкие губы. А сама Екатерина неожиданно вспыхнула сухой вязанкой хвороста – с такой бешеной страстью еще никто из женщин не ласкал Петра. И мир вспыхнул перед ним всеми цветами радуги…
– Почему вы только сейчас стали таким, таким… ваше величество? Почему не раньше?! – Екатерина гладила его грудь ладошкой и темного цвета глазами, с крохотными слезинками по углам, смотрела на Петра. А он еще не успокоил дыхание и смутно представлял, когда это он успел снять с себя всю одежду.
И тут неожиданно в голове сверкнула мысль – а ведь это моя пятая женщина, а значит, последняя. И надо же, угораздило – на собственную жену запал, которая только что меня с престола хотела свергнуть и живота лишить. Кому сказать – не поверят.
– Откуда это у вас? – Пальчик Екатерины уткнулся в зажившую царапину на плече.
– Здесь, во дворце, гвардеец хотел штыком заколоть, – устало произнес Петр.
А жена не успокоилась и ткнула в другую поджившую ранку, и Петр ответил, что от пули. Так и продолжилось – супруга изучала по-новому его тело, а он нехотя отвечал ей, закрыв глаза.
Но прикрыл их хитро и через ресницы смотрел, что Екатерина смотрит на него с нескрываемым уважением и восхищением, словно впервые его увидела, а не прожила с ним в супружестве полтора десятка лет.
– Оставь свои расспросы, Катюша, – тихо попросил ее Петр, погладил по исцелованному плечу и тихо добавил: – Я убивал русских людей, и тут не гордиться надо, а скорбеть.
– Простите, ваше величество…
– Ты это, Катя, оставь. Можешь меня наедине называть на «ты», обойдусь и без «величества». Надоело, если честно. И еще одно – жить с тобой мы вместе будем, начнем с чистого листа. Ты согласна?
– Да, ваше велич… да, мой дорогой…
– Нарцисс! Бумагу и чернила! Розу тебе в задницу!!!
Екатерина чуть хмыкнула, а через минуту дверь открылась, и в опочивальне материализовался верный арап. Поставив на столик принесенное, он тут же вышел из комнаты.
– Садись за столик, моя дорогая женушка, и пиши. На русском и на немецком языке пиши.
Екатерина накинула на себя пеньюар и присела за столик. Разложила бумагу, обмакнула перо в чернила и с вопросительной улыбкой посмотрела на своего супруга.
– Я, государыня и императрица Всероссийская Екатерина Алексеевна, – медленно и четко выделяя слова, стал диктовать Петр, – клянусь быть верноподданной и верной женой своему мужу и императору Петру Федоровичу, во всех делах ему помощницей и мудрой советчицей. И, начиная с ним жить в любви и согласии, клянусь забыть прошлое, что приносило горе и разлад в жизнь. И буду мужу своему усладой в жизни и с радостью дарить ему детей. И не умышлять ему огорчений, и во всех делах выслушивать. В чем и клянусь и крест целую. Поставь точку, милая. А на немецком не пиши – мы с тобой русские цари теперь.
Екатерина хотела свернуть бумагу, но Петр остановил ее:
– А обязательство сие в рамочку вставь да здесь на стенку повесь. А пока на столе положи, солнышко. И иди ко мне…
Екатерина подошла к кровати и была тут же схвачена крепкими руками Петра, который прижал ее к себе и посмотрел прямо в глаза.
– А я клянусь заботиться о тебе и о наших будущих детях, холить и любить. Я буду хорошим мужем, обещаю, – Петр привлек женщину к себе, крепко прижал к груди, стал целовать и долго держал ее в объятиях. А сам ощутил, что очень уж остро реагирует его тело на осторожные ласки Екатерины, и тихо спросил ее:
– А что это такое ты делаешь, моя прелесть?
– Я должна быть тебе, муж мой, не только усладой в жизни, но и в постели. Ведь иначе я не смогу подарить тебе сына… – на последнем слове голос Екатерины чуть дрогнул, и Петр все понял.
Чтобы отвлечь женщину от ненужных и горестных воспоминаний, он принялся неутомимо ласкать ее, поставив целью как можно дольше дарить ей блаженное забытье…
Петр, высунув кончик языка от усердия, черкал пером по листку бумаги, макая время от времени в чернильницу. А в голове уже крутилась мысль о переходе на ручки со стальным пером, какими он пользовался, когда учился в школе.
Вместе с тем, несмотря на занятость, он время от времени поглядывал на кровать – Катя спала глубоким сном. Именно спала – Петр осторожно, с трудом, освободился от ее крепких объятий.
Для него стало неожиданностью то, что Екатерина оказалась далекой от того образа, который он создал на основе всего прочитанного ранее и заочных впечатлений от рассказов. Впрочем, и сам он, судя по ее удивленным и растерянным глазам, стал совершенно другим человеком, представляющим тайну для этой умной женщины…
– Чем вы заняты, мой дорогой муж? – с ощутимым немецким акцентом раздался за спиной Петра грудной голос Екатерины.
– Определяю фронт работ для вашего императорского величества, – с улыбкой ответил Петр и пододвинул к ней стопку исписанных листов.
Екатерина взяла верхние листы в руки и стала читать. Петр краем глаза наблюдал за ней и видел, что по мере их прочитывания женщина удивляется все больше и больше.
