Илья СТАЛЬНОВ - НА ОСТРИЕ ИГЛЫ
В коридоре послышался топот ног, дверь распахнулась, заметались огни факелов, развеявшие темноту. Несколько монахов – кто с алебардой, кто с тяжелым канделябром – стояли на пороге.
– Что случилось, Магистр Хауикас? – выступил вперед брат Арден.
– Лагут. Он ворвался ко мне с ножом. И теперь он мертв. Иное и не ждет того, кто придет за жизнью Магистра – владельца Жезла Зари.
Я пнул ногой распростертое тело. Неожиданно турок зашевелился, засопел и необычайно проворно для своего слоноподобного тела откатился в сторону, чтобы избежать добивающего удара кинжалом. Плохо. Если бы я мог предположить, что он еще жив, то добил бы его, и никто бы не упрекнул меня, что, защищая свою жизнь, я убил Мудрого, решившего вершить суд самолично. Но теперь момент упущен…
Лагут, держась за сердце, приподнялся, опираясь рукой о пол, встал на колени, потом увидел на кровати фальшивый Черный Образ и взял его. Покачиваясь, он рассматривал камень. Затем яростно отшвырнул подделку от себя и попытался схватиться за рукоять ятагана, совершенно забыв, что любимого оружия при нем нет. Пальцы турка поймали лишь пустоту.
– Убью!
В его сопении и хрипе ощущалась такая ярость, он трясся в столь неописуемой злобе, что было удивительно, как его слабое сердце не разлетится на куски. Таким я его еще ни разу не видел. Сперва мне показалось, что сейчас он бросится на меня с голыми руками, но, видимо, одного урока ему хватило. Он утробно зарычал и кинулся вон из моей комнаты, при этом ударив в живот молодого монаха, тот зашипел от боли, переломился в поясе, но не подумал даже жестом или словом выразить неудовольствие.
– Убирайтесь вон! – указал я монахам на дверь, и те, неуверенно потоптавшись, ушли.
Я оделся, с тревогой пытаясь прикинуть, чего еще ждать в эту ночь. Мне казалось, что ночь будет беспокойной…
Мои опасения оправдались с лихвой. Тишину ночи опять прорезал душераздирающий вой – так кричат люди, неожиданно и болезненно прощающиеся с жизнью. Лагут кричал очень похоже… Потом началось что-то невообразимое – топот, визги, лязганье железа, – шла знатная рубка. И дрались где-то рядом с моей комнатой. Быть убитым в случайной и совершенно ненужной схватке мне не хотелось.
Кряхтя, я начал толкать тяжелый сундук, чтобы загородить им дверь, но не успел. Ее потряс страшный удар, причем засов вылетел сразу. В комнату ворвались двое турок, огромных, толстых, чем-то походивших на Лагута. Не думаю, чтобы их интересовало, куда и кому они ворвались. Одержимые жаждой разрушения и крови, свирепые и безжалостные, наконец-то нашедшие развлечения по душе, янычары, как лесной пожар, не щадили никого и ничего. Ярость хозяина передалась и им.
Одного я сшиб с ног крепким дубовым стулом, который на редкость удачно подвернулся под руку. Стремительно подобрал звякнувший о камень ятаган и теперь был вооружен. Драка холодным оружием – моя стихия, и тут я мог потягаться с любым янычаром.
Противостоял мне сильный и опытный противник, в одной руке сжимавший факел, а в другой – ятаган. Он отразил мой удар и тут же взмахнул факелом, огнем которого слегка обжег мне руку. Боль только заставила меня сосредоточиться. Когда противник изо всей силы рубанул сверху и казалось, что пред таким ударом не устоять ни человеку, ни камню, я успел уйти в сторону и тут же проткнул турка насквозь.
Оставаться в комнате было опасно, ибо лязганье и шум приближались. Я бы просто не успел загородить чем-нибудь вход. Послышалось несколько пистолетных выстрелов. Все, надо покидать ставшее ненадежным убежище.
Я затоптал факел, от которого уже начал дымиться опрокинутый стол, и, сжав свое оружие, выскочил из комнаты. У входа споткнулся о чей-то труп. Дотронувшись до лежащего рядом круглого предмета, я в ужасе отшатнулся. Это была отрубленная человеческая голова…
Мне предстояло проникнуть в правый коридор – иного пути не было. А дальше – спасительный лабиринт хранилища знаний, дорога туда мне хорошо знакома.
Бегом я устремился к проходу и тут же угодил в самую гущу драки.
Кто кого бил, рубил, резал, кусал в этой мясорубке, разобрать было трудно. Происходило все почти в полной темноте, лишь позади горело несколько факелов да полыхали деревянные статуи перед входом в трапезную. В неверном, слабом свете-разрубленные тела, мелькание рук и оружия, и лица, лица, лица, в которых было мало человеческого. Это были лица демонов, обезумевших от вкуса и запаха крови.
Пробивая себе путь к спасению, я не думал о том, кто подворачивается под мои разящие удары. Здесь у меня не было друзей, мне было все равно, кто погибнет от моей руки. Не жалко было никого из братьев Черного Ордена.
Постепенно глаза привыкли к полумраку, и я начинал различать, что происходит. Дралось, наверное, более сотни человек. Турки, вооруженные кривыми саблями, итальянцы со шпагами. Монахи же с алебардами и шестами старались не лезть в самую гущу, оставаясь в стороне, но это было нелегко, и они все больше втягивались в побоище.
Турки теснили своих противников и, как казалось, действовали более успешно. Я и оглянуться не успел, а бой уже шел на ступеньках широкой лестницы, ведущей прямо к Залу Камня.
Я парировал удары, бил сам, колол, рубил. От моего удара эфесом по голове один из турок распростерся на полу, и тут же какой-то итальянец проткнул его насквозь. Ниже и ниже спускались мы. Вот сзади послышался треск – это вылетела дверь в священный зал. И вот я уже продолжаю бой там.
Здесь было просторнее, появилась возможность развернуться. Зал, как всегда, был озарен многочисленными свечами, спокойным фиолетовым светом полыхал извлеченный из тайника Камень Золотой Звезды. Странно, но, когда люди падали, били, рубили, во всей неразберихе и ужасе не видели ничего, кроме врага, и не думали ни о чем, кроме того, как бы убить противника, ни один человек не перешагнул очерченного вокруг магического камня трехметрового круга, будто тот был огорожен непроницаемой прозрачной стеной.
Света было достаточно, чтобы в промежутках между нападениями и отражениями ударов я мог высмотреть, что же здесь происходит и кто участвует в схватке. Вон брат Вампа с саблей в руке. А вон брат Арден. Долговязый, тощий, он удивительно сноровисто работал железным посохом, так что ветер поднимался вокруг, и никто не решался подойти к нему. А вон и сам аббат Карвен, всего лишь в нескольких шагах от меня, безоружный, забившийся в угол, но, несмотря ни на что, не утративший величия – достоинства и спокойствия. Его окружали монахи, не подпускавшие никого к Мудрому.
Я пробился в угол, где схватка была не такой ожесточенной, и перевел дух. Не похоже, что битва скоро выдохнется. Теперь самое время потолковать с Лагутом. А если повезет, то и с уважаемым братом Долкменом…
Найти их обоих было нетрудно. Вокруг них образовалось свободное пространство. Бились они друг с другом, и это, скажу вам", была отменная схватка. Турок довольно легко действовал сразу двумя ятаганами и при этом осыпал отборными ругательствами, иногда умудряясь своим писклявым голосом перекрывать шум драки. Брат Долкмен махал огромным двуручным мечом молча. Маска иронии и радушия слетела с него, и за нею открылся истинный хищник. Казалось, все чувства оставили этого человека, ни боль, ни страх не были знакомы ему никогда, а знал он лишь слепую, отчаянную жажду убийства. Оба были смелы и рубились, нисколько не заботясь о себе, движимые лишь стремлением поразить противника.
Лагут постепенно стал одерживать верх. Все-таки два ятагана, которыми он владел с одинаковым искусством, давали преимущество. У Долкмена уже появилась кровь на руке. Вот итальянец взмахнул мечом, не удержался на ногах и упал Он успел вскочить, но тут же получил удар по голове плашмя и снова оказался на полу. Турок размахнулся, шагнул к врагу, которого намеревался добить, но поскользнулся на крови и тяжело, как мешок с мукой, полетел на пол, при этом один ятаган вылетел у него из руки. Долкмен был уже на ногах. Точным, мощным ударом ноги он выбил второй ятаган у противника.
– Прощайся с жизнью, грязный евнух! – захохотал Долкмен каким-то нездоровым, неприятным смехом и занес меч.
– Стой! Я…
Что хотел сказать Лагут, мне никогда не узнать, поскольку это были его последние слова. Меч вспорол огромный живот турка. Долкмен на миг расслабился, а потом, довершая работу, еще несколько раз ткнул в бездыханное и уже мертвое тело…
На мгновение повисла тишина. Я думал, что смерть повелителя образумит янычар, но она только добавила им злости. Дрались слуги сатаны так ожесточенно, так остервенело, как мало кто способен. Ведь они были порождением и частичкой Тьмы, а что есть убийство и ненависть, как не ее орудия?
Казалось, ничто не в силах остановить резню и она будет продолжаться, пока последний из сражающихся не упадет, пронзенный насквозь собственным мечом, поскольку жажду убийства не утолить, а она разгоралась с каждой секундой.
