Любовь Пушкарева - Синто. Героев нет
Пошел ты на дикую территорию, со своими вопросами, и я опять ушла в темноту.
В третий раз это была леди Шур.
– Привет, генератор неприятностей.
Меня такое приветствие озлобило, я значит, генератор неприятностей, а Синоби милый уравновешенный мужчина.
– Малышка, больно на тебя смотреть – непривычно искренне и без подколки сказала Шур, и положила мне руку на лоб.
До меня донесся еле слышный голос:
– Поспорили, кто в лучшей форме, пошли в зал, никому не сказав, скользнула в полный боевой…
И опять по кругу эти три фразы, они доносились с тоненького браслетика леди Шур.
– Поправляйся, малышка – сердечный тон и вопросительный взгляд.
Я согласно махнула ресницами, Шур убрала руку со лба.
– Я к тебе еще приду, потом… – сказала она, выйдя из зоны видимости.
Потом… Потом пришла комиссия и я с трудом выдала им несколько фраз. Нет, претензий к лорду Синоби не имею, был тренировочный бой, случайно скользнула в полный боевой транс. Да, это моя вина, что не было свидетелей и секундантов. На этом все.
Из регенератора выпустили не через десять дней, а через четырнадцать. Навещала Шур, сказала, что комиссия никаких обвинений никому не выдвинула, только вынесла выговор Синоби за халатность, за то, что нет свидетелей и нет записи боя.
Все довольны.
А я не могу контролировать свое тело.
Любое упоминание об Аррене Синоби выбивало меня из себя, перехватывало дыхание от злобы и ненависти, и чем дальше, тем больше, Когда я была в регенераторе, еще не осознавая до конца, что же со мной произошло, я почти простила его. Но сейчас…Он ударил меня по лицу, не сорвавшись случайно, а запланировав дуэль. Он сделал со мной это, сделал из меня недееспособного урода.
При попытке выпить из стакана я могла три раза брать его и промахиваться, а потом пролить все содержимое на себя. Ноги просто не держали, могли предать в любой момент, сложиться, подвернуться. Ходить… Мое тело как будто вообще не знало что это. Это было ужасно, более чем ужасно, это было УНИЗИТЕЛЬНО. Из лучшей танцовщицы и хорошего бойца превратиться в нечто бестолково дергающееся, неспособное даже позаботиться о себе.
Каждый раз, когда тело отказывалось мне повиноваться, накатывали ужас и ненависть к Синоби, а еще ненависть к себе за слабость и чувство беспомощности. И справляться с этими эмоциями мне становилось все труднее.
Я никого не хотела видеть, и не хотела, чтоб видели меня. Но меня навещали, и Шур, и некст Грюндер, и даже лорд Ташин. Он с глуповатой улыбкой счастливого человека рассказал, что скоро у него свадьба, что много лет в него была влюблена коллега, а он не замечал, а тут вдруг заметил…. Он почему-то считал, что в этом есть и моя заслуга, уж не знаю почему. Ни у кого не возникало и тени сомнения, что скоро я стану прежней, и все будет, как было. Ни у кого, кроме меня. И, пожалуй, Синоби-Чеха.
Я рвалась домой в поместье, чтобы отгородиться от всех, поставив Эзру охранять мое одиночество.
Наконец меня отпустили. Брат хотел переселиться ко мне, чтоб ухаживать, но я смогла собрать все силы и убедить его, что в этом абсолютно нет нужды, зато он необходим беременной жене. И вот, Эзра приносит мне утром в спальню еду, вечером забирает полупустой поднос, а я провожу все дни, глядя на тень на стене, как она смещается и растет. Я почти не двигаюсь, и пока не двигаюсь, не вспоминаю о том, что произошло. Если б еще не было необходимости доползать до ванной комнаты…
Что-то сломалось во мне, что-то более серьезное, чем шея, ушли страх и даже ненависть к Синоби.
Не осталось ничего.
Даниэль
Я поспешил выполнить все поручения моего приемного отца, намеренно оттягивая встречу с Арой-Лин. Со Стилусами все прошло успешно, леди Шур получив кристаллы с пактом и информацией от лорда Викена, напрочь забыла обо мне, я не стал ее дожидаться и помчался в поместье.
У ворот меня встретил эконом Эзра, мрачный и постаревший.
– Извините, господин Ташин, но мы сейчас не принимаем гостей. Никаких, – сказал он мне.
– Что ж, хорошо, господин Эзра. Но я не гость, и уже не Ташин, а Викен-Ташин.
Старик потерял дар речи.
– Кристалл с записью о смене семьи у меня с собой, я еще не сдавал его в Администрацию Семей – добавил я.
Старик молча открыл ворота и показал на свой домик, я, скрипнув зубами, отправился за ним, хотелось поскорей увидеть мою заклятую половинку, а не общаться с экономом. Посмотрев запись, Эзра с рассеянным видом покивал своим мыслям.
– Господин Эзра… – сказал я с нажимом, хватит меня задерживать.
– Она больна – сказал он, пряча глаза.
Мир вокруг меня покачнулся, воздух стал плотным и отказывался входить в легкие.
– Что с ней? – просипел я.
– Она получила травму во время тренировочного боя. Были задеты двигательные нервы.
– Парализована!?
– Нет. Нет, не совсем.
– Эзра…
Тупая боль обручем сковала грудь, не давая дышать, и уколом отзывалась на каждый удар сердца.
– Она может двигаться, но, знаете, это как приживление, тело не слушается ее. Она должна двигаться! Тренироваться! – в его голосе послышались слезы и бессильная злость.
– Но не делает этого – прошептал он. – Лежит и не двигается.
И эконом отвернулся, пряча слезы.
– Как давно это случилось? И сколько времени она так лежит?
– Случилось тридцать… пять дней назад, а в поместье она уже четырнадцатый день.
Не помню, как я добежал до двери в спальню Ары-Лин, перевел дух и вошел. Она лежала, свернувшись на кровати, и смотрела на стену, как-то нехотя перевела взгляд на меня, узнала, в глазах мелькнуло что-то похожее на вину, и она опять уставилась в стену.
Я думал, что все самое плохое в моей жизни позади, я ошибался.
Подойдя к кровати, я без сил рухнул на колени.
– Почему? – прошептал я – Почему?
Вместо ответа, она попыталась вдавиться в подушку и спрятать глаза.
– Почему!!!! – я закричал сквозь слезы и схватив за плечи поднял ее.
– Отстань! Отстань от меня! – зло ответила она.
– Почему ты не борешься!? – я тряс ее так, что голова болталась.
Она набрала воздуху в грудь, как-то дернулась и… на лице проступила паника и ужас, сменившись полной пустотой. Тяжелой куклой она выпала из моих рук. Что это было?
– Ара-Лин – позвал я. Ни звука, ни движения. Если бы грудная клетка не шевелилась еле заметно, то подумал бы, что она мертва.
– Ара-Лин, жизнь моя, ну пожалуйста – шептал я – Я ведь сделаю все, чтобы помочь тебе, ты только скажи – я лег рядом и гладил бледную щеку.
– Уйди, Даниэль, просто уйди – было мне ответом.
– Ты ж знаешь, я не смогу без тебя.
Молчание.
– Вспомни об отце, о брате, что с ними будет? Как им нести твой позор? Род Викен выродился уже во втором поколении, некст Викен превратилась в растение!
Перекатилась, отстранившись от меня.
– Да, твой отец вернется к любимой дочери и что он увидит? Кого он найдет в своем доме? Как он будет смотреть в глаза своим коллегам-конкурентам?
– Заткнись, тварь! – в голосе злость и отчаяние – Нет мне дела! Плевать на всех!
– Почему? Ну почему, свет мой?
Расплакалась беззвучно, лишь спина подрагивала.
– Ты не поймешь. Никто не поймет – прошептала она – Любая боль лучше этого… Я ненавижу себя… И всех…
– Всех вас! – вскричала она – Я никому ничего не должна! Слышишь? Тебе и подавно! Я! Не могу жить! Не хочу!
Это не было минутной истерикой. Я ей поверил.
На следующее утро Эзра, принеся поднос с едой, увидел Ару-Лин на ее обычном месте, лицом к стене и меня скрутившегося на полу возле кровати. Ночь прошла как в тумане, мне было страшно рядом с ней, такой чужой и далекой, но еще страшнее оставить ее хоть на секунду. Поставив поднос, Эзра выволок меня из комнаты, затекшее тело не хотело слушаться, мне было все равно.
– Я думал ты расшевелишь ее! А не будешь подыхать рядом! Ничтожество! Ты же клялся сделать для нее все и больше, разве нет?
Слова эконома подсказали мне выход, который я безуспешно пытался найти всю ночь.
– Кристалл у вас?
– Да.
– Хорошо, пусть у вас и остается.
Теперь я знаю, что могу сделать для моей половинки, моей жизни и моей смерти, моей Ары-Лин. Вернувшись к ней, я отнес ее в ванную, она не реагировала, оставил ее там на несколько минут, тем временем перестелил постель и принялся выбирать ей одежду, что-то домашнее, но красивое. Времени прошло довольно много, и она сама вышла из ванной. Нет, не вышла – выползла, на четвереньках и при этом иногда падая. Мне достался полный презрения взгляд, ну что ты, солнышко, я еще вчера все понял, и без этой демонстрации. Еще вчера понял, что беспомощность и не способность контролировать свое тело – это то, что убивает тебя. Как жаль, что тебе не хватило силы бороться, как жаль, что ты сдалась. Я подхватил ее и отнес обратно в ванную, пустил воду, из Ары-Лин опять ушли все эмоции, сейчас это была просто кукла. Мы не сказали друг другу ни слова после вчерашнего, слова уже не нужны. Искупал ее, вымыл короткие волосы, мелочь, а все равно больно, она так гордилась длинными красивыми волосами, теперь вместо них – отросший ежик. Высушил волосы, постарался придать им форму, одел, от белья до домашних сапожек. Моя радость, моя жизнь, должна быть красива.
