Роман Глушков - Эпоха стального креста
Князь Сергей как в воду глядел – булыжники на его седую голову обрушились камнепадом. Я даже склонен к мысли, что имей Пророк в своем арсенале что-нибудь посолидней тихоходных гаубиц – и вероятность военной конфронтации на почве приграничного конфликта была весьма реальной. Но новая история ясно показывала бесперспективность войны с маленькими русскими княжествами. Представляя по отдельности довольно лакомые куски, все вместе они, объединившись, способны были смять любого агрессора как ненужный лист бумаги. А Пророк, хоть и чувствовал себя оскорбленным, желал продолжать пророчествовать себе в удовольствие без отвлечения на военные маневры, потому скрипя зубами отверг идею святого похода на Восток. Так что за пределы нот протеста, взаимного обвинения послов наших стран персонами нон-грата, бряцания оружием (впрочем, у русских это бряцание звучало намного звонче и убедительней) да некоторых торговых санкций дело не двинулось.
Больше всего князю Сергею досталось на ежегодном Совете Князей в Москве – благородная, но неосмотрительная в политическом плане выходка князя рикошетом ударила по остальным княжествам. Многие страшно обиделись на него, но нашлось и немало тех, кто чисто по-человечески понимал своего северного собрата.
Через полгода конфликт сам собой сошел на нет, однако эхо его ударяло о стены Петербурга еще долго. Злопамятность Пророка оказалась намного сильнее, чем все рассчитывали. Честно говоря, плевать я хотел на этого Пророка, если бы опять мы с друзьями не очутились вовлеченными в водоворот новых событий... Но это, кажется, называется «забеганием вперед»...
Жизнь текла своим чередом. Миновала зима, которая на севере России была совсем не той, к какой привык я в старушке Европе. Никогда еще мне не доводилось так мерзнуть и, коротая долгие зимние вечера у потрескивающей дровами печи с книгами на русском языке (к тому времени я уже неплохо и говорил, и читал, и писал на нем, а книг у русских даже здесь – в непроходимой глуши – было навалом), я вроде как вымораживал из себя воспаленные и иногда нарывающие остатки своего прошлого.
Зато весна компенсировала все с лихвой. Если зимой наши рейды вдоль границы по непролазным сугробам считались чем-то вроде наказания, то теперь – пока не появились вездесущие комары и зудящая мошкара – пребывание на природе доставляло мне неописуемый восторг, слегка остужаемый, правда, глубокими лужами талой воды.
В один из таких погожих деньков я нес вахту при дозорной вышке. Я стоял на смотровой площадке и, не отвлекаясь от наблюдения за горизонтом, слушал звенящие переливы многочисленных ручейков. Служба началась как обычно, однако перед обедом мой сменщик Леха прибежал на смену гораздо раньше положенного.
– Эй, Ломоносов, слезай-ка оттуда! Горохов освободил тебя на сегодня от наряда! – сообщил он мне, и при этом загадочная и слегка завистливая улыбка играла на его лице (Ломоносовым я был прозван по двум причинам: из-за неудержимой тяги к чтению, делавшей меня, по мнению новых друзей, сродни древнерусскому академику с подобной фамилией; и более прозаичной – мой нос, деформированный Циклопом из гордого прямого в изогнутый и в фас и в профиль приплюснутый набалдашник). – Поторопись – там к тебе кое-кто приехал!..
Круг моих посетителей был мизерным, если не сказать, что отсутствовал вообще, поэтому я попросил уточнения:
– Небось такой усатый скользкий тип из Петербурга?
Кто еще, кроме Михаила, мог здесь оказаться? Только ему по силам выпросить отпуск даже из подвалов Главного Магистрата...
– Из Петербурга, – подтвердил Леха, – но не усатый, не скользкий и никакой не тип! И я бы на твоем месте поспешил, а иначе наш изголодавшийся по бабам народ слюной изойдет – такой рыженький ангелочек там к тебе припорхал!..
Отделявшие мой пост от поселка три километра я пробежал, не чувствуя ног. Кэтрин! Возможно ли подобное с учетом того, что все мы сидим в своих углах словно привязанные? Кэтрин! Она преодолела расстояние в двести с лишним километров по бездорожью, чтобы увидеться со мной! Кэтрин! Ее руки я никогда не забуду, потому как именно их тепло послужило мне знаком, что вся эта безумная гонка наконец-то завершилась...
Кэтрин доставил в поселок наш продовольственный грузовик – единственное связующее звено между заставой и цивилизацией. Кто-то – наверное, Леха – указал ирландке мое скромное пристанище, и она дожидалась меня, сидя на лавочке возле двери. Пребывание на нашей новой родине явно пошло ей на пользу: Кэтрин похорошела, бледность исчезла с ее лица, и теперь оно светилось здоровым румянцем. Да ко всему прочему, богатая русская кухня слегка добавила девушке (именно в самую меру!) еще более привлекательной округленности в и без того идеально округленных природой местах.
Кэтрин величаво поднялась, снисходительной улыбкой оценила мой запыхавшийся вид и степенно – как и подобает уверенным в своей неотразимости женщинам – прошествовала мне навстречу.
– А что, разве бритва русскими еще не изобретена? – произнесла она, намекая на мою северную небритость, а после этого крепко обняла меня, прижавшись щекой к моей щетине, тем самым освежая мне память еще не забытым сладостным ароматом своего тела. – Здравствуй, отшельник...
Мы долго простояли так, не говоря друг другу ни слова, да и были ли они нужны нам сейчас?
– Твоя любимая тройня тоже рвалась тебя увидеть, – сказала мне Кэтрин через некоторое время. – У них в гимназии каникулы, но я не рискнула тащить их невесть куда, хотя, ты знаешь, им и не привыкать... Хозяйка, у которой мы проживаем, согласилась присмотреть за ними – она в прошлом гувернантка... Может быть, летом мы навестим тебя все вместе...
– Кто тебя отпустил? – все еще приходя в себя от такого неожиданного счастья, спросил я девушку. – Ты сбежала?
– Конечно! – ответила она так, словно это было вполне допустимым в нашем положении поступком. – С моим-то опытом беглеца и не вырваться из-за городских стен?..
– Тебе влетит!..
– Ну погрозят пальцем, покачают головой... если еще обнаружат. Это первое время русские следили за нами постоянно, а теперь раз в три недели наведывается один старичок, спрашивает, не нуждаемся ли в чем, и уходит. Хозяйка прикроет, коли он не по расписанию явится; состряпает какую-нибудь сказку, дескать, за продуктами вышла или еще куда...
Здравомыслие окончательно покинуло меня, когда мы с Кэтрин переступили порог и закрыли за собой дверь. Мне, совсем одичавшему в этой глуши, трудно было удержаться от такого соблазна, наполнившего атмосферу моего жилища чем-то неуловимым, но буквально сводящим с ума.
– Понимаю твою естественную реакцию, но, может быть, сначала поешь? – шепнула мне Кэтрин, пытаясь придержать мои чересчур расходившиеся руки, впрочем, делая это все же недостаточно энергично. – Я привезла там кое-что, а то вон как исхудал... И оголодал... Потом? Ну потом так потом...
Хотя погода и стояла уже теплая, по ночам еще довольно крепко примораживало и мне волей-неволей приходилось по вечерам растапливать маленькую, делившую избушку пополам, печурку. Но сегодня я напрочь забыл об этом. Мало того – даже висевшая под потолком керосиновая лампа с наступлением сумерек так и осталась незажженной...
– Когда ваш грузовик возвращается в Петербург? – спросила Кэтрин, из-за отсутствия в доме второй подушки использовавшая вместо нее мое плечо.
– Через семь дней... – нехотя ответил я, потому что не думал сейчас абсолютно ни о чем – огненная Саламандра изжарила меня заживо даже несмотря на то, что в комнате изо рта уже шел пар.
– Замечательно! – промурлыкала ирландка, прижимаясь ко мне покрепче под стеганым одеялом. – Нам с тобой о многом предстоит поговорить: о тебе, обо мне, о детях, о всех нас вместе... Кстати, я все жду, когда ты выполнишь свое обещание.
– Какое обещание? – встрепенулся я.
– Уже забыл? Вот мерзавец! – И Кэтрин пребольно ущипнула меня за бок. – То обещание, что ты дал в первый день нашего бегства! Ты сказал, что когда-нибудь расскажешь мне, зачем пошел на все это. Или и впрямь забыл?
– Такой был сложный день, что всего и не упомнишь, – попытался оправдаться я, а у самого перед глазами почему-то возник умирающий на мокром песке Карлос Гонсалес и его последние слова: «...будь ты проклят навеки, крысиный выкидыш...».
– Так вот, Эрик: обещание надо выполнять! – Голос Кэтрин звучал гораздо бодрее моего – очевидно, рыжеволосая и впрямь черпала энергию из одного только им – ведьмам – известного жизненного источника. – А иначе ты от меня с этой кровати живым не уйдешь!
И я с глубокой обреченностью понял, что на этот раз мне точно не отвертеться...
