"Фантастика 2024-49". Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Курилкин Матвей Геннадьевич
— Может быть… Нам нужно встретиться и поговорить.
— Назначайте время и место.
— Не сейчас… Я вам перезвоню.
— Хорошо, но не медлите, Борис.
— Альберт Игнатьевич, я хочу, чтобы вы крепко запомнили. Если вы получите книгу, то лишь из моих рук и по моей доброй воле.
— Я думал, мы это обсудили.
— Да. И передайте своим Джеймсам Бондам, если они вздумают снова навестить мою квартиру…
— Борис, как же мне еще…
— Передайте им, что книги здесь все равно нет, но пусть хоть дверь за собой запирают. До свидания.
Борис бросил трубку.
— Ты действительно думаешь продать ему книгу? — спросила Оля.
— Продать? Да что бы я стал делать с его миллионами? Нашла тоже Фрэнка Каупервуда… В нашей стране владеть такими деньжищами куда опаснее, чем любой книгой, хоть и самой колдовской. Но мне очень хочется во всем разобраться. Знаешь, может ведь и так получиться, что отдать книгу Монку — и в самом деле наилучший выход.
— Ты ему веришь?
— В чем?
— В том, что они оставят тебя в покое, пока ты сам…
— Ну… Скорее да, чем нет. Что им мешало подстеречь нас у подъезда, когда мы приехали?
— Да, но они забрались в квартиру!
— Это было раньше. И он сам признался. А зачем бы ему признаваться, если бы…
— Он еще сказал, что нужно спешить.
— Сказал… Но если я не посплю сейчас хотя бы несколько часов, спешить будет уже некому и некуда. Давай спать, Оля… До утра мы все равно ничего не сделаем.
— А утром?
— А утро вечера мудренее…
3
Несмотря на предельную усталость, ни Борису, ни Оле не удалось выспаться. Обоих преследовали кошмары, оба беспокойно метались в постели, терзая простыни. Рано утром оба уже были на ногах. Борис заваривал крепчайший чай, Оля сооружала нехитрый завтрак из найденных в холодильнике припасов.
— Ты что-нибудь придумал? — она поморщилась, отхлебнув термоядерного чая без сахара.
— Да. Мы едем к Верстовскому.
— К Верстовскому?
— Я рассказывал тебе о нем в поезде.
— А, твой дальний родственник… Выживший из ума старикан?
Борис кивнул. Да, он рассказывал ей… Но не все. Он умолчал о том, что произошло в подвале дома Верстовского.
— Он что-то знает… Правда, сначала он это отрицал, но потом проговорился. Я не стал тогда на него нажимать, потому что… Ну, не стал, и все. А теперь нажму.
— Но он же сумасшедший.
— Возможно, не более сумасшедший, чем мы с тобой.
— Ладно… Едем к нему, если больше некуда. А книга?
— Возьмем ее с собой.
— Ты не боишься возить ее с собой? Ее могут попытаться отобрать. Не Монк, так еще кто-нибудь.
— Я как раз боюсь ее где-нибудь оставить… Вот тогда могут прийти и забрать. Нет, с книгой я не расстанусь.
Вернувшись из кухни в кабинет, Борис извлек книгу из саквояжа и огляделся, ища, во что бы ее завернуть. На глаза ему попался старый номер «Санди Таймс», выпрошенный когда-то у приятеля из-за статьи о «свингующем Лондоне шестидесятых». Борис завернул книгу в газету и положил в полиэтиленовый пакет с ковбоем Мальборо.
— Вот так, — сказал он.
Машина Бориса стояла в маленьком закутке двора, где он обычно ее и оставлял. Похоже было, ее не пытались взламывать или проделали это очень деликатно. Бензина хватало; Борис вставил ключ зажигания в замок, и мотор послушно заурчал.
Дом Верстовского показался Борису еще более чужим в городе, чем в первый раз. Как и тогда, Борис дернул медную ручку звонка, и через несколько минут Верстовский отворил.
— Это снова я, Александр Николаевич, — сказал Борис.
— Вижу, — проскрипел старик далеко не любезным тоном и уставился на Олю. — Кто это с вами?
— Оля Ракитина, — кратко представил ее Борис, не вдаваясь в подробности.
— Я живу отшельником, гостей не слишком жалую… Но раз вы пришли, куда же деваться, проходите.
Верстовский проводил их в знакомую Борису комнату. Все трое уселись на неудобные жесткие стулья, пакет с книгой лежал у Бориса на коленях.
— Зачем вы пришли теперь? — без обиняков спросил старик.
— В прошлый раз, — ответил Борис, — мы говорили о моей семье…
— Вы говорили, — подчеркнул Верстовский. — А я, кажется, дал вам понять, что эта тема мне не очень-то приятна… Не угодно ли домашней настойки?
— Спасибо, нет. Александр Николаевич, я прошу вас рассказать нам все, что вам известно о моей семье.
— Зачем?
— Потому что… Мы должны узнать.
— А вам не приходило в голову, что иногда лучше и не знать чего-то?
— Для кого лучше?
— Для вас.
— Александр Николаевич, из пустого любопытства мы бы сюда не пришли. Это… Очень важно. Я прошу вас. Помогите нам.
Верстовский пристально посмотрел на Бориса, взором неожиданно ясным и проницательным. Некоторое время он молчал, затем перевел дыхание и произнес.
— Что ж, знать — это ваше право… Но хорошо ли вы подумали? Мне осталось недолго, я старик и скоро умру. А вы молодые, и вам дальше жить с этим бременем…
— У нас нет выбора, — проговорил Борис.
— Настолько это серьезно?
— Да.
— Что ж, — повторил Верстовский, — поверю вам на слово. Но все же настойку искренне рекомендую. Вы услышите… Довольно необычные вещи.
Борис переглянулся с Олей, она едва заметно кивнула ему.
— Давайте настойку, — согласился Борис.
На столе появились три рюмки, и старик наполнил их красноватой жидкостью из графина.
— Все, что я знаю, — заговорил он, поудобнее устраиваясь на стуле, — мне известно в основном со слов вашей бабки… Ну, и некоторых других, кто… Не думаю, что это имеет большое значение. Начать нужно с Елены Кординой и ее брата… А Елена Кордина — это была богатая женщина, сказочно богатая. То, о чем я расскажу сейчас, происходило в конце девятнадцатого века, где-то в девяностых годах. Священник, духовный пастырь Елены, уговаривал ее принять постриг, и она к этому склонялась. Тогда все ее деньги достались бы обители. А это не устраивало Владимира, ее брата. И он убил священника.
— Как он убил его? — спросил Борис с замиранием сердца.
— Подробности мне неизвестны. Кажется, инсценировал самоубийство или что-то в этом роде. Но обстоятельства этой смерти глубоко потрясли Елену. В ней произошел чудовищный надлом. Ее жизнь превратилась в беспрерывную оргию. Она вступила в кровосмесительную связь со своим братом. От этой связи родился мертвый ребенок… И с этим мертворожденным младенцем связана еще какая-то мрачная тайна. Нет-нет, не спрашивайте, я не знаю, какая… Вскоре после того Владимир Кордин исчез бесследно, и никто его больше не видел. Может быть, он просто скрылся, испугавшись разоблачения. А Елена вновь изменила образ жизни. Она уехала, жила очень аскетично и замкнуто, мало с кем общалась. Через несколько лет она вышла замуж, у нее родилась дочь, названная Серафимой. А еще через годы Елена и ее муж пропали.
— Пропали? — Борис стиснул рюмку в руке так, что едва не раздавил ее.
— Они катались на лодке по озеру и не вернулись. Поиски ничего не дали. Хотя озеро было небольшим и неглубоким, не нашли ни тел, ни лодки.
— Но этого не может быть, — сказала Оля. — Если даже они решили почему-то скрыться, лодку не могли забрать с собой!
— Девушка, вам угодно слушать или затевать гадания? — сухо осведомился Верстовский.
— Простите.
— Серафима была отдана в приют. Ее судьба в годы революции и гражданской войны неизвестна мне, но в середине двадцатых годов она вышла замуж за чекиста. У них была дочь, Анна. Чекиста расстреляли в тридцатом или около того. Серафима же…
Верстовский надолго умолк. Борис был вынужден напомнить о себе покашливанием.
— Да, Серафима, — очнулся старик. — Ее нашли мертвой на кладбище, в свежевырытой открытой могиле. Ее ногти были сломаны, руки все в крови. Это выглядело так, словно она всеми силами пыталась выбраться и не смогла, что-то помешало ей. Но что? Для молодой здоровой женщины не составило бы особого труда выбраться из узкой ямы с глубины всего двух метров. Там торчали корни, за которые можно было уцепиться… Переломов и вывихов у нее не было… Неясно и то, как она вообще оказалась на кладбище, где ей некого было навещать.