"Фантастика 2024-12". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
— Сейчас в приюте живут только четырнадцать одаренных учеников, — без остановки вещал Фабрис, ведя за собой гостей. — Преимущественно из Бельтеры и Освендиса. Впрочем, нам уже поступают заявки из Рикенаара. Сейчас мы способны принять еще шестнадцать человек, а после того, как возведем второе здание для учеников, сможем оказать гостеприимство еще трем десяткам. Недавно мы также получили две просьбы приютить сирот из Хайлигланда. Однако новое политическое положение… — ректор виновато улыбнулся, — несколько запутало ситуацию.
Демос, спрятав улыбку в уголках губ, заговорщически подмигнул Виттории, призывая ее принять решение самостоятельно.
«Приют, безусловно, со временем, получит протекторат государства. Но пока все зависит только от тебя, дражайшая. Покажи мне, что думаешь».
— Достопочтенный ректор, — обратилась гацонка, внимательно осматривая скромно обставленную, но оснащенную всем необходимым комнату, отведенную одному из воспитанников. Милое ромбовидное окошко, главная достопримечательность этого помещения, выходило на зеленый луг. — Из всех хайлигландцев Великий наставник отлучил от церкви лишь Грегора Волдхарда. Однако от тех, кто по-прежнему помнит о Криасморском договоре, взора не отвернут. Ведь так, лорд Демос?
— Конечно.
— И посему, если до вас, господин Фабрис, дойдет просьба о помощи из Хайлигланда, удовлетворите ее. Ибо Гилленай, последний сын божий, учил нас милосердию. Я лишь прошу сообщить мне имена этих несчастных сирот, дабы разузнать, при каких обстоятельствах они лишились родни.
«Как по нотам! А ты соображаешь, дорогая, и соображаешь хорошо».
— Как пожелаете, — поклонился ректор. — А теперь, когда мы закончили осмотр, не соблаговолите ли вы почтить своим присутствием праздничную трапезу?
Большой деревянный зал для трапез не сражал наповал роскошью убранства, но, тем не менее, производил благоприятное впечатление. Из открытых нараспашку окон с резными ставнями проникал мягкий вечерний свет. Легкий ветерок доносил с лугов тонкий аромат полевых цветов. Демоса и Витторию посадили во главе длинного прямоугольного стола, рядом расположился и сам Фабрис. Ученики робко ютились по лавкам, и воспитатели, пошикивая то на одних, то на других, призывали детей производить меньше шума. Демосу это не мешало, но наводило на не самые приятные размышления.
«Проклятье. За годы, что прошли с моменты смерти Фиеры и детей, я уже и забыл, как приятно слышать этот чистый звонкий смех. Заперся в своем кабинете, нюхал паштару и поигрывал в ужасного Горелого лорда, думая, что это поможет смириться с утратой. Но черта с два это помогло. Жизнь продолжается — так все мне говорили. Я не верил, но однажды сдался. Послушался их, начал что-то делать, устраивать собственную судьбу… Но почему, почему тогда каждый раз, глядя на Витторию, заговаривая с ней и проявляя малейшую заботу о ее нуждах, я чувствую себя предателем и клятвопреступником?»
— У нас заведено принимать пищу вместе, — пояснил ректор, заметив заинтересованный взгляд гацонки. — Но с оговоркой, что учебные вопросы во время еды не обсуждаются. Иногда мы приглашаем кого-нибудь из лучших учеников читать во время трапезы — тогда его кормят заранее, а он дает нам духовную пищу — этот обычай мы переняли из монастырей. На прошлой неделе, к слову, таким образом воспитанники осилили «О гордости и гордыне» Вендебара Сизийского. И, разумеется, наши порядки не предполагают лишения детей пищи в качестве наказания за провинность.
— Как же вы их наказываете? — спросила Виттория, устало потерев глаза. Фабрис не затыкался ни на секунду, и постоянная болтовня ученого мужа успела смертельно утомить знатную гостью.
— На свете существует масса способов! Однако практика показывает, что наиболее эффективным является уборка выгребной ямы.
«Ну разумеется. Длительное пребывание возле кучи дерьма заставит задуматься о смысле жизни и месте в этом мире кого угодно, кроме, пожалуй, золотаря. Особенно если ты — выходец из аристократической семьи. Стыд-то какой! Хорошо хоть, родители сироток не увидят этого позора. Не сомневаюсь, сей метод воспитания дает прекрасные результаты».
— Мне, определенно, нравится ваш педагогический подход, — Демос обернулся к слуге, поднесшему блюдо с ароматными сырами и подцепил ножом несколько тонких ломтей. — Но, надеюсь, что вам все же редко приходится прибегать к подобным мерам.
— Да, ваша светлость, — охотно кивнул ректор, взяв немного сыра с края большой деревянной тарелки. — Обычно удается призвать сорванцов к спокойствию дополнительной учебной нагрузкой. Кроме того, мы стараемся поощрять прилежание. Воспитанники и сами стремятся соблюдать дисциплину.
«Вовремя я вытащил тебя из Амеллона. Очень вовремя и, как сейчас понимаю, не зря. В университете тебе бы точно не дали возможности проводить свои педагогические эксперименты. Но лично я не против — делай что угодно, только не поубивай мальцов».
Внесли горячие закуски. Слуги, одетые в одинаковые коричневые ливреи, держа в руках подносы, с важным видом приблизились к столу. Лахель остановила выстроившихся в шеренгу подавальщиков и продегустировала каждое блюдо.
— Пригодно, — закончив рутинную процедуру, сказала телохранительница и отступила в сторону на пару шагов.
Взглянув на содержимое первого подноса, Демос жестом отправил державшего его рябого человека дальше, но второму приказал остановиться и схватил пару длинных сыровяленых колбас.
Все произошло слишком быстро.
Как только Деватон отвернулся, чтобы водрузить добычу на тарелку, слуга резко швырнул поднос в ректора. Раздался оглушительный грохот, Фабрис по-девчачьи взвизгнул от неожиданности. Демос вздрогнул и тут же потянулся за тростью, но был схвачен первым подавальщиком и поднят на ноги. Виттория попыталась добраться до лежавшего на столе ножа, но крепкий удар по лицу заставил ее опуститься обратно на скамью. Обмотанный вуалью головной убор свалился на пол, а черные кудри женщины разметались по плечам.
Третий слуга, шедший следом, уже боролся с Лахель. Телохранительница рявкнула через плечо что-то по-эннийски и вытащила из-за пояса кинжал — толку от ятагана в такой тесноте не было. Подобраться ближе к Демосу она не могла — мешали столпившиеся люди. От охранников тоже не было бы толку — они были далеко, а все могло закончиться в любой момент, и закончиться печально. Счет шел на мгновения.
Кто-то из учеников завопил, увидев обнаженную сталь. Воспитатели повскакивали со своих мест и наперебой призывали детей бежать к выходу. В дверях возникла давка, кто-то упал, и по несчастному пробежались десятки ног.
Не видя иных способов добраться до господина, Лахель прыгнула на стол, но один из убийц предугадал ее маневр и схватив за ноги, потянул назад. Эннийка рухнула и выронила кинжал. Оружие покатилось к другому краю стола. На пол посыпались тарелки, столовые приборы, черепки, гладкая столешница стала скользкой от пролитого вина. Перекатившись на бок, Лахель изо всех сил двинула ногой в промежность противнику, но угодила выше. Тот согнулся, но, вопреки ожиданиям телохранительницы, устоял на ногах. Он замахнулся на Лахель ножом, но она успела пригнуться и толкнула на него оторопевшего ректора. Фабрис взвыл, когда клинок убийцы рассек ему руку от плеча до локтя.
— Помогите, ради всего святого! Убивают! — орал ученый муж.
Улучив момент, Лахель вывернула запястье противника и резко потянула его на себя. Нож выпал из пальцев и брякнулся на пол. Телохранительница ударила убийцу лбом в переносицу — со всей силы, на какую была способна. Убедившись, что противник более не представляет угрозы, эннийка снова прыгнула на стол и прищурилась, ища Демоса в этой мешанине из тел, рук и клинков.
— Лахель! — она подняла голову на голос и увидела Витторию. Успевшая отойти от удара гацонка швырнула телохранительнице оброненный кинжал.
Эннийка ловко поймала оружие и ощутила привычную тяжесть клинка. На благодарности времени не было. Хуже всего дела обстояли у самого Демоса — один из нападавших удерживал его крепким хватом сзади, а второй надвигался прямо на канцлера, намереваясь нанести удар ножом с коротким лезвием, длины которого, однако, должно было хватить, чтобы причинить здоровью господина непоправимый ущерб.