Андрей Круз - Двери во Тьме
— В пятницу короткий день, в четыре грузимся в «пепелац» — в пять максимум я здесь, — выдал он полный расклад по времени.
— Нормально, — одобрительно сказал я. — Вот в пять и заедем, нормально? В семь уже в Сальцеве будем, к десяти будем в дрова. Годится?
— А то! — совсем оживился Кирилл.
— Ну давай, увидимся тогда.
Так, похоже, что Кирюху я просчитал. У него вечное желание праздника в жизни, но сама эта жизнь дает к тому мало возможностей. Я когда-то сам таким был — тоже все праздника алкал, пока пару раз не обнаружил себя в нехорошей ситуации, когда кто-то подтянул за спьяну данное обещание. А если я все правильно понял, то и создавать такую ситуацию Кирюхе не понадобится: можно будет все проблемы куда меньшей кровью порешать и с меньшими проблемами. Зачем себе карму портить зря? Не стану, пусть пока так побудет.
А Кирюха мне нужен, нужен. Кому чего, но лично в мою мозаику именно он должен принести последний кусочек.
Выбежав из общежития и забравшись в машину, с удовлетворением отметил, что кабина до сих пор не выстыла. Не возникло уже привычного желания выругаться, сжать зубы и отнестись к предстоящей поездке как к некоему обязательному испытанию стойкости. Ладно, хорошо, погнали дальше по списку важных дел.
Додж, скрипнув подвеской и перевалившись через низкий сугробчик, выехал на дорогу, оказавшись в хвосте у большого грузовика с углем, медленно плетущегося узкой длинной улицей, кое-как очищенной от снега. Грузовик дымил, чадил, натужно рычал двигателем и сыпал на дорогу угольной пылью через неплотно прижатый задний борт.
Обогнать его не получалось, но, к счастью, он вскоре свернул в какие-то глухие ворота, за которыми я разглядел котельную и немалые кучи все того же угля. Заодно вспомнилось, что комендант наш, Петр Геннадьевич, рассовал под двери уведомления о том, что собирает плату за уголь для котельной. Не забыть бы, чтобы потом не пенял. Завтра отдадим, после аэродрома, если погода летная. А если нелетная? Ладно, может, еще и сегодня успею.
До Больничного переулка доехал минут за десять, наслаждаясь теплом и продолжая строить всякие фантастические планы по обмену своего «кюбеля» на вот эту вот американскую благодать. На попавшийся навстречу гэбэшный джип с тентом посмотрел с оттенком презрения, видя, как кутаются в нем в тулупы три сидящих в кабине мужика.
Остановившись у знакомой уже общаги, в которой раньше жил Рома, сразу в дверь стучать не стал, а сначала обошел дом вокруг и заглянул во двор через щель между забором и полотном ворот, убедившись, что мой бывший «тазик» стоит, причем изрядно заваленный снегом. Похоже, что, несмотря на разрешение, тутошний комендант на нем так и не ездил, а если и ездил, то неактивно.
Дверь в подъезд открылась до того, как я в нее стукнуть успел. Уже знакомый молодой длинноволосый парень в меховой безрукавке поверх свитера сказал, усмехнувшись:
— Видел, как вы за забор заглядывали. За машиной? — спросил он, пропуская меня в подъезд и направляя в маленькую, сильно натопленную комендантскую.
— Завтра хочу забрать, — подтвердил я его догадку, расстегивая полушубок. — С товарищем заеду, чтобы перегнать. А что, сам не ездил?
— Да мне особо и некуда, я вообще домосед по жизни, так что для меня такая работа, — он обвел взглядом комнатку, — самое то, что надо. Сиди да книги читай.
— Ну и отлично. — Моя рука скользнула во внутренний карман дубленки, вытащив оттуда незапечатанный почтовый конверт, который я протянул парню: — Держи, это вроде как премия за сохранность имущества, если не возражаешь.
— Да? — удивился он, затем заглянул внутрь и присвистнул удивленно: — Это сколько здесь?
— Косарь. Нормально?
— Да ты что, спрашиваешь! Не надо еще какую-нибудь машину поохранять? А то мы запросто — как раз завтра местечко освободится.
— Другие столько не стоят, — засмеялся я.
— А я и за половину посторожу.
— Ладно, завтра обсудим. Ты же здесь весь день?
— И день, и ночь. Иногда отхожу ненадолго, тогда народ ключами своими открывает. Вы во сколько будете?
— Да в начале дня, пожалуй.
— Буду.
— Вот и отлично, — хлопнул я его по плечу. — Давай, до завтра, будь здоров.
Затем додж повез меня в порт, к Ивану. Вновь дорога через весь город, теперь уже проснувшийся и по случаю выходного дня оживленный, если суету возле магазинов и рюмочных можно считать оживлением. А вообще зрелище все равно унылое — все те же обшарпанные стены, облупившаяся штукатурка, невзрачная одежда на пешеходах и все то же постоянное ощущение тоски какой-то, что ли. Даже на пьяниц смотришь с пониманием — соображаешь, что вот им уже легче, мир вроде как чуть украсился. Тьфу, мля, ноги надо отсюда делать. Даже в Захолмье куда лучше: там хоть просто деревня, а тут и вправду отстойник какой-то, пропади он пропадом.
У крыльца хинкальной шла какая-то вялая пьяная драка, несколько мужиков то ли толкались, то ли обнимались, то ли растаскивали дерущихся — точно понять я так и не смог. Потом я свернул к реке, проехав мимо углегорского «Беверли-Хиллз», увидев ряд машин, выстроившихся за высоким решетчатым забором, за которым вальяжно прохаживался «упрод» в тулупе и с автоматом на плече, — явно из караулки, что у ворот, покурить вышел. Да, тут у них тишь да гладь.
У порта было по-воскресному тихо — даже той небольшой зимней суеты, какая здесь видна в будни, не было. Территорию тоже никто не чистил за ненадобностью, так что доджу пришлось демонстрировать «снегопроходческие» качества: насыпало уже хорошо. Стоящий на причале «шевролет» тоже был засыпан снегом, как избушка с новогодней открытки, а вот на палубе и крыше рубки «Вани-комсомольца» снега не было — явно Иван решил с лопатой размяться. И дымок из трубы валил вполне уютный, наводя на мысль о горячем чае, без которого общения с Иваном не бывает.
Но сначала я уверенно направился к Пашкину, разглядев следы у крыльца. И тот был на месте.
Бутылку я заранее приготовил, так что даже по дороге заезжать не пришлось.
— Капитану рейда! — бодро поприветствовал я хозяина кабинета прямо с порога.
— А, Володя, заходи! — явно обрадовался тот, откладывая газету, вставая из-за стола и протягивая руку. — Как оно дела?
— Да нормально, вашими молитвами, — все так же пободрился я, вынимая из сумки бутылку и выставляя на стол. — Не против?
— Не, щас не могу, — неожиданно пошел тот в отказ, но затем сразу разъяснил странные затруднения: — Открытая есть, давай ее добьем.
— А, это с радостью! — вполне искренне обрадовался я, прикинув, что так вполне можно уменьшить дозу, которую все равно придется принять внутрь.
