Герман Романов - Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»
«Не похож на отравителя сей лейб-хирург, не похож!»
– Зачем инструмент для бальзамирования подготовил? Кого потрошить собрался, эскулап?
– Вас, ваше императорское величество, – спокойно ответил Поульсен, глядя немигающими глазами прямо на лицо императора. Только лицо еще чуть побелело, но не лгал императору хирург, не лгал – иначе ложь бы легким туманом выбивалась. – В ночь на 29 июня мне велели инструменты для бальзамирования покойного императора, то есть вас, государь, подготовить. Я не сомневался, так как собственными глазами видел похоронный кортеж.
– Ага. А кто вам приказал?
– Ее светлость княгиня Екатерина Романовна, государь.
– Ага, – Петр был обескуражен честными прямыми ответами. Его детектор безмолвствовал – медик говорил правду. Петр в растерянности почесал переносицу, ему стало ясно, что лекарь тут не при делах.
А медик продолжал говорить:
– А вчера я понял, что стал жертвой чудовищной мистификации, и задал их высокой светлости княгине Екатерине Дашковой вопрос, для чего были те пышные ночные похороны.
– Ну и что ответила вам их светлость?
– Она загадочно улыбнулась и ответила одно. Я постараюсь в точности сказать ее слова. Они были такие – «Мы хорошо подготовились». Это все, что она сказала мне, ваше императорское величество.
– Ну что ж, – задумчиво проговорил Петр, – вы сказали правду. А потому свободны. Выпустите господина Поульсена на свободу. Как говорится, с чистой совестью. Но помните, пока не разрешу, из Петергофа не выезжать! Понятно вам?!
– Да, ваше императорское величество, – склонился перед ним в поклоне лейб-хирург мятежной супруги.
Петр ободряюще ему улыбнулся и, выйдя из комнаты, направился по длинному коридору в противоположный конец павильона, где у приоткрытой двери стояли на карауле трое постовых, вытянувшихся перпендикулярами. Петр им благосклонно кивнул и зашел в комнату.
На кровати сидела, понурив голову, молодая черноволосая красотка в порядком запачканном преображенском мундире. При виде императора она встала и чуть склонила голову:
– Я счастлива видеть вас, ваше императорское величество!
Петр малость охренел, глядя на улыбавшуюся ему женщину, с языка которой срывался легкий туман. Он в восхищении даже покачал головой – ну какова стерва, врет и не краснеет. Серьезный противник!
– А я как рад видеть, княгиня. После сделанных вами подарков мое искреннее желание увидеть вас еще больше усилилось.
– Каких подарков, ваше величество? – в недоумении выгнула красивые брови Екатерина Дашкова.
– Позвольте поблагодарить вас за репетицию моих пышных похорон. Утешили вы своего крестного отца, меня то есть, если вы подзабыли за молодостью лет. Вам ведь всего восемнадцать? Все очевидцы говорят в один голос, что эта затея вам особенно удалась! Но стоит заметить, что реальные похороны вызвали бы у вас исконное чувство гордости за проделанное!
– Я не понимаю, о чем говорит ваше императорское величество, – голос Дашковой сплошное искреннее недоумение, и Петр бы еще вчера мог бы поверить этой красотке.
– Понимаю, княгиня, истинная добродетель всегда анонимна. Но не в похоронах дело – театр этот нас пока не интересует. Вы, княгиня, и покойный граф Никита Панин свершили благое дело, и князь Федор Барятинский благодарен вам за те немалые денежные суммы, что вы ассигновали ему на уплату долгов. К некоторому сожалению, для вас, княгиня, разумеется, князю не удалось его предприятие…
– Государь, я не понимаю, о чем идет речь? Я не давала и не обещала князю Барятинскому никаких денег. Тут произошла какая-то ошибка! – Красотка вела себя достойно, отражая удар за ударом, вот только капельки пота на лбу выдавали ее напряжение.
– Ах, какая незадача! И Роджерсон, наверное, вам вот этот порошочек чудный не передавал, приправу отличную для моего стола? – Петр протянул ей пакетик. – Не желаете попробовать, отведать, так сказать?
Вне всякого сомнения, княгиня узнала отраву, так как сильно напряглась, но почти мгновенно оправилась. Достойный противник – таких не бить, а на месте убивать надо, без всякой пощады.
– Ваше величество, я не получала от Роджерсона ничего. Этот англичанин такой выдумщик…
– Ах, как вы милы, княгиня, – Петру окончательно надоел этот дешевый балаган, – от всего отмазались, никому веры не оставили. И про слугу своего ничего не сказали, что в Кронштадт письма некие отвез. Выражу вам сочувствие, вы лихо умертвили этим ядом своих любопытствующих родственников. Отца Романа Илларионовича и родную сестру Лизу. Добавлю только то, что они умирали в страшных мучениях, прочитав некое письмецо и порезавшись о некий футляр.
Этот удар застал княгиню врасплох, и она прикусила губу.
– Еще от вашего яду, князем Федором подсыпанного, четверо погибли, да еще одного слугу князь, для спокойствия своего душевного, зарезал. И у вас достойный сподвижник был, покойный гетман Разумовский, что две отравленные свечи мне в спальню тайком велел поставить. От них еще два человека погибли. И радостно мне на вас смотреть, княгиня! Прямо русские Борджиа какие-то, сеньора Лукреция – отравительница, отцеубийца, братоубийца и, слава Господу, неудавшаяся цареубийца. Удручающая репутация для молодой и красивой женщины, не находите ли? И не перебивайте меня, я вам еще не все сказал! – Петр осадил открывшую было рот Дашкову, которая наконец себя выдала. – Все вы понимали! И где ваша истерика, с которой вы должны были встретить известие о смерти любимого отца и не менее любимой сестры? Где крокодиловы слезы и обморок? Падайте же в него быстрее, княгиня, а то казак за дверью два ведра воды устал держать…
– Что вы говорите такое ужасное, ваше величество?
– Ужасны ваши деяния! Но я хочу спросить одно – для чего вам потребовалась сомнительная слава отравителя? Молчите? Тогда я сам за вас отвечу – власть! Вот одно, к чему вы стремились. Но вы просчитались. Моя супруга, годика через три, когда б на троне крепко утвердилась, вас бы отвела в сторону – на пост президента Академии наук. И сидели бы вы долго и грустно, и крыс с ручек бы своих приручили, хлебушком кормя, – Петр говорил почти правду, именно о таком будущем Дашковой он читал. А «почти» – потому как теперь у княгини будет совсем другое будущее.
– Ваше вел…
– Молчать! Я скажу о другом. Вы надеетесь, что я отнесусь к вам со снисхождением, как к женщине. Вы заблуждаетесь – если женщина влезла в мужские игры и принялась убивать, то относиться к ней надо как к мужчине, без всякой пощады. И жалеть я вас не буду! – сказав эти слова, Петр внезапно правой рукой ударил княгиню в живот, а левой добавил в челюсть.
