Авторов Коллектив - Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП)
Ведь он спал, а сны его всегда были темны.
Быстрее, чем хотелось бы Калебу, бронированный колосс подошел вплотную и теперь возвышался над ним, с интересом падальщика разглядывая тело у своих ног. Наклонившись, гигант своими твердыми, как кость, пальцами очистил от грязи воротник формы Калеба и вытащил наружу опознавательные жетоны.
— Лейтенант Калеб, ты слышишь меня? — в голосе говорящего звучала хладнокровная властность, и ему хотелось подчиняться.
Быть может, ещё не до конца проснувшись, Калеб не мог лежать спокойно, что-то беспокоило его.
— Ног не чувствую, — прошептал он, и слова отдались болью в пересохшем горле.
— Не думай о них, — ответил голос, на этот раз успокаивающим тоном.
Калеб моргнул замутненными глазами. Откуда-то доносился шум, напоминающий звуки дождя, но воздух был сухим и теплым, как возле электронагревателя. Вокруг слышались чьи-то голоса, и запах сильных контрасептиков перекрывал даже смрад от перепачканной формы лейтенанта.
— Мои люди, — пробормотал Калеб, к которому вместе с обрывками памяти вернулась тень былой настойчивости. Он вспомнил, как вел роту по нейтральной полосе, в последнем отчаянном рывке к вражеским траншеям, через минное поле, которого не оказалось на штабных картах.
— Святая Терра, мои ноги, — добавил он.
— Не думай о них, — повторил голос. — Вот, выпей это.
У губ лейтенанта появилась пластековая чашка, и кто-то запрокинул его голову так, что он вынужден был сделать глоток. Жидкость пахла так, словно прошла через восстановитель, но на вкус оказалась прекрасной, как ключевая вода. Калеб отпил ещё немного, но тут чашку забрали, и чьи-то крепкие, сильные руки усадили его на постели. Справившись с кратким приступом головокружения, лейтенант вновь заморгал, прогоняя из глаз мутную дымку.
Его постель находилась в помещении, напоминающем бомбоубежище. На рифленом потолке болтались осветительные полосы, а модульные стены из скалобетона были увешаны приказами о соблюдении правил гигиены и какими-то закрытыми шкафчиками. Их содержимое то и дело дребезжало, отзываясь на взрывы где-то вдали. Санитары в серо-голубой униформе прохаживались возле медицинских каталок, на которых лежали люди, все, как один, покрытые кровью и грязью. Они стонали, кричали, плакали и шептали, утопая в бреду медикаментозного сна. Калеб не знал никого из раненых, но их крики звучали знакомо, так же, как и у тех солдат, что умирали в его сне. То, что он вначале принял за капли дождя, оказалось осколками снарядов и комьями земли, тоже пришедшими из видений лейтенанта. Теперь они барабанили по железной крыше здания, и к ним только что добавился отчетливый перезвон пуль. Каждые полминуты, или даже чаще, рядом со стенами взрывалось нечто более мощное, чем прежде, заставляя всё внутри убежища сотрясаться.
Постель Калеба шаталась после каждого толчка, пока стоящий рядом гигант не сжал её поручень, без видимого труда удерживая каталку на месте. Только теперь, когда муть в глазах рассеялась, лейтенант смог рассмотреть бронированного колосса, и у него перехватило дыхание. Калеб попытался вскочить с кровати, но не смог, и в этот раз его подвели не только ноги. Лейтенант не чувствовал ни рук, ни груди, даже шея казалась полностью онемевшей. Он должен был стоять навытяжку или пластаться по земле перед одним из божественных Адептус Астартес, а вместо этого валялся в постели, да ещё вынуждал ухаживать за собой.
— Тише, лейтенант, тише, — произнес космодесантник своим успокаивающим голосом, исходящим из динамиков шлема. — В смертный час мы равно любезны Императору.
— Ты… Ты имеешь в виду, что я…?
— Ты страдаешь, брат. Прошу, выпей ещё немного.
Космодесантник вновь поднес чашку к губам Калеба. Беспомощный, как грудной ребенок, лейтенант подчинился и выпил столько, сколько счел нужным божественный воин.
Пребывая в глубоком замешательстве, Калеб попытался затем отыскать хоть что-то знакомое в снаряжении космодесантника. Силовая броня гиганта выглядела гладкой, как слоновая кость, её покрывали печати чистоты и свитки благочестия, а вот символ ордена на наплечнике оказался неизвестен лейтенанту. Это был красный крест, но каждый из лучей его словно раздваивался от середины, так, что в целом фигура больше напоминала четыре направленных к центру и касающихся остриями наконечника для стрел.
— Где я? — спросил Калеб. — Знаю, космодесантники сражались на моем участке фронта, но их перебросили куда-то. Никогда раньше не видел воинов из вашего ордена. Я не…
Лейтенант прижал ладонь к виску, ощутив прострел боли, и буквально тут же его рука безвольно упала на постель, а голова откинулась на твердую подушку. Мысли начали путаться.
— Не могу… Не могу вспомнить… — пробормотал Калеб.
— Мое имя Рафил, из ордена Госпитальеров. Я поклялся честью посвятить себя заботам о павших слугах Императора.
Лейтенант пытался ещё что-то прошептать, но уже не мог. Онемение дошло до губ и поднималось выше. Где-то в глубине души он ощущал страх, пытающийся вырваться наружу, но не находящий выхода. Доносящийся снаружи грохот сражения усилился, судя по отдельным звукам, дело дошло до рукопашной. Странно, но Калебу все это казалось каким-то далеким и неинтересным, словно разговоры взрослых ребенку, с головой закутавшемуся в одеяло.
Санитары всё так же спокойно обходили раненых, отключая генераторы, питающие оборудование поддержания жизни, вынимая катетеры из вен, отсоединяя капельницы. Тихий гул, которого Калеб раньше даже не замечал, постепенно стихал, пока не остался только отдаленный шум боя. Смолкли стоны умирающих. Не было больше слёз.
— Защищай паломников Императора до последнего, — произнес нараспев Госпитальер, пока санитары откладывали в сторону медицинские инструменты и брали орудия войны. Один из них раздавал лазганы, другой — батареи питания. Санитары заряжали оружие, устанавливали мощность выстрела на максимум и переводили отсекатели огня на стрельбу одиночными. Затем они вновь разошлись по убежищу, вставая напротив постелей умирающих.
Калеб хотел закричать, но всё, что ему удалось — вытолкнуть пузырек воздуха сквозь онемевшие губы. Санитары прицелились и выстрелили в головы раненым, точно между глаз. Испытывая ужас, странно искаженный под действием анестетика, Калеб тихо застонал, и космодесантник отошел от его постели, доставая болт-пистолет. На краях пластековой чашки, оставленной им на столике у изголовья лейтенанта, виднелся темно-серый налет.
— Спи, и да пребудет Император в твоих снах, брат. Незачем людям Империума гибнуть от рук еретиков, когда рядом есть Госпитальер, готовый отдать им последний долг.
Пол Керни
Последний воин
Муссонные дожди в этом году пошли рано, как будто сама планета накинула вуаль на свое обезображенное лицо. Даже скорчившись в бункере, мальчик и его отец слышали их шум, грозовой и всепроникающий. Однако в сравнении с тем, что было раньше, даже рев грозы казался почти тишиной.
— Он прекратился, — сказал мальчик, — весь этот грохот. Может, они ушли.
Мужчина сжал плечо сына, но ничего не ответил. У него было сухое, морщинистое лицо фермера — постаревшее прежде времени, однако жесткое, как стальная проволока. И взрослый, и мальчик похудели и осунулись, словно не видели воды и пищи уже много дней. Отец провел языком по растрескавшимся губам, прислушиваясь к звукам дождя, а затем взглянул на мигающее табло на панели коммуникатора.
— Скоро утро. Когда рассветет, я погляжу, что творится снаружи.
Мальчик крепче вцепился в него.
— Папа!
— Все будет в порядке. Чтобы выжить, нам нужна вода. Думаю, они ушли, сынок.
Он взъерошил сыну волосы.
— Что бы это ни было, оно уже позади.
— Может, они выжидают.
— Нам нужна вода. Все будет в порядке, вот увидишь.
— Я пойду с тобой.
Мужчина с секунду колебался, а затем кивнул:
— Ладно. Что бы там ни оказалось, встретим это вместе.
Летний рассвет в северном полушарии планеты наступил рано. Когда мужчина уперся плечом в дверь бункера, прошло не больше пары часов с их разговора. Тяжелая дверь из стали и пластобетона обычно легко и бесшумно поворачивалась на петлях, но сейчас ему пришлось бороться за каждый сантиметр. Когда щель расширилась настолько, что можно было просунуть руку, мужчина остановился и принюхался.
— Доставай респираторы, — крикнул он сыну. — Быстро!
Отец и сын натянули громоздкие маски, и их и без того тесный мирок стал еще меньше и мрачнее. Оба тяжело дышали. Взрослый закашлялся, с трудом втягивая воздух.
— Там какой-то газ, химическая дрянь — но он тяжелее воздуха. Просочился вниз по лестнице и скопился здесь. Нам надо подняться.
