Сергей Анисимов - За день до послезавтра
На выезде из базы, у внутренних ворот, у них весьма тщательно проверили документы. Наряд был «сдвоенным», все вооружены автоматами, штыки примкнуты. Один проверяет, двое контролируют водителя и пассажиров. Глупо для выходящей с базы машины, но после произошедшего будешь на воду дуть… Справку капитана боец прочитал внимательно и ничего не сказал, вернул. Время шло, но вся проверка заняла минуту, и они покатили дальше. Небыстро, потому что так была устроена дорога: толстые бетонные блоки, выложенные в шахматном порядке. С довольно широкими проездами, но все равно не разгонишься. Интересно, что так их положили лет десять или больше назад, – во время второй Чечни, вероятно. У внешних ворот, прямо перед будкой КПП, стоял бронетранспортер, ствол автоматической пушки был уставлен куда-то на город, в сторону девятиэтажки механико-технологического техникума. Несколько бойцов сидели на броне, еще несколько стояли редкой цепочкой у шлагбаума. Разошлись, подняли, молча пропустили тяжелый внедорожник и тут же сошлись за спинами снова: Судец наблюдал это в широкое заднее стекло, вывернув голову.
Мелькнул самодельный бетонный стенд с выпуклыми буквами, крашенными красной краской: «Авиабаза «Энгельс». Дальняя авиация». Плюс два косых флага по краям – триколор и гвардейский – и ничейная эмблема: земной шар, опоясанный инверсионными следами от трех взлетающих откуда-то из Антарктиды самолетов. Смотреть на эмблему было больно: у дивизии и у России в целом больше не было возможности поднять в небо три таких самолета зараз.
По совершенно пустой улице Колотилова они выскочили на улицу Расковой и помчались вперед. Уже через квартал, на углу 2-й Ленинградской, дорогу преградил импровизированный блок-пост: БМП-1 с бойцами в бронежилетах и с оружием. Вид у всех был злой: пара человек позволила себе уставить на приближающийся «УАЗ» стволы автоматов. Лейтенант дал по тормозам, машину чуть занесло, и они остановились в десятке метров от поднявшего руку офицера.
– Заглушить двигатель. Документы.
– Свои сначала!
Боец сбоку переступил на шаг, освобождая линию огня для еще одного, похожего на него, как бывают похожи две капли воды. Молодое лицо, злые, пронзительные глаза. Руки на рукоятях автомата не дрожали. Было видно, что он готов ко всему.
– Без глупостей, – предупредил офицер. – Руки на руль. Пассажиры, руки на виду держать!
– Пропуск видишь? – лейтенант за рулем ткнул пальцем вперед, где под основанием лобового стекла торчал узнаваемый во всем городе пропуск на территорию авиабазы.
– Пропуск я вижу. Документы мои на плечах и за спиной. И еще вон по сторонам стоят. Выходим из машины!
– Погоди, Лень, – буркнул второй лейтенант, показавшийся прапорщику постарше лицом и повыше ростом. – Лейтенант, мы штурмана 184-го полка. Наших машин… больше нет. Нас пустили в город на час, проверить семьи. Сказали… там плохо. Понимаешь? Документы у нас есть. Не тормози нас, пожалуйста. Нам правда надо. Мы туда, и сразу назад.
– С вами кто? – спросил безымянный офицер, переводя глаза на заднее сиденье. Спросил тем же тоном, но уже как-то иначе, – это почувствовалось.
– Э-э…
– Старший прапорщик Судец, 121-й полк. Техник авиационного и радиоэлектронного оборудования. Мне туда же…
Горло перехватило, и Судец с трудом сглотнул. Потерянных минут было жаль, – не затянулось бы еще на сколько-то.
– Полное название полка?
– Что? – не понял он.
– Я спросил полное название полка.
– 121-й гвардейский Севастопольский тяжелый бомбардировочный авиационный полк.
– Вы, лейтенант?
– 184-й гвардейский Краснознаменный Ордена Ленина Полтавско-Берлинский тяжелый бомбардировочный.
– Сколько именных машин в полку?
– Было восемь…
Офицер помолчал секунду. Было ясно видно, о чем он думает.
– Езжайте. По городу осторожно.
Левый лейтенант стукнул приоткрытой дверью и взялся за ключ.
– А что?
– Было всякое, – неясно ответил офицер, мотнув подбородком. Судец проследил за его движением, но ничего не увидел. Нормальная БМП-1 без опознавательных знаков и тактического номера. Отдельный мотострелковый батальон охраны. Очень не слабый. Что там такое было, в городе, что они так напряглись?
– Мы назад скоро.
В этот раз офицер ничего не ответил и отступил назад. Глухо взревел мотор, и машина начала разгоняться по асфальту. Один из бойцов проводил ее долгим взглядом, но ни рукой вслед не махнул, ничего.
– Прапор, – негромко позвал тот из лейтенантов, кто постарше. – У тебя пистолет есть?
– Нет, откуда же?
– Жаль.
Лейтенант помолчал, внимательно разглядывая ложащуюся под колеса улицу впереди и дома со своей стороны дороги. Машин на улице Расковой им не встретилось ни одной до самого угла со сходящейся улицей 148-й Дивизии. Здесь оказался пост ГИБДД – стоящий поперек дороги «Форд» с синей полосой по борту и два толстых гаишника с кургузыми автоматами, висящими у обоих поперек груди. Увидев военную форму и погоны, они только козырнули, становясь боком.
– Да-а… – протянул лейтенант, которого назвали Ленькой. – Ну ничего себе…
Дальше на дороге были и машины, и торопящиеся люди. Довольно много было «Скорых», все как одна с включенными проблесковыми маячками, но без сирен. В целом же город выглядел ничего, не так уж и страшно. Работали киоски и магазины – кто-то непрерывно входил в открытые двери или выходил, так же торопясь. По Рабочей они повернули налево, а там уже было рядом. Именно в этот момент Судец обратил внимание на то, что дома стоят с выбитыми стеклами. Сначала пустых, с мотающимися жгутами занавесок окон было немного, потом они пошли через два или через одно. Ближе к дому здания стояли уже совершенно голые, засыпавшие блестящими осколками все вокруг, а в одном месте он увидел осевший набок жестяной киоск, тоже с выбитыми стеклами. Выглядело это несуразно – у киоска будто подкосилась одна из стенок, и он стоял, пригнувшись к земле, будто избушка на курьих ножках в детской книжке.
Еще два квартала, и дом. Здесь довольно кучно располагались общежитие бессемейных летчиков и техников дивизии, две «точки» корпусов общежития квартирного типа. Почти рядом около пяти лет назад возвели две краснокирпичные девятиэтажки, в которых больше половины квартир выкупили Вооруженные Силы. Очередь «на улучшение жилищных условий» была, разумеется, почти безнадежная для не обремененного просветами на погонах и сияющими орденами старшего прапорщика, но его ценило командование, и у него были две дочки-близняшки, поэтому его двинули вперед. Именно здесь он прожил последние счастливые годы.
«УАЗ» остановился: лейтенант Леня дал по тормозам так, что непристегнутых пассажиров бросило вперед. Домов впереди не было. То есть не было настоящих домов. Одна покосившаяся, треснувшая «точка» стояла со срубленным наискосок углом, будто кто-то огромным топором отрубил кусок картонной коробки. Пространство вокруг представляло из себя невозможные, не бывающие никогда многометровые холмы из серого мусора. В небе стоял столб невесомой, хрустящей на зубах, лезущей в легкие цементной пыли. Кружились какие-то черные хлопья. Под ногами даже здесь, в сотне метров от ближайшего такого холма, бывшего утром многоэтажным домом, валялись треугольнички кирпичных обломков, фрагменты штукатурки, тонкие стеклянные полоски. Двигатель смолк, и теперь был слышен гул. Криков тоже хватало: толпа из, наверное, тысячи человек кричала, визжала, плакала на разные голоса. Кто-то четко и уверенно командовал хорошо поставленным мужским голосом. Гудела пара грузовиков, пытающихся проехать по слою мусора и буксующих, хотя их подталкивали сбоку и сзади. На относительно чистом пятачке земли пара солдат и еще кто-то из гражданских с видимым наслаждением избивали корчащегося под их ударами человека и при этом громко хэкали. Люди вокруг не возмущались и не протестовали – просто не обращали на происходящее внимания. Сотни рук растаскивали обломки битого кирпича и обрывки кровельного железа в разные стороны, но все это было похоже на возню муравьев над телом рухнувшего слона: громоздящиеся серые кучи были совершенно другого масштаба, чем вся эта толпа. И все равно был слышен гул: непрекращающийся почти беззвучный стон на сотни голосов, едва слышимо, но невыносимо для уха идущий из-под руин.
Увидеть и осознать все это заняло у старшего прапорщика секунду. Лейтенанты выскочили из машины, как две пружины, не позаботившись закрыть дверцы или обернуться на него. Он выскочил за ними, побежал вперед. У него была безумная надежда, что его дом, кирпичную многоэтажку, просто не видно через столб серой пыли, дыма и кружащихся хлопьев. Расталкивая людей, прапорщик обежал по широкой дуге остатки общежития бессемейных, пробился через несколько цепочек кидающих друг другу обломки мужчин и женщин, воя, побежал дальше. На него нашло какое-то непонятное косоглазие, и на бегу, задыхаясь и крича от ужаса, он с удивительной отчетливостью видел происходящее вокруг сразу с двух сторон.
