Алекс Орлов - Сокровища наместника
Дверь снова загрохотала, но на этот раз в ней открылось лишь небольшое окошко.
— Принимай суп, парень!
Мартин подошел к двери и взял кувшин с отбитой рукояткой, в котором была вода. Она давно протухла и имела болотный запах, но другую здесь вряд ли подавали.
— Спасибо.
— С новосельем!.. — поздравил его Борц и засмеялся.
— Да уж, — вздохнул Мартин.
— Тебя за что так отделали? Морда как старый башмак!
— Я не помню, как били, сначала дали по голове, а дальше не помню.
— Но было ведь за что, парень, просто так мордой по стене не возят и в Угол не запирают. Ты злодей? Убивал, грабил?
— Вор, — коротко ответил Мартин.
— Во-о-ор? — протянул Борц и понимающе кивнул. — У моего соседа в прошлый праздник на базаре кошелек сперли. Может быть, даже ты.
— Нет, в этот раз не я.
— Неважно. По-хорошему, всех вас надо взять да перевешать.
— Было уже, — грустно улыбнулся Мартин, но его улыбка вышла кривой.
— Что значит было?
— Сегодня вешали, да веревка оборвалась.
— Правда?
Борц снял форменный картуз и почесал макушку.
— Повезло тебе, парень.
— Ну, если можно так сказать, — пожал плечами Мартин и, не удержавшись, обвел взглядом свое узилище. — А что, подолгу у вас тут сидят?
— Не всегда. До тебя тут один три года протянул. И все. От воды задристал, но он еще долго продержался, другие и того не выдерживали.
— И все из-за воды?
— Нет, к воде многие привыкают. А вот зиму пережить трудновато. Холодно здесь, отопления нету.
— А как же вы?
— Мы угли в ведерке приносим. Поставишь под стол, и вроде ничего. А вот арестантам худо приходится.
— Ну, а те, кто не помирает от воды и холода, подолгу сидят? — осторожно осведомился Мартин, все еще лелея какую-то надежду.
— Не то чтобы долго, но — бессрочно. У нас в Углу других не держат. Угол — это Угол.
— А как насчет соломы, господин Борц?
— Я тебе не Борц, я друзьям Борц. Долбундину и прочим — Беренцборц, а тебе — господин надзиратель. Понял, крыса тюремная?
— Очень даже понял, господин надзиратель, — ответил Мартин, верно выбирая тон.
— Молодец. Тогда первый совет — если будешь пить воду как есть, по осени тебя закопаем.
— А как же быть?
— Совет второй — поссы в нее, и пусть постоит полдня. Как даст осадок, можно пить. При такой воде полгода запросто вытянешь. Есть другой способ — для брезгливых. Просто взбивать палочкой — я тебе принесу, если захочешь. Когда гнилую воду долго взбиваешь, они пеной отходит и тоже дает осадок. И тоже полгода протянешь по-любому.
— А как же тот, который три года прожил?
— Молодец, арестант! — расплылся в улыбке Борц. — Все-то вы, ворюги, примечаете. Так вот, тот бросал в кувшин камешки. Вон от той стенки небольшие отламывал и бросал. Говорил, будто они гадость опрелую из воды вытягивают, вроде даже вкус меняется. Сам-то я не пробовал, поэтому только с его слов и передаю.
— Спасибо за совет, господин надзиратель. Этот способ получше других будет.
— Я тоже так думаю.
— Так как насчет соломы?
— Солому меняют раз в год осенью.
— Так ее здесь, считай, совсем нет, — указал рукой Мартин.
— Ну как же нет? Там она, у стенки. Ты ее в кучку собери, и будет тебе подушка. До осени и так дотянешь, одежку-то на тебе оставили, а других, бывает, в одних усах и бороде притаскивают, да еще крепко битыми. Так что тебе, считай, очень даже повезло. Соломы нет, зато и блох в ней не имеется. На южной стороне камеры потеплее, так там блохи арестантов до смерти заедают.
— А почему блох нету?
— Так ведь — свежо! Сам разве не чувствуешь? А зимой еще как свежо, все блохи разом вымерзают, сколько ни заводи. Вот так-то.
Видно было, что надзиратель соскучился по общению, и Мартин подумал, что он тут на этаже единственный узник.
— Здесь, наверное, мало арестантов, господин надзиратель?
— Почему же мало? С тобой пятнадцать будет.
— Стало быть, есть с кем поговорить?
— Да о чем говорить-то? Это ты пока свежий да здоровый говорить будешь, а потом… — надзиратель махнул рукой. — Ладно, располагайся пока. Привыкай. Сегодня жратвы тебе не будет, ты пока сам по себе, а уже завтра получишь баланду.
— На завтрак? — спросил наивный Мартин.
— На завтрак, обед и ужин. Здесь один раз кормят.
15
Прошел год, в котором у Мартина случилось мало чего хорошего.
Кое-как он освоился с местной водой, научившись улучшать ее с помощью камешков, и это работало, хотя первые три месяца его мучил понос.
Он научился, не морщась, есть баланду, которая часто напоминала вкусом воду от вымоченных старых ботинок. Правда, в ней было достаточно соли и обязательно лежал кусок хряща или жилы, и их можно было пожевать, размяв зубы. Однако основным калорийным блюдом был кусок хлеба — обычного крестьянского с добавлением проса. Его Мартин растягивал на весь день, создавая, таким образом, иллюзию трехразового питания.
Кое-что подбрасывал надзиратель Беренцборц, с которым Мартин научился ладить. Это оказалось совсем несложно, нужно было лишь вызвать его на разговор и слушать.
Надзиратель рассказывал о своем детстве, о жене и двух детях. Об этой службе, которая прямиком вела к ревматизму. А еще он принес Мартину свежей соломы — значительно раньше осени. И это было очень кстати, поскольку от холодного пола понос, вызванный гнилой водой, только усиливался. А так Мартин связал себе матрас, а потом даже крышку для отхожей ямы, и в его узилище появился какой-то уют.
А уж когда он связал из соломы ставню, которой, если забраться на балку, можно было закрыть окно, он почувствовал себя по-настоящему готовым к зиме и благополучно ее пережил, хотя несколько раз по утрам находил в кувшине кристаллики льда.
По совету того же Борца Мартин стал приучать себя цепляться за балку руками или ногами, выдумывая разные упражнения.
— Тебе надо разгонять кровь, парень. Так ты протянешь дольше.
— Ты всем даешь этот совет?
— Всем.
— И что, помогает?
— Не знаю. Если фильтровать воду кто-то пытается, то лезть на балку не хотят, поэтому мы их тут быстро выносим.
После того, как отношения Мартина с Борцем более-менее наладились, надзиратель стал интересоваться жизнью арестанта, выяснять, как он дошел до такой жизни. А когда Мартин начинал рассказывать, увлеченно его слушал, опершись подбородком в сложенные в раздаточном окошке руки.
Одним словом, к концу своего годичного пребывания Мартин уже хорошо ориентировался в тюремной обстановке, знал, сколько в замке этажей, примерное количество узников и количество лет, которое они здесь выдерживали. Перспективы были безрадостными, и он часто думал о побеге. Однако как тут сбежишь, если через единственное окошко можно выбраться только на отвесную стену на высоте пятого этажа. В Лиссабоне даже доходные дома не были такими высокими — только три этажа и чердак.
