Артем Каменистый - Возвращение к вершинам
Лучникам и единственному арбалетчику больше ничто не угрожает. Никто не собирается их атаковать. Но и дикари еще не сломлены окончательно. Пятятся неохотно, явно не собираются сломя головы мчаться до спасительного леса. Такое с ними часто бывает: наскочат, огребут слегка или даже не слегка — и бегом назад на полста шагов. Залижут там раны, обсудят подлость и никчемность землян — и опять рывок вперед. И такое может повторяться несколько раз.
Чтобы сломить их психологически, надо не давать ни минуты покоя. Не стрелками с дальних дистанций беспокоить, а давить сразу, всей толпой, чтобы мчались от шеренги копейщиков, жалобно хныкая, будто обиженные детишки.
Ваксы не успели сделать остановку, как вынуждены были попятиться дальше. Дикари при этом орали на все лады что-то обидное, один даже плеваться начал в сердцах, но после того как получил стрелу в глаз, риторика его высказываний радикально изменилась. Решил, что с него хватит, — печально завопил на всю долину, бросил палицу, развернулся и, прижимая ладони к ране, без оглядки помчался к опушке спасительного леса.
Для прочих это стало сигналом, по которому надо как можно быстрее покинуть поле боя, и они все до единого припустили следом.
— А ну стоять! — брызжа слюной заорал Паша, размахивая своим чудовищным мечом. — Стоять, сказано!
Дикари, естественно, не послушались, дружно скрылись в зарослях. Зато послушался Рогов, остановился, продублировал Пашу, но уже обращаясь к своим:
— Да стойте же вы! Все, стоять! Не лезем! В дебри не соваться! Нарвемся!
Дикари испуганы, изранены, кто-то из сильно пострадавших или озлобившихся может остаться в кустах, надеясь, что его там не заметят, или, наоборот, с нехорошим умыслом притаившись на пути погони. Стычка прошла без потерь, не надо испытывать судьбу, в таких зарослях держать строй невозможно. Очень неудобная для боя опушка.
Ребята развернулись, бой перешел в избиение израненных дикарей. Те совсем плохи, сопротивления почти не оказывали. В подобных ситуациях нередко случалось, что ваксы даже благодарили за милосердный удар. В их примитивном обществе калеки — хуже мертвецов. Племя обычно избавлялось от такой обузы, а если и оставляло, то инвалид пребывал на последних ролях. Что-то вроде всеми презираемого животного.
Тот случай, когда смерть милее жизни.
Рогову дальше командовать не пришлось. Народ и без указаний знал что делать: собирали стрелы и трофейное оружие; обшаривали тела на предмет полезных вещей; возбужденно переговаривались, взахлеб обсуждая происшедшее.
И тут все затихли, дружно развернувшись в сторону склона, у подножия которого растворились в зарослях сбежавшие дикари. Где-то высоко среди сосновых дебрей кто-то закричал, яростно и столь сильно, что по долине многократно прокатились отзвуки эха.
Крик повторился через несколько секунд, но на этот раз его подхватило не меньше десятка глоток. А когда раскаты эха почти стихли, он возник вновь: ровный, страшный, ревущий.
Избежавшие смерти ваксы добрались до соплеменников, и те, узнав о происшедшем, выразили свое негодование диким ревом.
И, судя по мощи дикарского хора, этих соплеменников было много. В несколько раз больше, чем бойцов в отряде Рогова.
Глава 4
Еще шаг. Еще. Нога с трудом находит норовящую ускользнуть опору. Эта часть холма сложена из тех пород, которые Сфен называл нехорошими словами: аргиллиты и алевролиты. Киря, умничая, выражался более понятно — глинистые сланцы. Дрянь камень, из него невозможно выколотить приличный булыжник, на россыпи пластинок разбивается. Под действием воды, перепадов температуры и прочих поверхностных факторов этот слоистый монолит разложился до мелких плиточек, которые текучестью немногим уступали песку пустынных барханов. Жесткая трава лишь в отдельных местах сумела укорениться, на большей части своей площади склон голый и готов мгновенно поплыть под ступней при неудачном шаге. Ты услышишь шуршание, а потом съедешь вниз, потеряешь равновесие, покатишься. И если не успеешь ухватиться за подвернувшийся надежный стебель или руку товарища, в лучшем случае отделаешься синяками и ссадинами.
Если сломаешь ногу, тебя, увы, здесь и бросят. Об этом условились еще в самом начале, когда оценили силы преследователей. Ваксы бегают не так быстро, как люди, но ходят с такой же скоростью. К тому же они очень выносливы и могут с утра до вечера обходиться без привалов. Присел над подвернувшимся по дороге ручьем, хлебнул воды — и шагай дальше. Людям выдерживать такой темп нелегко, а если появится покалеченный, которого придется нести, станет совсем худо. Дикари их легко догонят, после чего погибнут все, шансов в такой битве у землян не предвидится.
По первому хоровому крику трудно было судить, сколько именно ваксов собралось в районе тотемной поляны, но каждому понятно, что расклад в пользу волосатых. А когда при попытке возвратиться назад по своим же следам издали разглядели преследователей, стало очевидно, что все куда хуже. Если не сотня, то пятьдесят точно будет. Слишком большая толпа для дикарей, им нет смысла собираться такими оравами в мирное время. Ну разве что на праздники или для каких-то групповых церемоний, связанных с их зачаточной религиозностью.
Проклятое капище с деревянными тотемами — вот из-за чего их так много. Другие причины в голову не лезут.
К счастью, местность в тот момент была на стороне землян: они могли наблюдать за ваксами, преодолевающими скалистую кручу, что стискивала русло ручья, а у тех не получалось их рассмотреть среди зарослей. Знай людоеды, что до преследуемых так близко, — ринулись бы вскачь. И плевать, что бегают они похуже человека. Зато выносливость позволяет держать скорость на больших дистанциях, а в отряде Рогова далеко не все смогут в этом с ними сравниться.
Тогда до ваксов оставалось не больше полутора километров. Рассматривать их могли лишь бойцы с очень хорошим зрением, да и то без деталей — сказывалось расстояние и мешающие заросли. Даже количество определили очень приблизительно.
С тех пор прошло несколько часов, и все это время преследователи на глаза не показывались. Отстали? Вряд ли: ходоки они отменные, каждый первый у них следопыт; судя по тем воплям, очень злы за дневную трепку. Приблизились? Но насколько?
Дело уже клонится к сумеркам, а там и темнота спустится. Шагать по бездорожью ночами противопоказано. Можно на ровном месте ногу подвернуть, а тут такие холмы, что впору уже горами называть.
Положение усугубляется тем, что местность совершенно незнакомая. Избегая сокращения дистанции, Рогов принял решение не следовать по знакомому руслу, так как чуть дальше оно давало огромный изгиб, который дикари могли срезать по кратчайшему пути. Уж они-то должны здесь знать каждый намек на тропку, а землянам пришлось бы спрямлять дорогу по непролазным кустам.
