"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей
Он неспешно направился вдоль улицы, внимательно разглядывая витрины магазинов и быстро понял, что слово «витрина» в данном случае было явным преувеличением. Чего-то существенного за пыльным стеклом обычно не наблюдалось – пара старомодных манекенов с отрешёнными лицами, демонстрирующих безнадёжно устаревшую одежду, картонные коробки с каким-то таинственным содержимым, и обязательно табличка, гордо сообщающая, что сегодня «Товар дня отсутствует». Михаил невольно улыбнулся этому абсурду, уже забыв, как сильно подобные вещи в своё время выводили из себя, а теперь воспринимая всё это скорее с ностальгическим, чуть снисходительным интересом.
Очереди казались отдельным явлением советской жизни, достойным изучения не меньше, чем антропология или философия. Михаил внимательно рассматривал длинные, извивающиеся вереницы людей у гастрономов, аптек и даже киосков с газетами. Здесь стояли все: пожилые женщины с авоськами и усталыми взглядами, мужчины с серьёзными лицами, словно ожидали здесь каких-то важных решений своей судьбы, молодые мамы с капризничающими детьми и студенты, изнывающие от скуки и привычной беспомощности перед этой неумолимой реальностью.
Михаил невольно замедлил шаг, вслушиваясь в обрывки разговоров и фразы, полные повседневной безнадёжности и терпеливого ожидания:
– Говорят, масло завезут завтра утром, главное не проспать…
– А колбасу обещали в четверг, если начальник склада опять что-нибудь не придумает…
– Да разве это очередь? Вы в прошлом году за мандаринами на Новый год стояли? Вот то была очередь, настоящий подвиг!
Всё это звучало настолько абсурдно и одновременно так правдиво, что Михаил снова ощутил внутри странное, почти щемящее чувство ностальгии, смешанное с желанием рассмеяться. Мир, в котором он вновь очутился, казался одновременно и дико смешным, и трагично нелепым, и чем дальше он двигался, тем острее это ощущение становилось.
Проходя мимо домов, он внимательно рассматривал плакаты с лозунгами, словно специально развешанными по всему городу, чтобы поддерживать в людях нужный градус оптимизма. «Пятилетку за три года!», «Экономия – норма жизни советского человека!», «Труд – основа социалистического быта!» – эти призывы висели на стенах домов, гордо смотрели со стендов и витрин, будто напоминая прохожим, что только благодаря их самоотверженному труду жизнь вокруг становится лучше и веселее. Михаил невольно усмехнулся, чувствуя абсурдность всего этого, словно реальность была большой сценой, на которой разыгрывалась трагикомедия с участием миллионов человек, не подозревающих о своей роли.
Наконец он подошёл к местному универсаму и, решительно вздохнув, шагнул внутрь. И сразу понял, что вступил в другую реальность, гораздо более суровую и тревожную, чем то, что он видел на улице. Здесь царила атмосфера тяжёлого ожидания и лёгкой нервозности, свойственная местам, где всегда чего-то не хватает. Михаил осторожно прошёл вдоль пустоватых полок, на которых сиротливо стояли банки с тушёнкой и консервы с неопределённым содержимым, аккуратно расставленные так, чтобы скрыть зияющие пустоты торговых площадей.
Зато перед молочным отделом выстроилась длинная, контрастно плотная очередь. Люди в ней стояли с каменными лицами и почти не разговаривали. Михаил встал в конец очереди, пытаясь вспомнить, как правильно себя вести в такой ситуации. С лёгким недоумением он почувствовал, как постепенно погружается в давно забытую атмосферу напряжённого ожидания, столь естественную для советского человека начала восьмидесятых. Он внимательно прислушивался к разговору перед собой, пытаясь уловить хоть какую-то полезную информацию о текущей реальности:
– Сметана-то сегодня свежая или опять вчерашняя?
– Да кто ж её знает, лишь бы вообще досталась…
– Кассирша Люся опять недовольная, кажется, вчера с мужем поссорилась…
Эти обрывки бытовых диалогов звучали для Михаила музыкой давно забытой жизни, наполненной мелкими, но значимыми событиями, которые теперь приобретали новое, гораздо большее значение. Он ощутил первый настоящий культурный шок от того, насколько сильно отличается этот мир от того, к которому он привык за долгие годы достатка и комфорта.
На мгновение Михаил растерялся, чувствуя себя здесь чужаком, человеком из другой эпохи, который должен был осторожно, шаг за шагом, заново осваивать правила поведения в этом странном, наполненном противоречиями мире. Ситуация была настолько нелепой и абсурдной, что он чуть не рассмеялся вслух, привлекая на себя недовольные взгляды людей в очереди. Поспешно отвернувшись, он уставился на прилавок, стараясь выглядеть максимально спокойно и привычно.
Именно в этот момент Михаил понял, что его новая жизнь не будет простой прогулкой по знакомым местам и воспоминаниям. Каждый шаг здесь потребует осторожности, каждое слово и действие должно быть продуманным и выверенным, чтобы не вызвать подозрений и не разрушить ту хрупкую возможность, которую дала ему судьба.
Окинув взглядом очередь и пустые полки универсама, Михаил тихо улыбнулся, внезапно осознав, что перед ним открывается огромное поле возможностей, где каждая мелочь может стать важным стратегическим элементом. Теперь ему оставалось только набраться терпения и осмотрительно двигаться вперёд, используя своё уникальное знание будущего, чтобы не просто выжить, но и преуспеть в этой невероятной, абсурдной, но по-своему такой родной и знакомой советской реальности.
Очередь неумолимо двигалась вперёд, и Михаил с каждым шагом чувствовал, как учащается его пульс, как сердце начинает отчаянно колотиться в груди. Ему почему-то казалось, что все вокруг прекрасно понимают, что он здесь чужой, что его место вовсе не среди этих людей, привычно и терпеливо стоящих за очередной порцией советского дефицита.
Когда наконец дошла очередь, Михаил с наигранной уверенностью произнёс кассирше:
– Мне бы, пожалуйста, молока и батон…
Кассирша, уставшая женщина средних лет с волосами, собранными в тугой пучок, посмотрела на него с каким-то снисходительно-равнодушным выражением и молча отложила в сторону батон и бутылку молока с пожелтевшей бумажной пробкой. Михаил полез в карманы, чувствуя, как его пальцы начинают судорожно шарить, пытаясь нащупать мятые рубли и мелочь, которые он там вроде бы видел утром. Внутри у него нарастала паника, от которой голова начинала кружиться и руки становились неловкими, как у подростка на первом свидании.
За спиной послышалось недовольное шипение и тихий ропот, сопровождаемый раздражёнными вздохами и короткими репликами, которые Михаилу показались громкими и болезненными, как удары барабана:
– Сколько можно копаться!
– Совсем молодёжь обнаглела, никакого уважения…
– Да дай ты ему денег, что ли, может, нищий какой?
Наконец Михаил извлёк на свет помятые купюры и мелочь, поспешно сунул кассирше и с облегчением схватил пакет с покупками, стараясь не смотреть в глаза стоявшим за ним людям. Он быстро вышел на улицу и, оказавшись на свежем воздухе, облегчённо вздохнул, чувствуя, как по спине медленно стекает холодный, липкий пот.
На него накатила странная волна горечи и ностальгии. В памяти невольно всплыли воспоминания, как когда-то давно, будучи совсем юным студентом, он точно так же терялся в подобных ситуациях, чувствуя себя неловко и растерянно. Но теперь это ощущение приобрело другой оттенок, будто это была не просто растерянность, а своеобразный сигнал, предупреждение о том, что ему необходимо гораздо быстрее привыкать к правилам игры, которые здесь установлены давно и крепко.
Михаил медленно двинулся в сторону общежития, стараясь держаться уверенно и спокойно, хотя внутри у него всё ещё бушевала тревога. Он внимательно смотрел на прохожих, ловил фрагменты разговоров и вдруг осознал, что каждое услышанное слово, каждый взгляд и даже жест теперь могут иметь для него большое значение. Привычная когда-то картина жизни теперь воспринималась им совершенно иначе, наполненная новым смыслом, будто он впервые надел очки после долгой жизни в размытом и неопределённом мире.
