Александр Токунов - Чистилище. Забытые учителя
На внутренних уровнях бункера поддерживалась нормальная атмосферная влажность, предельная сухость была необходима только на уровнях, непосредственно близких к выходам на поверхность и переходным туннелям, в которых была высокая влажность.
Отец рассказывал, что в остальных анклавах максимальная сухость поддерживается во всех секторах, кроме так называемого Правительственного, где обитает правящая элита анклавов. Такая паранойя приводила к тому, что бронхиты и прочие лёгочные заболевания становились повальными. Тут стоило ещё раз похвалить здравомыслие Константина Фёдоровича, которое уберегло общину бункеров от подобной напасти.
Володька прошел на кухню и увидел мать, стоявшую у небольшой электрической универсальной жарочной панели – встроенная бытовая техника, наравне с биометрическими замками, была одним из остатков былой роскоши ВИПа.
Сын чмокнул Ольгу в щёку и принялся расставлять тарелки на столе, в то время как Ольга разливала суп. Из небольшого холодильника тут же появились хлеб и топлёное масло, которое было огромной редкостью. Коз у анклава было немного, молока они давали мало и управляться с ними могли только заражённые. Так и заразился Пашка Захаров – вредная коза пропорола рогом КБЗ. Вот что значит карма: эти костюмы могли с лёгкостью выдержать удар костяного ножа, а тут козий рог пропорол… не подфартило Пашке. Впрочем, он не жаловался и говорил, что всегда мечтал стать фермером.
Пшеницы также выращивалось немного. Хлеб, топлёное масло – получить всё это из хозяйственного блока можно было только по праздникам. Хотя в столовых всё было доступно почти каждую неделю.
Мама заботливо намазывала маслом кусочек хлеба для Володьки; из комнаты на кухню пришел отец. Сегодня он был в домашнем. Генерал Николаев с теплотой посмотрел на сына, затем крепко обнял его:
– Ну что, сынок, вернулся…
Максим сел на табурет рядом с сыном, и Ольга тут же поставила ему полную тарелку супа. Он разломил на четыре части кусок хлеба и одну четвертинку бросил в тарелку, притопив ложкой.
Тем временем Володька принялся за еду.
– Голодный, – понимающе кивнул отец, – в казармах особо не поешь: крем-супы да сухпаи…
Владимир пробурчал что-то неразборчивое.
– Кушай, сынок, – заботливо проговорила Ольга. Она уже уселась за стол, но себе наливать суп не стала.
– Ты к нам ненадолго? – скорее констатировал, чем спросил Максим. – А потом сопровождать эту погань бледную на симпозиум на Соколиной Горе?.. Молчи-молчи, ешь! – прервал Максим объяснения Володьки, – Мне Клён уже всё рассказал. Он ведь этого Ивлева специально туда посылает, тот давно ищет внешних сношений… У Флюгера всё на лице написано, пусть лучше предаст он, чем кто-нибудь другой. Все думают, что Клён не видит, что происходит, а он видит и пока наблюдает.
– Фархатовы? – спросил Володька.
– Да, – подтвердил Максим, – выслуживаются, хотят выяснить, что мы имеем относительно полётов. Вспомнили про наши старые наработки, а тут ещё этот полёт аэропортовской общины – все всполошились. Вакцины захотелось. Да только не так прост был Вильман, чтобы поднести вакцину на блюдечке с известной каёмочкой, – за всё надо платить.
– Сейчас полетит обнюхиваться? – предположил Володька.
– Да, именно что обнюхиваться, будет нюхать Рамилю Вагизовичу всё то, что люди обычно не нюхают, – скривился Максим. – Эллинга у них нет, поэтому Гаргар высадит вас с Ивлевым у их бункера, полетит домой и вернётся на следующий день к вечеру. Поэтому у Евгения Ивановича будет время и чтобы обнюхать всё, и чтобы соглашение продлить. Зурабыч уже заждался.
Володька помнил о том, что Зураб Шалвович Усупашвили, которого многие называли дядя Зураб или Зурабыч, неплохо наживался на перепродаже уникальных крылатских КБЗ[4], на вторичном рынке они стоили очень дорого и считались снаряжением экстра-класса.
– Иди, сынок, отдохни, – напутствовал его Максим, когда Володька аккуратно вымакал хлебом тарелку.
Володька пошел в свою комнату. Не было смысла расстилать кровать, поэтому он аккуратно снял с себя одежду и повесил её в шкаф, оставшись в длинной рубахе и трусах. В таком виде он улёгся на кровать и достал из тумбочки книгу: Ионов Петр Павлович, «Дирижабли и их военное применение» 1933 года издания. Её нашла Инга в одном из корпусов ЦКБ. Ох и намучился дядя Ахмад, пытаясь передать этот подарок в бункер, да так, чтобы книгу не приходилось читать одетым в КБЗ, листая страницы пальцами в перчатках и в изолированном помещении. В конце концов решено было сфотографировать книгу (у Мины имелось несколько механических фотоаппаратов), отсканировать проявленные снимки и передать в бункер по кабелю. Книга пополнила базы данных «Ломоносова», а для Володьки была распечатана и прошита пачка листов.
Володька любил книги, порой он целыми днями пропадал в библиотеке Константина Фёдоровича, а затем они обсуждали прочитанное. На большинстве книг имелись подклеенные странички, на которых аккуратным твёрдым почерком Васина были написаны выводы и некоторые дополнения.
Владимир открыл нужную страницу и продолжил чтение: «Материал для постройки дирижабля должен обладать тремя основными качествами: прочностью, лёгкостью, поддаваться необходимой обработке…» Он сам не заметил, как его сморил сон.
Когда Володька проснулся, было одиннадцать утра, до вылета оставалось полтора часа. Он сделал лёгкую гимнастику, размялся, потом направился в душ. Душевая кабина работала как всегда исправно, вода подавалась очень экономно, буквально распыляясь по телу. Эта система работала ещё с момента основания бункера. Володька восхищался тем, как качественно сделали эту систему – тридцать лет практически бесперебойной работы. Конечно, каждый год водопровод бункера подвергался профилактическим мероприятиям, но это была скорее перестраховка. Старые трубы ВИП-сектора были сделаны из титана и не подвергались коррозии, а вода, которая подавалась в систему, была дистиллированной. Добывалась она из подземной скважины.
Насухо вытершись после холодного душа, Володька оделся и снова прошел в комнату. Взял с тумбочки книгу, затем, подумав, снова отложил. Зашел в родительскую комнату. Мама сидела на диване со спицами и вязала. Селебритисса с независимым и самодостаточным видом сидела на стуле, словно древнеегипетское изваяние.
– Мр, – коротко поприветствовала Володьку кошка.
– И тебе привет.
Ольга отвлеклась от вязания и подняла взгляд на сына.
– Береги себя. Этот Ивлев совсем не так прост.
Володька подошел к ней и обнял:
– Это ненадолго, потом дадут увольнительную – побуду дома.
Двери внешнего шлюза распахнулись, выпуская людей. Сборно-стальная коробка эллинга возвышалась около вертолётной площадки. Старый «крокодил»[5] был заботливо укутан брезентом, понятно было, что боевая машина вряд ли когда-нибудь снова поднимется в воздух. Тем не менее оставлять её ржаветь на дожде никто не собирался.
Аэростату предстоял неблизкий путь почти в пятнадцать километров до самой Соколиной Горы.
Володька помог Ивлеву забраться в гондолу. Внутри уже ждала команда «шарика», как все ласково называли аэростат: Игорь Игоревич Никифоров по прозвищу Гаргар, инженер, Виолетта Тер-Григорян, Танька Захарова и Васька Бобр. Обычно «шариком» командовал Володька, в качестве бойцов летали близнецы Густав и Инга. Но в этот полёт вместо Густава и Инги решено было взять Бобра, так как во внешних сношениях полагалось принимать участие только незаражённым. А Володька должен был сопровождать Ивлева.
Танька как всегда стреляла глазами и старалась оказывать Володьке различного рода знаки внимания, которых тот усиленно старался не замечать. Её не останавливало даже общество Ивлева.
Аэростат набрал высоту, ветер был попутный, и путешествие не должно было оказаться долгим. В иллюминаторах местами виднелась серая лента Москвы-реки, которая кишела мутами, но в основном был виден лес. Тут и там можно было заметить отряды лесорубов из других анклавов, которые вели лесозаготовку в Суворовском парке.
Древесина являлась одним из самых ценных для анклавов ресурсом, её можно было использовать и для строительства, и как горючий материал – подавляющее большинство теперешних двигателей было паровыми. У родного Крылатского анклава имелось несколько мопедов на спиртовом ходу, которые использовали для разведки и перемещения больших телег, например, с той же древесиной или товарами для Рынка, однако производство спирта было делом непростым, и спирт лучше шел в качестве экспортного товара. Кроме того, спиртовые двигатели постоянно ломались. Всё это приводило к тому, что мопеды использовались крайне редко.
Также использовались против мутов так называемые танки. Конечно, танки – громко сказано, обычные обшитые листовым железом трамваи или автобусы, а иногда и большие грузовики с картечницами и паровым двигателем. До настоящих боевых машин Старого времени, как те Т-90, которые стояли на входах в родной анклав, им было далековато.
