Алексей Талан - Радуга
— Я тебя тоже, — ответил я серьезно, — Ну все, пока. Целую.
Кристи чмокнула воздух, и отключила связь. Прямоугольничек в воздухе развеялся маленькими искорками.
Но я продолжал чувствовать себя как-то раздвоено — вроде бы все хорошо, но что-то должно случиться. Прямо сейчас. Вот тут.
Михаил обернулся, и посмотрел, как у меня нервно дрожат пальцы. Он забрал у меня телефон из рук, и посоветовал:
— Поспал бы лучше, командир, так спокойнее. Все равно еще час лететь.
Я посмотрел на него и кивнул — он прав, хотя спать не хотелось. На душе неспокойно.
Михаил начал набирать номер, но до конца набрать его не успел.
Я закричал. И стал расталкивть заснувшего Володю и что-то кричать пилоту.
Сзади нас, флаер, вылетевший на пять минут позже, с Сергеем, Алексом и Толей, славным двадцати пятилетним парнем, с рыжими волосами и веснушчатым лицом, весельчаком, никогда не теряющим чувство духа, разваливался в воздухе, дымя густым противным дымом.
Все пассажиры устремили свои взгляды в одну точку. Пилот, профессионал, заметив, что флаер за нами терпит катастрофу, ни на мгновение не позволил себе отрываться от управления.
Пять минут прошли в громких спорах до истерики.
— Да они успели, выпрыгнули, я же видел — пять белых точек, — не унимался Миша.
— Да не видел ты их, и не мог видеть.
— Может быть, он совершит экстренную посадку?
— Эй, остановитесь. Пилот! Приземляемся!
Пилот лишь покачал головой и обернулся:
— По Уставу, я обязан продолжать следование, чтобы как можно быстрее выйти из опасной зоны. И…
Пилот запнулся, не зная как нам сказать.
— В этих моделях спасательные капсулы не предусмотрены.
В кабине раздался голос:
— Внимание, говорит Центр. Не останавливайтесь и не меняйте курса. Продолжайте следовать в том же направлении. С флаером произошла катастрофа. Информации о возможных пострадавших пока нет, — голос сделал акцент на «возможных», — Сейчас вам ничего не угрожает, продолжайте полет.
Тишина, потом снова тот же голос:
— Через пару минут вас станут сопровождать две машины безопасности с территории Франции. Продолжайте следование до пункта назначения.
— Не отклоняйтесь от курса, — еще раз повторил голос, — с вами все в порядке, ситуация под контролем.
Наверное, на том конце нервничали.
Мы посмотрели друг на друга — все было и так понятно. Нас стало еще на три человека меньше. Это глупо и нелепо — вот так вот погибнуть. Избежать смерти, выходить сухим из воды на протяжении более десятка успешных операций. И погибнуть. На своей планете, в самом безопасном положении. Из-за глупой катастрофы, так не бывает.
— Мы следующие, — не дрогнувшим голосом сказал Виктор.
— Не пори чепухи, — громко сказал я. — Кто сказал, что они погибли, они еще живы, сейчас их найдут, — срывающимся голосом закричал Миша.
Виктор отвернулся к окну и замолчал.
— Прекрати истерику, тебе не идет, — сказал Володя, — они погибли. Прямо сейчас. Пару минут назад — их уже не спасти. Лучше, пожелай удачи нам.
— Неужели:
— Как так, что случилось:
Два медика сзади встревожено переглядывались и смотрели на нас.
Я качнул головой, и бросил взгляд на пилота — он сидел, не отрываясь — вот это выдержка, позавидовал я.
— Успокойтесь, через сорок пять минут мы долетим, тем более нас конвоируют, — тихо проговорил я.
— Вы думаете, это был несчастный случай? — спросил один из медиков.
— Тогда откуда здесь полиция? Зачем нас тогда сопровождают, и почему мы не совершили экстренную посадку? — взвился Миша, уже не выдерживая. Он хотел сказать что-то еще, но наткнулся на ледяной взгляд Владимира, и замолчал. Повернулся к себе и стал смотреть в окно, на корпуса летевших рядом полицейских машин.
До Подмосковной спец-станции долетели незаметно. Выходили из машины, как во сне. Нас уже встречал, наверное, весь персонал стационара. К нам все подходили и подходили люди. В белых халатах и униформе. Предлагали успокаивающие препараты, и чуть ли за шиворот пытались увести нас с аэродрома. Но мы лишь стояли, и глотали холодный осенний воздух, не в силах сделать ни шага.
* * *Это — значит солнце и берег. Это — значит море и соленый ветер. Это — значит тот далекий край, который снится тебе по ночам. Там, где ты однажды был. И то место, куда ты снова хочешь попасть. — Тем более, в последнее время изменилась ситуация с объектом «Радуга». А вот это уже серьезно. Это вам не мелкие, пускай и очень жалящие и обидные удары террористов и мелкие войны. Человек в футболке развернулся так, чтобы его видели как можно больше собравшихся. Но повезло не всем, например, к генералу ему пришлось повернуться спиной. Он оборвал генерала на полуслове, как будто так и должно было быть:
— Аномалия, по-простому «Радуга», становится нестабильной. Нам еще непонятно, чем это может грозить. Есть информация, что планеты, которые находятся за Малым Кольцом, и по нашим сведениям входящим в эту коалицию, нашли какие-то ключи к управлению аномалии. Чем это может нам грозить — пока неясно.
Человек замолчал и оглядел нас. Кто-то поднял руку и спросил, а в чем проявляется нестабильность. Генерал посмотрел на него, но сказать не успел. Его опередили:
— Это не в вашей компетенции, и поверьте мне, у вас не хватит знаний понять, в чем дело.
Вопрос по существу был глупый, тем более, что пока дают вводную задавать вопросы не следовало, но нетерпеливых хватало везде.
Я сидел и вспоминал события прошедших пяти дней. Почти такое же совещание, только без людей там было поменьше было. И не было этого парня в майке.
— На людей Управления оказывается давление. Причем упор делается на исполнителей. Законников. То есть членов монад, нашу силу. За последний год было уничтожено их целых две. И шесть человек из вашей, — кивнул мне генерал. Его звали Геннадий Георгиевич. Шестьдесят лет, всегда подтянутый, и готовый. — Террор-группа на площади, — он кивнул мне, — мусоросборщик, взрыв Веги-5 около Солнца, и трагическая катастрофа катера — все это давление на вас. Вас пытаются убрать. Причем очень профессионально. Та террор группа, которую вы захватили на Черногорке, всего лишь отвлекающий маневр. Мы отвлеклись, и не успели.
— Сейчас мы разбираемся в истинных причинах, — генерал замолчал, а потом сухо, собравшись с силами продолжил, — вынуждены признать, что нас обыграли. В данный момент мы прорабатываем все варианты, — он помолчал. — Все, свободны. Управление берет на себя опеку над вами — проживание в специально охраняемых корпусах, — он встретил наши взгляды, — кто не хочет, подписывайте бумагу об отказе от опеки. О следующей встречи вас уведомят. И еще, будьте осторожны.
Мы встали, попрощались, все молча подписали бумаги и вышли из здания, кто куда. Ни кто не сказал ни слова, только Миша проронил:
— Ну и дела…
Я постоял на ступеньках у входа, посмотрел как ветер несет упавшие листья, и подумал, что теперь уже нигде не безопасно, раз уж началось. Но на сердце пока было тихо. И, как будто, ничего не предвещало беды. Я вышел из оцепенения, спустился по лестнице и пошел в сторону метро. А потом прошло четыре сумасшедших дня, которые я провел вместе с Кристи. Мы не отрывались друг от друга. Мы были как рыбы, выброшенные на берег. И каждый следующий вдох был более судорожным, потому что казалось еще чуть-чуть и уже не хватит. Мы жили в моем доме, гуляли по скверу, сидели около маленького чистого пруда, всего заросшего камышами. И никуда не ездили. Нас было хорошо здесь. Погода ни разу не была солнечной, но нам было все равно. Мы сами себе были маленькие, горячие и яростные солнца. Иногда мне казалось, что она до чего-то догадывается, и старалась не отходить от меня ни шаг. Иногда мы просто сидели на скамейке в скверике недалеко от моего дома, и ничего не говорили. Наслаждались тишиной и присутствием друг друга, ощущая тепло и спокойствие. А потом, на утро, после ночной прогулки и слушанья цикад до двух ночи, раздался звонок на моем браслете. И почему-то мы сразу поняли, что это все. Конец. Не было никаких явных причин, но мы поняли это сразу. Я встал, поцеловал Кристи, и сказал, что мне срочно надо в Управление.
— Надолго? — спросила она.
— Не знаю, может быть часа на два, три, — задумчиво, спешно одеваясь сказал я.
— Я подожду тебя здесь, — уверенно сказала она. Я надевал джемпер, и подгонял температуру теплообогревателя одежды.
— Я все-таки не уверен, как скоро я вернусь. Так что, если хочешь, можешь идти на работу, — я засмеялся, сел на кровать и притянул к себе Кристи, ощутив еe тепло и близость. И так не хотелось еe отпускать, но надо было идти.
Я высвободил еe из своих объятий и пошел в ванную. Уже оттуда я сказал ей, что вернусь вечером, и позвоню ей.
А потом снова — этот сбор, и, интересно, что же нам тут скажут.
