Сергей Абрамов - Канатоходцы (Журнальный вариант)
— А что может сделать отец Дикого? — спросил я.
— Экономическая блокада — раз. Физическая расправа — два. А три… наш Дикий папашу боится, проверено. Вот и слетаем к папаше, пока Алина не выступила. А ее выход в два. Успеем вернуться.
— Он же на дежурстве, — сказала Жаклин без всякого удивления, видимо привыкшая к моментальным решениям Факетти.
— Ну и что? Поедем в управление. Ему сейчас скучнее, чем нам: попробуй подежурь ночью.
— Ты, конечно, сумасшедший, — пожал плечами Жаклин, — но Бог с тобой, едем. Часа нам хватит?
А Джин хохотнул только:
— Зачем больше? В полчаса управимся.
…Полицейский в бюро пропусков Корпуса безопасности некоторое время внимательно слушал нас, разглядывал водительские права Джинна — все-таки какое-то развлечение, — потом, позвонив куда-то, сказал строго:
— Проходите. Второй этаж, кабинет…
— Знаем, знаем, — прервал его Джин и шепнул мне: — Старик, наверно, решил, что к нему явился Факетти-старший.
— Полагаю, он и младшего жалует, — сказал я.
— Еще бы не жаловал! Все Кодбюри — из породы бесхребетных. Где дорого, там и гнутся. Впрочем, сам увидишь.
Я взглянул на часы: без двадцати семи два.
В приемной сидел мрачный детина с нашивками сверхсрочника и что-то писал. Увидев нас, осмотрел недовольно, нажал кнопку селектора:
— К вам трое.
Из селектора рявкнуло:
— Сейчас выйду.
Огромная резная дверь в кабинет дежурного чуть-чуть приоткрылась, впрочем, достаточно, чтобы я увидел на стене мигающую объемную карту города и огромный пульт посреди комнаты, оттуда выскользнул, именно выскользнул, а не вышел, маленький человечек в шитом золотом полицейском мундире без всяких знаков различия. Он был толст, лыс, коротконог и совсем не походил на Дикого.
— Рад вас видеть у себя, господа, — прожурчал он, сдвинул кобуру с лучевиком на живот, плюхнулся в кресло-раковину. — Как здоровье отца, Джин? Впрочем, знаю-знаю, имел честь говорить с ним вчера… Да вы садитесь, будьте как дома, если можно считать наш Корпус домом… Так что же привело вас ко мне в столь поздний час, когда маленьким детям пора бай-бай? — Вся эта чепуха была выстрелена без малейшей улыбки.
— Маленькие дети уже бай-бай, — сказал Джин, усаживаясь напротив. — Я имею в виду Стива. Собственно, из-за него мы и пришли.
— Что же он натворил, этот шалун? — спросил вкрадчиво Кодбюри-папа, и я успел заглянуть ему в глаза прежде, чем он опустил их. Страшные это были глаза: холодные, жесткие, колючие — они совсем не монтировались с обликом толстяка, этакого доброго гнома — чужие глаза, принадлежащие человеку без жалости, роботу с программой на черствость.
— Как вам сказать, — начал было мямлить Джин, но не успел: над головой детины с нашивками вспыхнула красная надпись «ТРЕВОГА», и плотную ночную тишину здания разорвал вой сирены.
— Простите, господа. Поговорим в другой раз.
Кодбюри встал, расстегивая кобуру, вынул лучевик, щелкнул предохранителем, кивнул сержанту:
— Проводите гостей…
— Послушайте, Кодбюри, — раздраженно сказал, Факетти, — можете объяснить, что происходит?
Тот улыбнулся впервые — только дрогнули уголки губ.
— Как слышите, тревога.
— Сбежал кто-нибудь? — Я спросил это, не вставая с кресла, стараясь говорить как можно небрежнее. — Бывает… Вы, кстати, переставьте диапазон на прицеле: у вас там полтораста — все здание разнесет…
Он посмотрел на лучевик, передвинул бегунок диапазонов, спросил удивленно:
— Знакомы с оружием?
— Более чем знаком — в дружбе.
— Он у нас новенький, — засмеялась Жаклин: ей было явно наплевать и на Дикого, и на тревогу, и на самого хозяина. — Пилот-профессионал, герой на половинном окладе, первый друг Джина и Стива. — Дайте ему лучевик — всех врагов перебьет.
Я не был против своевременной идеи Жаклин.
— А что? Давайте попробуем! Я сейчас без работы: понравлюсь — возьмете на службу.
Кодбюри несколько секунд пристально смотрел на меня, потом подошел к столу сержанта, нажал какую-то кнопку:
— Доложите обстановку.
Из динамика на столе раздался взволнованный голос:
— Восточный блок. Круг дубль. Побег заключенного.
— Номер? — отрывисто спросил Кодбюри.
— Девяносто второй.
— Результаты?
— Блок оцеплен. Дополнительных сведений нет.
— Идиоты! — выругался Кодбюри и крикнул в микрофон: — Стягивать оцепление! Иду к вам.
Он оценивающе посмотрел на меня:
— Хотите пострелять, лучший друг Джина?
Я по-прежнему полулежал в кресле — очень уж оно располагало к отдыху, — бросил лениво:
— Буду рад.
— Держите! — Он кинул мне лучевик, я вскочил, поймав его на лету.
— Неплохо. — Кодбюри открыл ящик стола, достал второй лучевик, проверил диапазон. — Дежурный, остаетесь здесь, следите за тем, чтобы наши гости были в безопасности. — И уже к Джину: — Постараюсь развлечь вашего друга. — И покатился к двери.
А за дверью — по пустому коридору до поворота направо, потом в тесный лифт, вверх, вверх, вверх — сколько этажей? — потом лифт начал двигаться горизонтально и наконец остановился. Мы вошли в такой же, как и внизу, коридор, только ярко освещенный и заполненный черными мундирами. К Кодбюри подскочил верзила в шлеме с защитным забралом, козырнул, отрапортовал:
— Все выходы блокированы. Им не уйти.
— Жертвы? — быстро спросил Кодбюри.
— Один полицейский внутренней охраны. И еще один ранен. Он-то и поднял тревогу.
— Камера?
— Без взлома. Открыта шифром.
— Где же они?
Полицейский, казалось, даже ростом стал меньше.
— Не знаю. С момента тревоги мы их не слышали — ни стрельбы, ни беготни.
— А может быть, вы их проворонили?
— Никак нет. Все выходы блокированы.
Он откинул вверх прозрачный намордник, вытер платком лицо.
— Думаю, их всего трое. И заключенный Стоун. Где-нибудь выжидают.
— Где-нибудь… — передразнил его Кодбюри. — Вам бы командовать детским хором, а не особой группой.
— Так точно, — тупо сказал полицейский.
— Ладно, к делу, — начал Кодбюри. — Четверо с лазерами — в блок «Мышь», четверых — к грузовому лифту, взвод — в грузовой двор. Остальным прочесать коридоры. Да, еще… — Он остановил стартующего верзилу: — Изоляция камер?
— Включена на полную. — И спросил нерешительно: — Скажите, вы доложили о происшедшем директору Биглю?
Кодбюри даже позеленел от ярости.
— Какое вам дело? За излишнее любопытство — двое суток ареста. Выполняйте приказ.
Тот щелкнул каблуками, надвинул щиток на лицо и побежал к отряду. Через несколько секунд полицейские с пистолетами и лучевиками пробежали по коридору мимо нас, сворачивая в боковые проходы, и только теперь я заметил в стенах глухие стальные двери, видимо открывающиеся автоматически. Рядом с каждой — прямоугольник щита-распределителя: там, вероятно, механизм двери, пульт наблюдения, черт знает что еще. А над щитами ярко горели зеленые фонарики, кроме одной двери, где лампочка тревожно мигала.
Кодбюри к чему-то прислушивался, как собака на охоте: уши напряжены, сам в стойке, сейчас бросится.
— Что-нибудь слышите?
— Может, и слышу, — сказал он. — Вот что, лучший друг Джина, мы с вами пойдем туда. — Он ткнул дулом лучевика в жерло туннеля-коридора, уходящего в темноту.
— Что там?
— Люк для отбросов.
— Вы думаете…
Он перебил, усмехнувшись:
— Представьте, думаю. Полицейские тоже иногда размышляют. Где искать отбросы? В люке для них. — Он опять усмехнулся, довольный собственной шуткой.
Темный коридор — пожалуй, низковатый для меня: я то и дело стукался головой о какие-то выступы в потолке — мы прошли неторопливо и крадучись, он впереди, я за ним. В конце коридора Кодбюри зажег фонарик, осветив массивную стальную дверь с ржавым замком-засовом и осколки стекла на полу.
— Видите, — он указал на них лучом фонарика, — лампочка. Слабенькая. Люком пользуются редко и в основном днем. А им и она мешала…
— За дверью лифт? — спросил я.
— Нет, обыкновенные ступеньки-скобы, ржавые от времени. Этой части здания лет восемьдесят.
— А этаж?
Он кивнул одобрительно:
— Соображаете… Тридцать седьмой. Высоко. Они, вероятно, еще не успели спуститься…
Он осторожно отодвинул засов, потянул на себя тяжелую дверь, наклонился над темной бездной. Я резко рванул его на себя — вовремя: откуда-то снизу полоснул узкий белый луч, лизнул стальной косяк, как перерезал его.
— Отлично, — сказал Кодбюри, — они здесь.
Он достал из кармана прямоугольный брусочек, сдавил его, чем-то хрустнув, бросил вниз.
— Что это?
— Игрушка: усыпляющий газ. Я бы хотел взять их живыми.
