Евгений Прошкин - Смертники
Некоторое время кабан преследовал несостоявшуюся добычу по дну оврага. Из тумана доносились его фырканье и топот, но через пару минут они стихли. А потом сошел на нет и сам овраг.
От самодельного детектора Олега остался только обломок палки. Теперь путникам приходилось уповать на пластмассовую пищалку в кармане у Камня. Впрочем, с тех пор как «мясорубка» осталась позади, прибор не пискнул ни разу.
— Ну и где эта опушка? — спросил Камень, осматриваясь.
— Видимо, там, — махнул рукой Гарин. — Митрич говорил, что после оврага надо свернуть направо. Кажется, я вижу просвет.
— Видишь — шагай.
Метров через двадцать деревья уступили место разросшимся кустам ежевики. Ягод на кустах не было, и это радовало. Олег не был уверен, что, увидев спелую ягодку, машинально не сунул бы ее в рот. А проглотив, не отдал бы Богу душу.
Продравшись сквозь заросли, Гарин остановился на пригорке, потирая исколотые плечи. Плотный материал куртки не до конца защищал от острых шипов. Стоящий рядом Камень негромко присвистнул.
— Ого! — сказал он. — Подводная лодка в степях Украины.
Олег не нашелся, что ответить. Зрелище действительно было необычным.
Кажется, Бодун говорил, что раньше на этом месте было озеро. Возможно, и так, хотя эта окаймленная сухим камышом яма напоминала скорее строительный котлован. Слишком уж правильной была ее форма, чересчур круто уходили вниз откосы. Однако вода здесь в свое время определенно была. Она и сейчас поблескивала там и сям мелкими лужицами. Одна из луж, расположенная у дальнего края котлована, была больше и, судя по всему, глубже остальных. Как раз на ее границе не то лежал, не то плавал баркас. Впрочем, напомнил себе Олег, корабли не плавают, они ходят. А этот свое уже отходил.
Издали судно казалось не крупнее среднего сарая, но по мере приближения сарай увеличивался в размерах, пока не вырос в огромный ржавый айсберг.
— Эй, на линкоре! — позвал Камень и по-хозяйски огляделся. — Где здесь трап у вас?
О первоначальном виде баркаса судить было трудно, посудину несколько раз латали и переустраивали, наращивая фальшборт со всех сторон, включая корму. Где-то стальные листы были приварены, где-то держались на болтах, поверх них снова что-то приделывалось и прикручивалось — и так несколько раз, пока судно не стало похоже на сошедший с пути бронепоезд. В некоторых местах наслоение заплаток пересекали длинные стальные полосы, наваренные под разными углами для прочности. Гарину вспомнилось романтическое слово «шпангоут», хотя вряд ли оно сюда подходило.
Олег меланхолично следовал за Камнем, с чавканьем вырывая подошвы из сырой глины. Вместе спутники обошли баркас по кругу и остановились у носа.
— Непонятно, как они сюда залезают, — констатировал Гарин. Камень кивнул — скорее своим мыслям, чем Олегу — и с силой постучал прикладом в борт.
— Есть кто живой? — крикнул он.
Где-то высоко, в невидимой за фальшбортом надстройке, лязгнули рычаги и открылся люк.
— Со страшным скрипом… — безмятежно промурлыкал Гарин, но Камень его тут же прервал:
— Заткнись, не до шуток.
Сверху показалось широкое небритое лицо. Человеку было едва за двадцать, и неровная щетина у него странно сочеталась со здоровым румянцем. Несколько секунд он всматривался в гостей, затем сделал такое движение, словно отгонял мух от тарелки с супом:
— Валите отсюда.
— Что ты сказал?! — возмутился Камень. — Глаза протри, юнга!
— Я не юнга, — сообщил незнакомец. — И ты мне не папа, чтоб так со мной базарить.
— Даже не мама, — подтвердил Камень. — У меня к Пуху разговор.
— У тебя сейчас с богом разговор будет!
Вахтенный опустил руку, явно намереваясь взять стоявшее у ноги оружие, но дверь на палубе снова грохнула, и кто-то невидимый спросил:
— Что за кипеш, Татарин?
— Пассажиры наглые, — ответил небритый юнга.
— Это кто здесь пассажир, шкура?! — окончательно рассвирепел Камень. — Ты масть в упор не видишь? Иди сюда, черт полосатый, я тебе закон немножко объясню.
От такого натиска Татарин слегка растерялся и неуверенно посмотрел назад. Вскоре из-за высокого фальшборта показался второй обитатель баркаса — тощий старичок с лицом, похожим на испорченный сухофрукт.
— Говори, — кивнул он, внимательно оглядев гостей.
— Я еще вчера на Большой Земле был, Пуху привет несу от братвы. Ну и дело кое-какое имеется. А звать меня Камень, ты должен был слышать.
— Камень?! — Старик сразу оживился, изюмина его лица сморщилась еще больше, видимо, это было улыбкой. — Татарин, давай трап!
— Шипр, это твое решение, — пробубнил тот. — Но Пух никого пускать не велел.
— Ясно, что мое, а не твое. Кидай трап, не тормози. Да брось ты волыну! Ты такого вора мог замочить ненароком, что Пух самолично тебя бы на ремни порезал. Камень, а ты внатуре сильно рисковал, — осклабился Шипр.
В ответ уголовник расслабленно покачал гранату в правой руке и покрутил кольцо на пальце левой. Когда он умудрился вырвать чеку, да еще так, что этого никто не заметил, Гарину оставалось лишь догадываться.
— Твой юнга даже упасть не успел бы, — заверил Камень.
— Ну и ладно. Разобрались, — подытожил Шипр.
Татарин перекинул из-за борта длинную лестницу, сварганенную из двух алюминиевых стремянок.
Камень вставил чеку обратно в запал гранаты и разогнул металлические усы в разные стороны.
— А ты, жиган, отчаянный, — удовлетворенно констатировал сверху старик. — Давно таких не встречал.
— Да ну прям, — фальшиво удивился Камень, забираясь по шаткой лестнице.
— Точно-точно. Тут в основном одни отморозки. Да ствол-то, говорю, спрячь! — прикрикнул Шипр на своего молодого товарища. — Все не навоюешься никак, дурья башка? Шел бы лучше собак в округе пошмалял. Каждую ночь воют, уснуть не дают.
— Собак не интересно, — с пафосом ответил Татарин.
— Баклан — он и есть баклан. — Шипр сокрушенно развел руками, как бы показывая Камню, с кем приходится общаться. — Ни одного порядочного человека, сплошные хулиганы да апельсины.
— Ну уж Пух-то из порядочных, — полуутвердительно произнес Камень, спрыгивая на палубу. — Все как есть отморозки. И Пух из них самый первый, — заверил Шипр.
— Что же ты с ним кентуешься, раз так?
— А куда мне еще? Я тут на дожитии. На воле-то меня десятка ждет, а то и пятнашка — уж как прокурор постарается. На волю мне ходу совсем нет… — Старый вор опустил голову и тяжко вздохнул. — Двести пятнадцатая. Это, брат, не медком баловаться.
— Двести пятнадцатая — это какая? — невинно поинтересовался Олег, поднимаясь по лестнице. Заметив, какими глазами на него смотрят, он смущенно кашлянул и уточнил: — В смысле, за что она? Ну, то есть… Нет, ну можно и не отвечать… — Он окончательно стушевался и сделал вид, что запутался ногой в провисшем леере.
— Несудимый, спросу нет, — сказал Камень. Настала его очередь стыдиться своей компании.
— Так и живем, — понимающе закивал Шипр. — За собой смотреть еле успеваешь, а уж кто вокруг — дело пятое.
— Двести пятнадцатое, — поддакнул Камень. — Страшная статья, студент, — пояснил он Гарину. — Если бы ты знал, что это такое, ты бы вообще сюда не поднялся. — Он сделал паузу, потом снова повернулся к Шипру и могильным голосом произнес: — Подделка трамвайных билетов.
Старик хрипло захохотал и жестом позвал Камня в надстройку.
— Много, наверно, пришлось нарисовать, чтобы на десять лет потянуло? — бросил ему в спину уголовник. — Шипр, я не первоход, чтоб меня так некультурно щупать.
— Ладно-ладно, браток, нормально, — отозвался тот, досмеиваясь. — Времена-то нынче мутные, а место — и вовсе тухлее не придумаешь. Камень ты или не Камень, разбери вас тут… Ну что, идешь, нет? Не на улице же базарить. Татарин, ты остаешься наверху. Усек?
— Усек, — покорно отозвался розовощекий.
— Благодарю за гостеприимство, но я к Пуху шел, с ним у меня и разговор, — заявил Камень.
— Да успеешь ты к Пуху, — отмахнулся старик. — Пошли, чефирнешь с дороги. А то и здесь его дождешься, чего ноги-то зря бить? На новых складах они, за лесопилкой. К закату по-любому вернутся.
— Тоже верно, — согласился Камень. Он шагнул к Олегу и, хлопнув его по плечу, тихо проговорил: — Боюсь, мир на этом ковчеге долго не продержится, так что будь готов. Кормой к юнге не поворачивайся. Лучше, чтобы наоборот. Ты хорошо меня понял?
— Не совсем, — проблеял Гарин.
— Веди себя культурно, под ноги не плевать, матом не ругаться, — добавил Камень нарочито громко и направился за Шипром.
Как только оба вора скрылись в темной рубке, Татарин вновь почувствовал себя капитаном шхуны. Он небрежно смерил Гарина взглядом и просвистел что-то блатное сквозь кривую фиксу. Олег опустил глаза — таким образом иерархия на палубе была установлена, и молодой бандит тут же потерял к нему интерес.