Валентин Шатилов - Магнолия
— Что же все-таки произошло? — несколько нетерпеливо, как показалось Тамаре Максимовне, перебил ее Юрий Иванович.
— Если у вас нет времени меня выслушать, мне придется обратиться в другое место, — ровным голосом предупредила Тамара Максимовна. — Я и так достаточно кратко излагаю ситуацию.
— Внимательно слушаю вас, — сделав над собой некоторое усилие, произнес Юрий Иванович.
— Так вот, — голос Тамары Максимовны стал торжественным, что не очень вязалось с ее глубоко декольтированным платьем. — Сейчас, на уроке природоведения меня пытались загипнотизировать.
Юрий Иванович несколько остолбенел. Он открыл рот, вроде бы намереваясь что-то сказать, но замешкался. И лишь по прошествии определенного времени нашелся. Задумчиво вытянул губы трубочкой, побарабанил пальцами единственной руки по подоконнику несуществующего окна и уточнил:
— Пытались загипнотизировать — или загипнотизировали?
— Пытались, — твердо ответила Тамара Максимовна. — Хотя частично им это удалось.
— Им? — уточнил Юрий Иванович. — Или все-таки действовал кто-то один?
— Трудно сказать определенно, — вдумчиво произнесла Тамара Максимовна, еще более изгибая свою изящно выщипанную бровь, — но я могу поделиться некоторыми соображениями…
А в это время настоящий Юрий Иванович, сидя в своей комнате-лаборатории, изучал новый, только что полученный журнал «Архив патологии» № 6. И как раз дошел до страницы сто сорок четвертой. И ничего, что он без высшего образования — зубами грызть будет, а науку эту освоит! Они, деревенские, все такие, еще натянут городским шляпу на уши, дай только срок!
7
Виктор прямо-таки давился от смеха, излагая ее «некоторые соображения». Хохотала и Магнолия. Они валялись прямо на солнцепеке среди невысокой кружевной травы, по-научному называемой «тысячелистник», рядом со старым заброшенным ледником и просто помирали со смеху.
Ни Виктор, ни Магнолия не думали о том, что их могут подслушивать, но место для разговора было выбрано ими крайне удачное: здесь действительно не было установлено подслушивающей аппаратуры. Как, впрочем, и в жердях забора, отделяющих шеренги разноцветных мальв от асфальтовой дорожки. Безобразие, конечно, но дефицитной подслушивающей аппаратуры было мало, устанавливали ее экономно и только в тех местах, которые, по мнению устанавливающих, располагали к тайной задушевной беседе.
В подоконнике заложенного окна одна из таких подслушивающих «блошек» сидела.
И, пока Виктор с Магнолией хохотали, стенограмма беседы очаровательной, но при этом по-хорошему бдительной Тамары Максимовны со лже-Юрием Ивановичем уже была размножена в строго оговоренном инструкцией количестве экземпляров, к ним была подколота информация о действительном месте пребывания Юрия Ивановича Безродко в момент беседы, и все это уже было направлено в соответствующие просторные кабинеты. Где и рассматривалось.
Ввиду явной срочности и важности выявившихся обстоятельств скорых действий вряд ли можно было ожидать. Ведь такая сугубая срочность и важность предполагала и соответствующий уровень вырабатываемых решений, предпринимаемых мер. А те кабинеты, до которых в данный момент добрались листки стенограмм, хотя и были просторны, но не настолько, насколько требовала информация, содержащаяся в этих проклятых листках.
8
Магнолия сидела в траве и массировала пальцами скулы.
— О-ох, аж мышцы от смеха болят. Ну, Тамара Максимовна, ну дала! О-хо-хох!
И Магнолия, раскинув руки, все еще улыбаясь, повалилась на спину, на полого поднимающийся холм полупровалившейся крыши ледника.
Бездумное послеполуденное небо голубым куполом стояло над ней. От неба шло тепло, как от печки, и вдруг Магнолия подумала, что сейчас — именно сейчас — все решается. Или она и в дальнейшем будет лежать среди мягкой травы, глядя без опаски и без особых желаний на купол небесный, или они с Виктором сейчас встанут, притворятся другими людьми, и мимо постовых-автоматчиков проследуют…
Куда? Зачем? Что такого уж интересного ждет их там, куда они придут? Магнолия не знала. Но она знала, что после того, как она это сделает, ей придется бояться, как всем вокруг: ходить, опасливо озираясь, страшась разоблачений — играть в эту всеобщую игру во взаимный страх. И роль ее в этой игре будет не самой выгодной. И неизвестно еще, чем исполнение этой роли для нее кончится.
Ради чего же она собирается менять свою прекрасную, счастливую нынешнюю жизнь на тот малопонятный кавардак, что начнется после прогулки за шлагбаум? Она не находила ответа, и сердце боязливо сжималось, а травинки перед лицом беспорядочно, но все как одна отрицательно покачивали кудрявыми, мелкоажурными листиками — осуждали, осуждали…
— Знаешь, а тебе ведь нельзя идти под видом этой расфуфыренной дурочки, — сказал Виктор, вдруг поднявшись на локте над травой.
— Почему? — автоматически спросила Магнолия, еще не осознав спасительности этих слов.
— Она ж ушла уже! Вышла через ворота. И не заходила больше. Откуда ж теперь ей здесь взяться? Появишься под ее видом — солдаты поднимут тревогу.
— Ну тогда давай я пройду под видом кого-то другого, — сказала Магнолия внешне спокойно, но внутренне холодея от этого предложения: вот она — неизбежность! Безумная, неотвратимая… Ведь я же не хочу никуда идти! Не собираюсь — и сама же обсуждаю, как получше сделать то, чего делать не хочу! Еще и варианты предлагаю…
— Давай, — согласился Виктор, — только под видом кого? Учителя отпадают — они все уже ушли. А больше женщин к нам не приходит.
— Значит, под видом мужчины, — немеющим языком еле выговорила Магнолия.
— Да ну, брось, — махнул рукой Виктор.
— А что?
— Ты? Под видом мужчины? Не смеши. Вам ваша порода не позволяет встать с мужчинами на один уровень.
Магнолия уже слышала от него подобные заявления. Это началось после одной — вполне современной, надо сказать — книги. Магнолия потом тоже ее прочла. Там постоянно проводилась мысль, что мужчины обабились, а женщины стали как мужики, — а надо бы им занять каждому свою полочку, свое отведенное место. При этом прямо не говорилось, но из всего смысла вытекало, что полочка мужчин все-таки повыше будет полочки женщин.
Виктору очень — ну очень! — понравилась эта идея, и он торопился высказать ее при каждом удобном случае.
— Ну и пожалуйста, — внутренне ликуя, пожала плечами Магнолия.
Не хватало действительно еще в этого повара превращаться! Она представила себе этого неуклюжего, неповоротливого, какого-то всегда засаленного, хотя и довольно молодого дяденьку — как он идет, переваливаясь, блестя золотым кольцом и золотым зубом, как садится: сначала пробуя рукой внизу — точно ли есть там сиденье, потом осторожно подгибая колени и медленно помещая свое мясистое заднее место на какой-нибудь маленький, хлипкий стул. Впрочем, под ним все стулья кажутся маленькими и хлипкими.
— Эй! — сказал Виктор, привставая. Он увидел вдруг, как вокруг Магнолии — на ней, в ней — проступило объемное изображение того самого повара Васильева, под видом которого он сам хотел выйти за ворота.
— Нет, — Виктор был решителен, — в Васильева нельзя. Повар, конечно, не вызывает подозрений — он целый день ходит туда-сюда через ворота, но если два Васильевых одновременно пойдут через ворота, тут даже круглый идиот спохватится и поднимет тревогу.
Магнолия не возразила. Она и сама была ошеломлена своим внезапным превращением.
— Тогда — кого же взять? — продолжал рассуждать вслух Виктор. — Может быть, Железко? А?
— Это еще кто?
— Ну как! Это уборщик, который сейчас в доме убирает. Железко, Коля. Да вот мы его сейчас видели — когда после обеда выходили!
— А, этот, — вяло припомнила Магнолия. Ею все больше овладевала апатия. Равнодушная скука перед неизбежным. Раз не избежать — чего волноваться, тратить себя на рассуждения. Под чьим видом надо, под тем и пойду…
Она припомнила шаркающую походку, неухоженно топорщащуюся форму болотно-зеленого цвета, жалкий, вечно виноватый взгляд. «Бедный парень, несладко ему приходится», — непонятно почему вдруг подумала она.
— О! — несколько даже удивленно сказал Виктор. — Ты уже готова!
Он деловито поднялся на ноги, оценивающе оглядел ее с головы до ног, кивнул согласно и солидно резюмировал:
— Ну, нормально, нормально. Отряхнул шорты, свою голую загорелую спину от сухих травинок, горячих крошек земли, сказал:
— Ладно, пошли, раз ты готова. До ужина надо успеть вернуться.
«Уже идти?» — внутренне съежившись, подумала Магнолия, но вслух ничего не произнесла. Только поднялась, тоже отряхиваясь, провела рукой по волосам да сняла мимоходом у Виктора со спины, между лопаток, куда он не достал, прилипший обрывок полуистлевшего прошлогоднего листика.
