Анна Чащина - Бог со звезды
Я остановилась. Потерла руками лицо, пощипала щеки. Я не понимала, что именно так напрягало, но напрягало ужасно.
Ветра не было, щебетали птички, по склону периодически сползали ручьи мелкого камня вперемешку с песком. Справа обрывалась вниз крутым скатом гора, поросшая огненным кустарником, и уже глубоко внизу, метрах в сорока, полностью заросшая густым лесом. Слева метра на три-четыре вздымался другой склон, и слоистые его бока отражали солнечные лучи, которые множились сверкающей крошкой.
Я подняла голову, пытаясь разглядеть, что там еще выше.
Наверное, через пару часов опять выйду к лесистой части горы, а там уж рукой подать до вершины. Преодолеть бы эту часть перевала.
Я снова стала растирать лицо ладонями. Да что же это такое?..
Горизонт вдруг поплыл в сторону, в ушах зашумело, в голове возник тонкий, на одной ноте, писк, а поле зрения стремительно ужалось до бледно-серого окошка. Я взмахнула руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться и…
Уф…
Серые мушки перед глазами расползались, являя изрядно побледневший мир. Постепенно он снова набрал яркость, и я смогла вяло пошевелить рукой.
Повезло. Упала на дорогу, лицом вниз. Не покатилась по склону, не разбила голову о камень. Щеку, правда, свезла немного, сбила подбородок и поцарапала нос. Я медленно села, продолжая оценивать повреждения. Ладонь покалывало — царапины, вдавившиеся камушки — не страшно, хотя и обидно. Колено ныло и ощутимо побаливало бедро. Синяк, видно, отменный будет.
В общем-то, пустячок, не падение… Солнце светит, ветер шумит. Даже птички, заразы, чирикают…
Я закрыла руками лицо и разревелась.
Ох, и выла же я. Под конец нос опух, лицо щипало от соленых слез, я дрожала и икала, но в голове царила кристальная ясность. Словно ушло, наконец, все то напряжение, тот страх, что сковывали железными обручами и не давали связно думать.
Не верю, что Стоуш мог просто сгинуть или тем более бросить меня. Слишком хорошо знал он горы, к тому же годы провел в странствиях. И он любит меня, всегда любил. Что бы ни случилось той ночью, я выясню и найду его. Холодная ярость взметнулась пеной. Или отомщу, если будет надо. Но сейчас, главное, взять себя в руки, тряхнуть за шкирку разом, с силой.
Проснись! Очнись!
Я подтянула котомку, нашарила внутри узелок с лекарствами. Воды мало, промыть раны не удастся, но смазать надо. Не хватало еще, чтобы царапины воспалились. Вряд ли, впрочем: на саранче как на собаках заживает. Нет, гораздо лучше. Но береженого, как говорится…
Стоуш повторял: «Вам дан от Создателя этот дар за муки трансформации».
В тряпицу — еще дома, в Холмогорах — я завернула непрозрачные баночки, плотно закрытые глиняными крышками. И точно знала, какая мазь мне сейчас была необходима. Жирная, светло-желтая масса пахла травой, пряно и сладко. Не скупясь, я нанесла ее на царапины, затем аккуратно закрыла баночку и спрятала богатство в котомку. Лекарства очень дорого стоят. Если припрет, смогу этим зарабатывать на жизнь, спасибо учителю. Спасибо Стоушу.
Я поднялась, отряхнулась и уже спокойно осмотрелась.
Одна. Как была, так и осталась. Вот и славно. Кто бы там ни лишил меня поддержки отца, вредить или еще как-то вмешиваться дальше, видимо, не входило в его планы. К лучшему.
Обморок, как ни странно, привел меня в чувство. Пойду-ка я той дорогой, о которой говорил Стоуш. Доберусь до его друга, куплю место на корабле и уплыву на другой материк. Городов на свете много: перетопчусь, спрячусь на время. В запасе у меня осталось всего несколько месяцев, скоро я стану слишком уязвима и неповоротлива. Рисковать младенцем нельзя, а чтобы что-то сделать, нужно иметь свободные руки и подвижность. Кроме того, денег, даже если считать монеты, найденные в котомке Стоуша, едва хватит для покупки места и на пропитание. Времена нынче дорогие. Позже придется подумать и об этом.
Я отошла к скале и села на большой придорожный камень. Достала кусок хлеба, флягу с водой. Чтобы исполнить задуманное, необходимо быть в форме. Если я еще раз упаду, но уже не так удачно, мои кости догниют в ущелье примерно к следующей весне. Это если повезет, и я сразу сверну шею. А если не повезет… лучше не думать.
Так странно. Стоит лишь закрыть глаза, как вижу лицо бога со звезды. Кто же знал, что судьба решит так пошутить над нами? Познала я настоящую любовь или лишь то, что казалось ею? В любом случае — роскошный подарок саранче, прожившей треть жизни в пустоте. Но ты так далеко…
Я сидела с закрытыми глазами и вроде как грезила. Могли ли бегать по земле и мои дети? Почему-то никогда раньше не задумывалась на эту тему. Сама не рожала, осторожничала достаточно долго. Но кто его знает, не понесла ли, например, та девочка шантийка, которую я полюбила первой, детской еще любовью? Мне тогда едва исполнилось шестнадцать.
Сладко и горько.
Шантийцы ведь рождаются, как и человеческие дети — мальчиками или девочками. До полового созревания лет девять-десять такие малыши живут себе, знать не зная о взрослых проблемах. Потом, как и у обычных детей, наступает час изменений. С этого момента тропинки с человечеством расходятся. Мальчики перерождаются в «оно» и после становятся девочками, получая в награду первое женское недомогание. Девочки становятся агрессивнее, также переходят в средний пол, а после получают половой орган, который означает их переход в мужскую стадию.
Стоуш объяснял мне это так. В чреве женщины зародыш проходит несколько стадий развития. Сначала любой плод будет женского пола, а его половые органы соответственно сформированы. Но когда приходит стадия дальнейшего развития, зародыш, которому суждено родиться мальчиком, начинает меняться под воздействием матушки-природы. Его половые органы приобретают характерные для мужского рода очертания. Так происходит у человека, шантийца и еще ряда рас. Ящеры, например, устроены совсем иначе, поэтому они и люди не совместимы. Но люди рождаются и никогда больше не проходят трансформацию. Шантийцы же строго подчиняются цикличности своей природы. Их организм регулярно перестраивается. К женской части цикла вырастает грудь, к мужской — исчезает. То же происходит и в области гениталий. Заращиваются родовые пути, но остается узкий канал для семени, ведущий в увеличившийся член. А так как семя и яйцеклетки формируются внутри тела, единственное неудобство — болезненность ощущений первое время. Организм настраивается на определенный цикл, и шантиец становится взрослым.
Стоуш говорил, что раз такое возможно в утробе, к чему отрицать нормальность изменений позже? Особенность развития расы, ее улучшение, продиктованное разумной природой, не более того. Высокая плодовитость, возможность как зачинать жизнь, так и вынашивать ее.
Сказал бы он это тому кельду, бросившему камень в юную Онелан. Хотя Стоуш никогда не понимал стойкой ненависти людей и некоторых других рас друг к другу, особенно к саранче, спасать ту шантийку он не стал бы.
Он палач, а не праведник.
Я заступилась. Потом Онелан отвела меня в свой клан. Я вошла в него как друг, но не кровная родня. Сирота остается сиротой. Мы долго сидели у реки. Гуляли, держались за руки. Прятали неловкость и смущение друг от друга, делились детскими мечтами. Она родилась девочкой, а я мальчиком. Тогда я была в фазе мужчины, она женщины. Наше первое перерождение случилось несколько лет назад, и в те дни впервые забурлила в жилах кровь. Ох, моя юная любовь… короткая, трепетная и так быстро исчерпавшая себя.
Я отряхнула крошки и закинула котомку на плечо. Не время для воспоминаний. Надо идти. Может быть — потом…
Глава 8 Богдан— И что? — Митька рассеянно похлопал себя по носу чайной ложкой.
Богдан, сидевший напротив, отхлебнул кофе и пожал плечами.
— Догадайся. Только Лео разошелся, как наше уединение грубо нарушили извне, — усмехнулся он.
Митька почесал ложкой шею.
— Альберт?
— Точно так.
— Ворвался, как вепрь?
— Ну, нет, конечно. Слащаво улыбался — невинная овца. Правда, пристал с вопросом, зачем мне понадобилось именно сейчас, не отдохнув и не освоившись толком, учинять допрос с пристрастием его сотрудникам? Пришлось популярно объяснять границы его полномочий и неограниченность моих. Капсулу демонстрировать. Я поинтересовался в ответ, почему это его так взволновало?
— И что? — Ложечка переместилась на стол. Там и осталась.
— Нес чепуху, откровенно говоря. Мол, он хотел как лучше, помочь. Подготовить сотрудников, объяснить всю важность процедуры расследования. Припаял туда же дополнительные меры безопасности, оправдывался в проколе с карточками. От кого только меры-то?
— Рыльце в пушку, поэтому и все потуги. То, о чем и говорили, Дан. Палки в колеса.
— Ты мне лучше скажи, разве умный человек поведет себя так? Если уж замешан, такое молоть языком — всё равно, что собственноручно подписываться под признанием. Он боится и творит глупости.
