Валентин Февраль - Шиш вам, а не Землю!
А потому, молча, со слезливой обреченностью, Борька повернулся и угрюмо побрел по бережку. В голове вертелось неизбывное «выходила на берег Катюша». Без советской власти нынешняя безыдейная жизнь потеряла для него всякий смысл. И даже присутствие в сих местах Пелагеи Кузьминичны, симпатизировавшей Борьке своими формами и ими же напоминавшей ему волоокую буренку Зорьку, предательски отданную год назад на живодерню, не ободрило его.
Экс-Торреодор решил свести счеты с жизнью и добровольно сдаться на бойню. Он не знал еще, что крах советского животноводства негативно сказался и на наличии боен.
Но не так плохо обстояли дела, в отличие от постсоветских боен, в действующей российской армии. И особенно — дела ее сверхсекретных подразделений. В этих подразделениях бойня, наоборот, правда, пока еще только чисто теоретически, предполагалась.
— Слушай, лейтенант, — сказал Голенищев, рассеянно выливая воду из снятого с ноги ботинка прямо на кроссовки командира. — Объект улетел. Что будем делать?
— Сказано же в инструкциях: действовать по обстановке, — по-военному четко и раздельно ответил лейтенант.
А прапорщик задумался, глядя ничего не выражающим взглядом на тактическую обстановку.
А обстановка эта складывалась следующим образом.
Из воды, как из морской пены, располневшей Афродитой, вылезала Пелагея. Она ткнула пальцем в ничего не подозревающих, разведчиков.
— Это вы во всем виноваты, — объявила она. — Вы сами все подстроили.
Обвинения гражданского лица в сторону кэгээра были добротными и достаточно серьезными.
Но не настолько, чтобы лихие разведчики потеряли присутствие духа и самообладание.
9
Да-а… Как ни финти, а Придуркину на роду было написано стать непременно суперагентом подразделение КГР, то есть — Космической Глубинной Разведки, сокращенно. И миссия Кондратия, его роль в гребаной космической разведке заключалась как раз в том, чтобы не оставлять безнаказанными наглые вторжения инопланетных шпионов в нашу Гелиоцентрическую систему, с целью покорения этой чудесной системы инопланетным разумом.
Почти два месяца Придуркина тренировали. Над ним до потери пульса трудились двадцать тренеров, суровых и мужественных специалистов своего дела, не одну собаку съевших на подготовке таких вот, как Придуркин, раздолбаев, маменькиных сыночков.
Однако на третьем месяце обучения программу обучения пришлось свернуть в виду полной бесперспективности последней, а так же по причине частичной умственной дебильности и полной неспособности к обучению Придуркина.
Но штабного заштатного и очень засекреченного хироманта, гадавшего на кофейной гуще и без нее, маршал Забубеев помнил так же хорошо, как и свою родную мать. И еще он помнил дословно все слова этого мага проницательности и интуиции.
— Позолоти ручку, золотой, мать твою, — вещал, увешанный регалиями, паранорм. — Еще позолоти. Что-то ты сегодня, как не родной. Еще. Не жлобься, золотой… Ждет тебя, золотой, дальняя дорога, казенный дом и казенная казна. А в конце той дороги ждет тебя хороший человек Придуркин, гроза инопланетных планетян… Будешь еще золотить ручку, золотой или удовлетворишься таким ответом?.. Сам пошел, красивый!..
При всей своей врожденной алчности предсказатель говорил правду про Придуркина, значит Придуркин и был тем самым мессией, которого КГР решило напустить на инопланетян.
И, прежде чем Забубеев ушел, хиромант еще многое порассказал ему о Придуркине, то и дело переспрашивая своего ассистента, в то время как сам он разглядывал хиромантическое хитросплетение линий руки Забубеева:
— А это для чего? А что означает эта линия? А как она называется? А почему я ничего не слышал о ней?
Но и двух месяцев подготовки в учебном, секретном Центре КГР Придуркину хватило, чтобы у него зашел ум за разум. А потом этот разум вышел с другой стороны головы, но совершенно в другом порядке и в других пропорциях и удельном весе по отношению к общей массе тела.
У Придуркина всегда присутствовало врожденное отвращение к всякого рода муштре, учебе и дисциплине, однако после двух месяцев это отвращение, помноженное на самое себя, прекрасно увеличилось в объеме, достигнув невероятных масштабов и высот.
Привыкший жить просто и незатейливо, Придуркин, по сути, так и не понял сути Скрытого Наблюдения, применяемого сплошь и рядом в разведке. Не понял он и тонкостей личного сыска.
Кондратий все время лез из кожи вон на рожон, чтобы доказать недоказуемое. Он постоянно спорил с преподавателями, превращая сложное разведывательное искусство в пошлятину и легкомысленный фарс.
Однажды он подружился с неким местным изобретателем Кулибиным-Загибиным, который давно обивал пороги различных министерств и ведомств по поводу своего последнего изобретения — уникальной по своим качествам ракеты способной покинуть пределы не только загородного сарая самого Загибина, но и пределы земной атмосферы.
Ракета, конечно, производила впечатление. Ведь корпус ее был набран из старого соснового штакета, выписанного Загибиным по дешевке и приводилась вся эта чудо-машина уникальными преобразователями гравитационной энергии, которые преобразовывали притяжение в отталкивание. «Меняем полюса гравитации, — как сам говорил Кулибин-Загибин, — и дело в шляпе! Нас „вымывает“ в космос!»
Таким образом, детище Кулибина-Загибина было нехитрым сооружением и вполне могло по некоторым параметрам утереть нос аналогичным техническим средствам инопланетян.
Единственной неувязочкой в деле изобретателя было то, что до сих пор не было формального повода для апробации и испытания чудо-корабля.
Тут возникали осложнения. Ведь, подобных инстанций по перемене полюсов гравитации в ведомствах, как гражданских, так и военных министерств не существовало по причине того, что до того менять местами полюса гравитационных полей никто не собирался и не осмеливался. Кто же знал, что появится такой дурошлеп, как Кулибин-Загибин и все в один момент рухнет. Уйдет в прошлое целая система представлений и никому не видимую гравитацию оседлают такие, как Кулибин.
В общем, было над чем призадуматься чиновникам.
И Кондратий поверил в своего новоприобретенного друга, а так же поверил в талант его, гнездящийся глубоко внутри изобретателя и потому на первый взгляд невидный. А потому Придуркин как-то и сказанул своему самому непосредственному начальству, что, если он, Придуркин и полетит когда-то в космос, то только на корабле Загибина и ни на чьем больше.
Начальство пришло в ужас и взялось за голову, но в ходатайстве Придуркину не отказало и вскоре «Скользкий Гром» (так назвали корабль) начали готовить к полету.
10
Генерал Березин задумчиво закурил беломор-каналину или, объясняясь, другими словами — беломорино-каналину и клубы синего дыма неспешно поплыли под низким, белым потолком просторного и скупо обставленного антиинопланетного бункера.
На столе перед Березиным лежали фотографии отснятых совсем недавно НЛО и ОЛО. Ко всему прочему, в качестве ОЛО (Опознанные Летающие Объекты) здесь выступали не только, собственно, сами ОЛО, но и «Скользкий Гром» Кулибина-Загибина, корабль, который Совет ученых признал летающим, проведя над кораблем целую серию испытаний и экспериментов.
И, как бы ни противилась мысль Березина тому вопиющему и противоестественному факту, что гравитация способствует взлету, а не только падению, факт сей, после испытаний, стал очевидным, а с фактами, как говорится, не поспоришь.
Генерал захандрил. Он с тоской вспоминал те дни, когда его пращуры ездили на телегах, а небо предназначалось исключительно для птиц, туч и мошкары. Вакуум в те славные времена был абсолютно пустым, гравитация неизученной, агентов набирали из числа смекалистых, а ракеты строили уж точно не из фанеры.
Но этот Кулибин, черт его задери! — Загибин все перевернул! К тому же, малохольный конструктор утверждал, что конструировал и строил свое детище по методикам строительства НЛО, выуженным им, Загибиным из информационного поля созвездия Тау-Кита.
Еще Березин подумал, что, пожалуй, у него, Березина тоже, наверное, есть информационное поле. Правда, до поры до времени оно не изучено и показывать его Березин никому не собирается. Ибо поле это березинское, как и вся его деятельность в кэгээре, секретное.
Да и то верно. Нечего своим информационном полем размахивать перед носом каждого встречного поперечного, доводя дело, таким образом, до измены Родине и, к тому же, нарываясь на обязательные в таком случае санкции со стороны руководства — расстрел в особо крупных условиях.
Санкций Березин ох как не любил! Он не любил их лютой, смертельной нелюбовью и менять свою такую нелюбовь к санкциям начальства вовсе не собирался. Да и согласитесь сами, кто захочет потерять тепленькое местечко из-за какой-то там легкомысленной измены какой-то Родине? А? Правильно. Никто.
