Юрий Брайдер - Особый отдел и тринадцатый опыт
— Ладно, ладно, я пошутил. — Кондаков, что называется, решил сделать хорошую мину при плохой игре. — С первых же премиальных обязательно отдам. Представляешь, сколько нам отвалят, коли Гладиатора выловим! По окладу, не меньше.
— Так и быть, — буркнул Ваня. — Пару недель подожду…
— С чего начнём расследование? — осведомился Цимбаларь, когда вопрос о долге с грехом пополам утрясли.
— Как всегда, со сбора информации на местах, — сказал Кондаков таким тоном, будто бы минуту назад его не кляли самыми последними словами. — Кому-то надо отправляться на перегон Остров— Пыталово и всё там досконально разузнать. А главное, поговорить по душам с путейцем Посибеевым. О каких это кошмарных видениях он, интересно, умолчал? Учитывая специфику задания, справиться с ним может только Сашка Цимбаларь.
— Кто же ещё… — с ехидцей произнёс будущий майор. — Оказывается, я крупный специалист по таким типам, как Посибеев. А в особенности по их алкогольным кошмарам.
— Уж этого от тебя не отнимешь, — развела руками Людочка. — Сам знаешь, что сапожнику проще разговаривать с сапожником, а рыбаку с рыбаком… Кроме того, не мешало бы побывать на берегу Финского залива, а заодно поинтересоваться почтовым ящиком, в который было брошено письмо Гладиатора.
— На предмет чего? — спросил Ваня.
— На предмет установления истинного автора письма. Сомневаюсь, что ради такой нужды москвич попрётся на Ленинградский вокзал, ведь в округе и других ящиков предостаточно. По штемпелю на конверте можно определить не только дату, но и промежуток времени, в который письмо было опущено в ящик. На Ленинградский вокзал, как мне известно, прибывает гораздо меньше составов, чем, скажем, на Киевский или Ярославский. Желательно опросить проводников всех поездов, которые могли доставить письмо в Москву, например, из Петербурга или Мурманска.. Авось кто-то из них нарисует нам словесный портрет Гладиатора. Я бы рекомендовала привлечь на помощь транспортную милицию. У них есть радиосвязь с каждым пассажирским составом. Шанс невелик, но он существует.
— Никто из проводников не признается. — Ваня с сомнением покачал головой. — Сейчас за это и работы можно лишиться.
— Мы ведь их не под протокол будем допрашивать Пусть просто шепнут на ушко.
— Похоже, за это безнадёжное дело придётся взяться мне, — сказал Кондаков. — С почтовой службой я сталкивался неоднократно. Однажды пришлось целые сутки просидеть в зашитом мешке со страховой корреспонденцией. Специально перед этим сделал себе клизму, чтобы не опростоволоситься, а преступник так и не явился. Впоследствии выяснилось, что бандероли и ценные письма похищала сама начальница страхового участка, прекрасно знавшая о засаде. А я, дурак, переспал с ней накануне.
— Только не надо этих гривуазных подробностей, — запротестовала деликатная Людочка. — Пожилой человек, а туда же… Постеснялись бы.
— Это, миленькая, не гривуазности, а повседневная жизнь нормального сыскаря, — произнёс Кондаков покровительственным тоном. — Сегодня он нежится на махровых простынях в обнимку с аппетитной осведомительницей, а завтра ныряет в переполненный до краёв нужник. Причём без всякого водолазного снаряжения, как говорится, на голом энтузиазме… То же самое касается и сыскарей дамского пола. Прослужишь ещё хотя бы десять лет, так ради оперативной необходимости и в стриптизе спляшешь, и на панель выйдешь, и хипесницей поработаешь. В каждой профессии имеются свои издержки. Любишь с парашютом прыгать, готовься и об землю расшибиться.
— На это я не подписывалась. — Похоже, Людочка воспринимала слова Кондакова как очередной грубоватый розыгрыш.
— А куда денешься, если приспичит? Дублёршу вместе себя пошлёшь? Или переодетого Цимбаларя? Так он даже в парике и с накладной грудью за полноценную бабенку не сойдёт.
— Ты, Пётр Фомич, девушку зря не запугивай, — сказал Ваня Коршун, за годы неблагодарной, но любимой работы тоже вдоволь нахлебавшийся всякого дерьма. — Ишь, разошёлся на старости лет! На словах многое куда страшней, чем на самом деле. Охота, говорят, пуще неволи В запале, бывает, такое совершишь, о чём раньше и подумать не смел… Но если с умом действовать, можно и задание выполнить, и невинность соблюсти. Всё от человека зависит. Хотя среди сыскарей женского пола имеются любительницы совместить приятное с полезным. Между прочим, начальство на это смотрит сквозь пальцы.
— Ну и пусть! В таких вопросах начальство мне не указ, — стояла на своем Людочка. — А перед богом и своими близкими они обыкновенные стервы. И я их понять не могу.
— Тут, знаешь ли, многое от темперамента зависит. — Кондаков продолжал демонстрировать свои богатые познания в сексуальных вопросах, к сожалению, чисто теоретические. — Случается, что и особы королевских кровей в блуд пускаются… Неужели у тебя самой не бывает эротических фантазий?
— Ну, начинается, — застонал Цимбаларь, но на этот крик души никто даже внимания не обратил.
— Фантазии бывают, — не стала отпираться Людочка. — Вчера ночью, например, я целовалась во сне с тенью отца Гамлета. Это всё благодаря влиянию знатока ангельской речи господина Кульяно.
— Уж лучше бы с Полонием, — скривился Цимбаларь. — Тот хоть понимал толк в альковных забавах.
— Отстань! — отмахнулась Людочка. — А однажды мне приснился папа римский. Подкатывал с нескромными предложениями и обещал причислить к лику святых. Но это уже из разряда кошмаров.
— Нет, ты явно больной человек, — посочувствовал Цимбаларь. — Или, наоборот, чересчур здоровый. Поэтому езжай ты лучше по маршруту Харьков— Ливадия.
— Не откажусь. Мы с Ваней, как всегда, берём на себя самые рискованные и ответственные задания, — заявила раскрасневшаяся Людочка.
— Ничего себе! По-твоему, гулять под пальмами Ливадии рискованней, чем скитаться в топях, окружающих такую глухомань, как Пыталово?
— Вне всякого сомнения! Ведь это как-никак заграница. Несанкционированная деятельность иностранных спецслужб не поощряется даже братьями-славянами. Упекут нас с Ваней в ту самую колонию, где Макаренко малолетних бандитов перевоспитывал. Это как раз где-то под Харьковом.
— Точно! — встрепенулся Кондаков. — Про фактор риска забывать нельзя. Ты там поосторожнее себя веди. Прикинься любопытной туристочкой или журналисткой, собирающей всякие курьёзные истории. К сожалению, изготовить фальшивые украинские документы мы не имеем права. Может случиться нешуточный дипломатический скандал, которым не преминут воспользоваться наши недоброжелатели на Западе.
— Как-нибудь и без твоих советов обойдёмся, — огрызнулся Ваня. — Не в первый раз. Кто осмелится подозревать в неблаговидной деятельности молодую мамашу и её трогательного ребёнка, отставших от поезда? Да тут любая душа растает, особенно украинская. Галушками закидают.
— Думаешь? — усомнился Цимбаларь. — А забыл, как казаки Тараса Бульбы нанизывали на пики ляхских младенцев?
— Это было давно и неправда. — Ваню неудержимо тянуло на свежий воздух, где можно было наконец вдоволь накуриться. — Давайте-ка сворачивать эту говорильню. От слов пора переходить к делу. Если сегодня вечером успеем разъехаться по своим маршрутам, то завтра спозаранку приступим к работе. Я без неё, признаться, уже места себе не нахожу.
Уходя, все попрощались с дежурным за руку.
— В командировку, наверное, собрались? — с завистью осведомился тот.
— Это как водится, — ответил за всех Цимбаларь. — Начальство засиживаться в кабинетах не даёт. Будем проводить спецоперацию за пределами нашей родины. Кому достался Лазурный берег, кому остров Ибица, известный своим развратом, а мне, бедолаге, — Лас-Вегас, город игорного бизнеса.
— Привези мне оттуда хорошую сигару, — попросил дежурный.
— Настоящая контрабандная гавана ручной работы стоит в Штатах от двухсот до пятисот долларов. Боюсь, что тебе это не по карману… Кстати, а что слышно про русалку из Шибаевского пруда?
— Ложная тревога. Никакая это не русалка, а обыкновенная утопленница, одетая в вечернее платье из зеленой парчи. Верхняя часть вместе с лифчиком где-то пропала, а длинную и узкую юбку нетрезвая публика приняла за хвост. И пошла писать губерния! В смысле, звонить во все инстанции.
— Вот так всегда и бывает, — горестно молвил Цимбаларь. — Золотой самородок оказывается засохшей куриной какашкой, а путеводная звезда — сигаретным огоньком бездомного бродяги. В этом мире на нашу долю достались лишь миражи да фальшивые ценности.
— Может, тебе выпить дать? — участливо предложил дежурный.
— Нет. Водка, сделанная по рецептам и ГОСТам приснопамятного Минпищепрома, не может развеять мою вселенскую скорбь. Единственное лекарство от неё — текила пополам с кровью беременной игуаны В крайнем случае коктейль «Манхэттен». Взбалтывать, но не смешивать.
