Сергей Куприянов - Страж зари
И Терминатор, как будто почуяв, навалился на него, крича и брызжа слюной, оскорбляя и обвиняя. По сути, ничего путного, стоящего и на самом деле доказательного он не сказал. Да и что он сказать-то может, бизнесмен хренов? Так, сплошные догадки и — это Горнин понял быстро — подслушанный разговор его с Мариной. Если бы Паша был в форме, а лучше того, если б его вообще там не было, то маг-директор ситуацию разрулил бы за три минуты. Но тут еще довлело чувство вины. А вдруг? Нет, на самом деле, а вдруг? Тогда что?
Ничего Терминатор не добился, в смысле материального, а иного ему и не нужно было, но ситуацию взвинтил до предела.
Сотрудники ООО «Лад», как и всякие люди, проработавшие в своем большинстве бок о бок немало времени, знали, а больше того чувствовали, что кроется за тем или иным поступком, действием начальства. Редко случалось что-то хорошее, когда злющий, как бес, директор запирается в библиотеке, громогласно велит его не беспокоить и при этом запирает дверь — сознательно или нет, поди разбери! — старинным китайским заклятием, от которого даже кошки шарахаются, которые китайского знать не знают и слыхом не слыхивали. Даже уборщица, никого и ничего не боящаяся тетя Люся, бывшая зэчка (четырнадцать лет за грабежи и разбои), проходя мимо, жалась к стене и мелко крестилась, ругаясь при этом матом.
Все, кроме, может быть, толстокожего Егора, он же Артур, сменившегося с ночной смены и не спешащего домой по причине того, что он жаждал пообщаться. Сунувшись к Семенову, читающему в Интернете последние новости, он завел было разговор на самую интересующую его тему — он хотел стать учеником мага.
— Мих Мих! — фамильярно обратился он к упершемуся в экран монитора Семенову. — Не отвлекаю?
— Отвлекаешь, — буркнул тот.
— Я тут слышал, будто Петрович какого-то молодого сватает?
Сам себя он считал уже не то чтобы старым, заслуженным ветераном магии, но кем-то в этом роде точно. И это всего-то после четырех с половиной месяцев работы в качестве диспетчера.
— Ну и?…
— Так это… я бы тоже не прочь, а? Мы же говорили, помнишь?
Добрей человека, чем Михал Михалыч, не то что на фирме, в мире сыскать трудно. Он охотно откликался на предложение попить пивка и сходить на футбол, причем при этом платил не только за себя, но и за приглашающую сторону, что при его небольшой зарплате, трех дочерях и пяти внуках было практически подвигом. Про то, как он привел на фирму тетю Люсю, взяв ее с улицы после пятиминутного знакомства, а потом два месяца снимал с нее глубоко въевшуюся коросту всех и всяческих проклятий, не взяв с нее ни копейки даже в виде жалкого вафельного тортика, вообще ходили легенды. Или анекдоты. Тут уж кому как нравится. Или как он снимал порчу безденежья со знакомой своего соседа, поселившейся в Австралии. Та после стала миллионершей, открыв сеть модных магазинов по всему Зеленому континенту, не сказав Мих Миху даже спасибо. Подобных историй за ним была уйма.
— Давай потом, а? — попробовал отбиться от настырного парня Семенов, но тот, привыкнув к безотказности стареющего мага, намека не понял.
— Ну нет, в самом деле. Я уже давно это, ну типа как в очереди. Мы же договаривались. Ты бы поговорил с Петровичем.
— Спрошу.
— Когда? А то все обещаешь…
Была, была за Семеновым какая-то темная история. Точно была. Может, своим беспомощным, как многим представлялось, поведением он ее и искупал. Не могла не быть. Потому что он, оторвавшись от монитора, вдруг так резанул взглядом по ночному диспетчеру, что тот…
Сначала Егор отпрянул. Потом вскочил, задом толкая креслице на колесиках. Потом побледнел. Потом упал на сиденье того же кресла. Потом затрясся, закатывая глаза. Потом медленно встал и вышел, еле волоча ноги. Те, кто его видел, говорили, что на парне лица нет. Своевольный котяра Семка, завидев его, сиганул с подоконника, сбив при этом горшок с засыхающим столетником.
Секретарша Лидочка, обладательница сладкого голоса сирены-завлекательницы, на который велось большинство звонивших, вдруг стала отвечать на телефонные звонки рявкающим баском, обладателем которого мог быть только дворовый хулиган, в пьяном виде специализирующийся на пугании припозднившихся прохожих, главным образом женского пола.
Павел, с красными от злости, усталости и недосыпа глазами, набивал на компьютере отчет о своей работе на ТТТС.
Тетя Люся, с татарским акцентом бормоча матерные проклятия, которым ее по пьяному делу научил Семенов, шумно мыла коридор, держась подальше от библиотеки. При этом стирального порошка она сыпала впятеро против обыкновения.
Кот Семен спрятался под шкафом в приемной, наэлектризованной шерстью собирая с пола всю пыль.
Марина сидела за своим столом, зажав ладони между коленей, и как будто дремала с закрытыми глазами, только время от времени раскачивалась, тихонько подвывая.
В «Ладе» царило предгрозовое настроение.
Маг-директор вышел из библиотеки после полудня с двумя толстенными фолиантами в руках. Старинное заклятие, сорванное им с двери — выглянувший на шум Семенов это видел, — еще долго плясало на полу раскаленным медным блином, украшенным огнедышащими драконами.
— Мамонтова ко мне! — бросил Горнин Лидочке, проходя через приемную.
Та, увидев черные круги вокруг глаз начальства, даже кивнуть не смогла, лишь моргнула. И только когда за директором закрылась дверь, взялась за трубку внутреннего телефона.
— Павел Евгеньевич, — вновь ставшим елейным голосом проговорила она в трубку, — вас Александр Петрович просит.
— Сейчас приду, — пообещал тот, продолжая мучить клавиатуру.
— Срочно! — пискнула Лидочка.
Ясное дело, что этого разговора никто из сотрудников, кроме тех двоих, кто принимал в нем непосредственное участие, слышать не мог. Но это «срочно!» как колокольным набатом пронеслось по офису, поганой метлой выгнав из-под шкафа успокоившегося было котяру, с заносом на повороте вылетевшего в коридор. В этот момент тетя Люся опрокинула на пол ведро с грязной водой, но голоса подавать не стала, хотя в иной ситуации до самого потаенного уголка офиса донеслось бы ее сугубое мнение по этому прискорбному поводу.
Когда цокот кошачьих когтей затих, гробовую тишину офиса нарушали только тяжелые шаги Павла по коридору. Каждый из сотрудников по их звуку мог определить, что вот сейчас он идет по коридору, притормозил у приемной — наверное, прическу поправляет, — вошел, снова притормозил и, увидев направляющий кивок секретарши, прошел в кабинет. Теперь тишина стала абсолютной.
— Отчет написал? — спросил его Горнин, едва Павел успел прикрыть за собой дверь.
— Заканчиваю. Что опять случилось? Директор смотрел на него в упор, набычив голову.
— Садись. Разговор есть.
Кресла, как и вся мебель в этом кабинете, были тяжелыми не из-за пристрастия хозяина к готическим формам, а по причине того, что в минуты гнева, которые пусть нечасто, но все же случались, легкие детали интерьера приходили в движение, порой настолько интенсивное, что врезались в стены, а посему приходилось тратиться на обновление мебели и косметический ремонт, что приводило к раздражению не любившего лишних трат Петровича.
С усилием подвинув кресло, Павел сел, тяжело опершись локтями на дубовую столешницу.
— Не выспался, смотрю?
— Есть такое дело.
— Или вообще не ложился?
— Да нет, поспал.
— Странно.
— Что странного? — удивился Павел. Слабо так удивился, без настоящей заинтересованности.
— Странно, когда же ты в таком случае успел столько дел наворотить.
— Каких дел?
Горнин выдержал паузу, продолжая давить взглядом, и только после этого спросил:
— Что, деньги понадобились? Поделись, что за нужда такая на тебя свалилась.
— Я, кажется, чего-то не понимаю. Может, объясните?
Теперь Павел уже не выглядел сонным, а в его просьбе можно было угадать если не угрозу, то предупреждение. И на шефа он смотрел не расслабленным от усталости, а подобравшимся, готовым к сшибке, хотя любой более или менее знающий человек без сомнения предсказал бы победителя в подобном противостоянии.
— Нет, это ты мне объясни, за каким чертом ты устроил всю эту катавасию со зверями и вообще.
— Я устроил? — повысил голос Павел.
— Ну не я же! — грохнул маг-директор.
С минуту они рассматривали друг друга с интересом двух баранов, задумавших проверить прочность рогов — своих и соперника.
Первым взял себя в руки Павел, по крайней мере, попытался это сделать.
— Послушайте, Александр Петрович. Я, конечно, виноват, надо было с клетками понадежнее, то есть покрепче, но я же не специально. Кто же мог предположить, что кому-то взбредет в голову их вскрывать? Дурдом какой-то.
То ли упоминание о доме скорби, оставшееся в воспоминаниях Горнина не самым светлым пятном в его жизни, то ли упрямство подчиненного, оскорбляющее разум начальника, то ли еще что окончательно вывело его из себя, но он резко подался вперед и точным жестом распахнул один из лежащих перед ним тяжелых фолиантов точно на девяносто шестой и девяносто седьмой страницах. На одной из них был изображен грифон-охранитель с распахнутыми крыльями, на другой — столбиком, на стихотворный манер, выведены слова на одном из древневосточных языков. Скорее всего, охранные заклятия из тех, что сейчас практически не применяются.
