Андрей Васильев - Дороги судеб
– Похоже на то, – согласился Голд, поднимая один за другим несколько черепов. – У всех дырки в головах есть, а у этих нет.
– Даже не проверили потом, перемер народ или нет? – засомневался я. – Хотя… Может, спешили. Или еще чего.
– Это служебные помещения, надо полагать. – Голд направил луч фонаря вперед, осветив неширокий коридор, который шагах в тридцати от нас заканчивался поворотом. – И, я так думаю, здесь есть чем поживиться. Насчет оружия не знаю, но вот всякие полезные штуки мы найдем наверняка. Имущество персонала, инвентарь, да мало ли.
– Далеко ходить не надо. – Кин пошуровал ботинком в костной пыли и, нагнувшись, поднял продолговатый предмет. Сталь чиркнула о сталь – это был армейский нож в ножнах. – Если тут поискать, много чего найти можно.
– Например, вот. – Одессит с не слишком большим почтением к останкам оттолкнул один из скелетов, и мы увидели под ним запыленный донельзя автомат. – Как вам?
Я нагнулся и поднял оружие. Не знаю, будет ли оно стрелять даже после того, как его почистят. Но, судя по всему, должно. Оружие напомнило мне ветерана российской армии, автомат системы Калашникова, а он, судя по рассказам, стрелял даже тогда, когда это было в принципе невозможно.
– Потом все здесь обшарим, – скрепя сердце сказал я. Инстинкт требовал все сначала обшарить здесь, унести найденное в надежное и сухое место и только потом продолжать осмотр бункера. Разум говорил, что если это до сих пор не уперли, то уже и не успеют. – Сначала другие помещения.
– Так чего стоим? – возмутился Герман и, осторожно ступая между костей, стараясь не наступать на черепа, поспешно двинулся по коридору.
– И то, – согласился с ним я. – Двинулись.
Голд, как всегда, оказался прав. На моей памяти еще не было ни разу, чтобы его прогноз или расчет не оправдался или не подтвердился.
За поворотом нас ждал еще один коридор с дверьми, часть которых была открыта, часть – закрыта.
– Мама моя! – ахнул Одессит, который невесть как умудрился обогнать Германа и заглянул в первую же дверь, которая была на нашем пути. – Все, народ, двойная порцайка на любом обеде или ужине нам гарантирована! И никуда теперь Фрау не денется, даст мне себя за попу подержать!
Темпераментный уроженец города у Черного моря проникся чувствами к нашему самому главному повару сразу же после второго своего пришествия в крепость. Монументальные формы нашей кормилицы поразили его в самое сердце, и он всячески давал об этом знать не только предмету своей страсти, но и всем окружающим, будучи не в состоянии держать в себе чувства. Увы, но взаимности он пока не добился – педантичная и рациональная, как и все немцы, Фрау не могла адекватно воспринимать порядком расхлябанного и частенько безрассудного Одессита. К тому же она не слишком ровно дышала к Владеку, который в свою очередь питал некие чувства к прекрасной Эльжбете с позывным Пани… Вся эта чехарда вызывала безумный интерес у общества, которому не хватало телевидения с его сериалами и шоу. Люди следили за развитием событий, тихонько обсуждали новости и прогнозировали, кто с кем останется. Точнее, кто останется с Фрау, а кто – с носом.
Ради правды, я всерьез подозревал, что Одессит специально разыгрывает это реалити именно для того, чтобы людям было чуть поинтереснее жить. Такой он человек – любит быть на виду и обожает, чтобы всем было хорошо. Это не такое уж часто встречающееся качество среди людей из того мира, мы ведь все, по сути, индивидуалисты с четким определением понятия «личное пространство». А Одессит не такой, по этой причине я его до сих пор еще и не убил. Недостатков у него, правда, тоже хватало, особенно меня раздражает то, что он сначала бежит, а потом думает, зачем это сделал.
Но тут он был прав – благодарность Генриетты нам была гарантирована. Причем всем. Это была кухня или то, что ее заменяло. По полу и столам были разбросаны пыльные тарелки, вроде как алюминиевые, вилки, ложки, столовые ножи. В дальнем углу мы обнаружили пирамидки металлических кружек. Еще тут нашлись кастрюли нескольких размеров, судки для переноски пищи и десяток чайников.
– Надо будет из этого добра маленько себе заначить, – шепнул Крепыш Одесситу. – А то как азиаты палочками едим.
Мысль «волчонка» о том, чтобы что-то себе отщипнуть, мне не слишком пришлась по душе, но сам факт, что теперь наконец-то можно будет есть нормальными приборами, порадовал меня до невозможности. Нет, ложки у нас были. Похожие на те, которыми когда-то ели наши пращуры. Выстругал столовые приборы Палыч, уроженец Смоленщины, который к нам прибился неделю назад. Были у нас и палочки, столь любимые жителями Японии. Но вот мясо, что наконец-то появилось в нашем рационе, этими приборами есть очень неудобно, не приноровились мы пока. А с ножа или руками – не слишком приятно. В найденных нами раньше армейских рационах приборов не оказалось, что немного удивляло.
– Это что за разговоры такие! – грозно сдвинув брови, глянул я на «волчонка». – «Заначить». Я тебе заначу!
– Чисто гипотетически, – расплылся в улыбке Крепыш и обменялся взглядом с Одесситом. – И в мыслях не было ничего такого.
– Плитка. – Голд загремел чем-то в дальнем углу, подняв облако пыли. – И еще одна. Автономная. Надо полагать, на всякий случай. Забавно.
Плитка на кухне – это не нонсенс, тут вон и стационарные плиты стоят, как и положено в таких местах. А плитки… Ну конечно же!
– Значит, где-то тут дизелек должен быть, – озвучил то, до чего я только что додумался, Кин. – Как в том, в складском бункере.
– Ну, может, не такой, как там, конечно, но наверняка где-то стоит, вполне вероятно, что и не один. – Голд чихнул. – Да и как без него – резервное питание тут должно быть в любом случае.
Резервное электропитание – это прекрасно. Но и с простым, не электрическим, у нас теперь тоже будет повеселее – кухня подарила нам помимо посуды много такого, о чем мы и не мечтали. Несколько мешков сахара, спрессовавшегося, но явно пригодного к употреблению, несколько мешков соли, герметично закупоренные банки с сухим молочным и яичным порошком (тут, правда, спорно, можно ли его употреблять в пищу, но, как верно заметил Крепыш, Фрау разберется) и, самое главное, специи. Перец нескольких видов, куркума, еще что-то, что я не смог распознать. Они были сушеные изначально, и время с ними ничего сделать не смогло. Да и потом, они тоже были упакованы. Господи, как я соскучился по острой пище!
Мы обшаривали помещения, не пропуская ни одной двери. Здесь были комнаты отдыха с трехъярусными кроватями, медицинский кабинет, в котором осталась Фира, маленько понимающая в этом вопросе, что-то вроде конференц-зала, поскольку другого предназначения для помещения, где находились только большой полусгнивший круглый стол и стулья, мы придумать не смогли.
И в каждой комнате было что-то, что оказывалось нам нужным или требовало тщательного осмотра. В одной мы обнаружили кучу печатных машинок и несколько скелетов в неплохо сохранившейся форме, глядя на которые, Одессит печально заметил:
– Гражданки были, вон какие ремешки узкие. В талию…
– Машинистки, – согласился Голд. – Или что-то в этом роде. Ремни собери.
В спальных помещениях мы увидели тумбочки, и я сразу поставил себе в памяти зарубку: обшарить их. Там ведь и мыло может быть, и бритвы, и вообще что угодно, вплоть до порножурналов. Солдаты же. Я сам в академии чего только в них не хранил, за что иногда и получал наряды, как правило, после команды: «Тумбочки к осмотру».
И в финале, когда мы дошли почти до самого конца коридора, Голд удовлетворенно выдохнул и сообщил всем:
– Вот и он, больной зуб.
Он посветил фонариком на дверь и потер рукавом табличку на ней. На нас радостно уставился скалящийся череп, пронзенный кривой молнией.
– Надо полагать, тут некогда жило электричество, – предположил Одессит. – Можно я потом себе эту табличку заберу, а? Есть у меня одна замечательно гаденькая мысль…
– Угадал. – Голд толкнул дверь, открывающуюся внутрь. Ничего не произошло – она была заперта.
– Железо. – Тор постучал по металлу пальцем. – Хорошая работа.
– Будем вскрывать. – Голд почесал затылок. – Крепыш, метнись к нашим и тащи сюда Азиза. Без него никак.
Зимбабвиец с нами не пошел. То есть он, вздохнув, тоже встал с пола, когда я поднялся, но было видно, что радости это ему не доставляет. Темных и нехороших мест Азиз не любил. Он был очень мнителен в вопросах мистики, на Черном континенте к этому вообще относятся серьезно.
– Тащи? – Крепыш тревожно заулыбался. – Азиза? Смеетесь?
– Скажи: я хочу, чтобы он сюда пришел. – Я приблизился к последней двери. – Давай-давай, он тут и впрямь нужен.
Эта дверь оказалась открытой, но решетка за ней была заперта.
