Александр Зорич - Клад Стервятника
Комбат пожал плечами.
— У тебя его фотка есть?
— Видались и лично, — отмахнулся я. — В конце концов, мне вовсе не обязательно поднимать из зыби труп этого урода. Что я, мертвых слонов не видел, что ли?
Впервые за весь наш научно-популярный разговор Комбат посмотрел на меня с уважением. Но промолчал.
А что такого? У нас в казанском зоопарке, еще в пору моего сопливого детства, между прочим, слониха Вента умерла. И я приходил на тушу поглазеть вместе со всеми гопниками из нашего квартала.
Так что слово подлинного аристократа казанских спальных микрорайонов нерушимо: пацан сказал — пацан ответил!
Затем настало время Комбату подумать.
Думал он недолго, но основательно. И прав я был, что никогда в нем не сомневался. Потому что он кремень, а я пока что известняк. Осадочная порода, в общем. И если через месяц у меня не будет без малого двадцати тонн баксов — посыплюсь, как сухая известка, к такой-то матери.
— Положим, полтонны бакинских я тебе из кармана достану. Вторую пятихатку у Кости Тополя займу. Большего, увы, пока не могу, сам сейчас на мели. Вот если хабар попрет…
На хабар заранее надеяться нельзя — удачу спугнешь. И мы дружно сплюнули через левое плечо.
— Что же до всего остального, то, думаю, ты правильно сделал, что связался с людьми доктора Добровольцева. Они помогут. Если заупрямятся — я их сам попрошу. Трофим мне не откажет после всего, что у нас было радиоактивного!
И только теперь Комбат позволил себе улыбнуться. Вот же поистине железный человек.
— Если ты все решил, тогда тебе нужно на Янтарное озеро, к очкарикам. Пусть Бай велит добросить тебя на его вездеходе.
— У него водитель — темный. И еще один темный всегда в кузове сидит, — мрачно произнес я. — Не поеду с ними!
— Обещай Добровольцеву, Трофиму, этому своему Гордею чего хочешь, — продолжал загибать пальцы Комбат. Похоже, плевать он хотел на мои возражения. — Хоть контролера в пижаме с жирафиками. Лишь бы согласились. В крайнем случае деньги предлагай. Хотя деньги, как я заметил, их меньше интересуют, чем всякие дивные дива.
— Очкарики, чего с них взять, — пискнул я.
— Забирай у них этот… страдиварий, — («Экстраполятор», — напомнил я), — и дуй за картой. Хотя будет лучше, если твой Гордей сам станет управляться со своим… экстраполятором. Автор, так сказать, за произведением. Он и настроит, и починит его, если тот забарахлит.
Я кивнул — мол, понятливый.
— Как только достанете из зыби карту — в чем я лично по-прежнему сомневаюсь! — живо топай домой. А я тут поразузнаю обстановочку, какова нынче конъюнктура на карты Стервятников, какой у них нынче курс на МВБ и так далее. И по возвращении у тебя налицо будет полная картина ситуации.
— Хорошо, чтобы не на лице, — суеверно перекрестился я. И тут требовательно замигал индикатор ПДА.
Я быстро прочел сообщение, затем перечел еще раз, внимательней. И лишь потом с удовлетворенным вздохом откинулся на спинку дивана. Мне вдруг стало спокойно — впервые за последние двенадцать часов.
— Хорошие новости? — осведомился Комбат.
— Неплохие. Главное, своевременные, — ответил я. — Гордей телеграфирует. Готов вылететь в указанное место в течение суток. А пока ожидает точных координат и времени встречи. Прибудет, разумеется, вместе с прибором.
— Молодца, — сдержанно похвалил Комбат.
— Меня больше интересует, на чем это Гордей собирается «вылететь»?
Я с интересом глянул на Комбата.
— На чем, на чем? На метле, конечно, — буркнул Владимир свет Сергеич. — Присобачит к своему колдометру карликовую березку с «Янтаря» покудрявее, запрыгнет в камин и как Гарри Поттер — в Косалею!
— Куда-куда? — не понял я.
— Книжки надо читать, — он покровительственно потрепал меня по щеке.
— Зачем еще? Чтобы знать, где эта твоя… Косалея?
— Да хер его знает зачем! Все так говорят, и я так говорю… У Кости когда-то баба была, философ по образованию. Москвичка, между прочим! Она это называла «штампом общественного сознания».
— Во как, — уважительно крякнул я.
Обещанный автомат Комбат все же дал.
Глава 5. «Я вернусь — я так и знай!»
My way, your way, anything goes tonight,
My way, your way, anything goes.
«Anything Goes», Guns N'RosesЭту ночь я провел в Лесиной постели. А если бы было можно, я бы оттуда еще пару дней не вылезал. Девятнадцать тысяч баксов висели на мне камнем и давили на грудь. Давили, что характерно, даже во время секса, до которого Леська была большая любительница. Бьюсь об заклад, вы и не представляете, что такое моя Леська!
А тут еще ее не менее изящные, хотя и пухленькие ручки, требовательно упирающиеся в мою чахлую грудь. Зато упереться в ее грудь — совсем другое дело! Она ведь еще и искусница.
Леся Баева — феноменальная девушка. Если вы думаете, что это ее псевдоним, то глубоко ошибаетесь, она и вправду родная дочь Бая. И потому, как вы понимаете, большинство кавалеров из числа ловеласной сталкерни дружно обходят эту кралю за версту. Иметь дело с ее разъяренным папашей — удовольствие еще то. По этой причине девушка испытывает весьма ощутимый дефицит по части ухажеров. Точнее, испытывала. Пока в ее жизни не появился я.
— А помнишь, Гошик, как ты меня поцеловал в первый раз? — промурлыкала она, легонько теребя лакированными розовыми коготками мою спину.
— М-м-м… А разве это не ты меня первая поцеловала? — промычал я, постанывая от удовольствия.
— Этого не может быть, потому что не может быть никогда!
Она замахнулась на меня своей изящной ручкой. Ее щеки зарделись.
Это, между прочим, сигнал — пора опять отправляться в любовь. А с Леськой, ребята, это почти Зона — с «птичьими каруселями», «трамплинами», «зыбями», адреналином выше крыши и, естественно, плотью. А патронов вечно не хватает!
Помните, в телесериале «Сталкеры» в каждой третьей серии обязательно покажут последнюю ночь главного героя с дамой его сердца перед очередным рейдом в Зону? Стылый рассвет, мужская фигура жадно затягивается на фоне полуоткрытого окна.
«Я люблю тебя», — шепчет женщина, обвивая мужчину руками за шею. Камера плотоядно скользит по женской груди четвертого размера, и пошло-поехало…
В реале же все иначе.
Уж коли собрался за хабаром, перед этим сто процентов будешь все двадцать четыре часа бегать в хлопотах, драить вооружение, пересчитывать огневое зелье и снаряжать амуницию. Хорошо еще, что Леська, как любимая дочь авторитетного папаши, выяснила у Бая с точностью до километра координаты места последнего упокоения Слона. Их я аккуратно переслал Гордею и уже спустя две минуты получил подтверждение.
Кроме того, Гордей совершил подвиг: пробил мне цидулу для военных.
Якобы мы с ним, полномочным представителем объединенного Ученого Совета Припятского филиала Российской и Украинской Академий Наук, намереваемся провести в квадрате 322–233, добавочной номер 3–62, полевые работы по изучению феномена за номером бла-бла-бла. И еще три страницы бла-бла-блы с хвостатыми, размашистыми электронными подписями и плохо сканированными печатями и штампами.
Причем я полагаю, что и подписи, и печати не липа, а подлинные. И значит, доктор Добровольцев по-прежнему доброволит Гордею, и у меня на послезавтра отличнейшие перспективы.
Благодаря этой цидуле простившись рано поутру с разметавшейся во сне моей милой Леськой и шепнув ей в розовое ушко нежное обещание «Я вернусь — я так и знай!», хорошо забытый сталкер Гоша-Трубач направился прямиком в военную комендатуру Вооруженных Сил Объединенных Наций по Изоляции Зоны, более известных как Анфор. Там он предъявил дежурному капитану гордеевскую депешу и терпеливо дождался, пока тот придирчиво сверит все реквизиты и сделает напоследок контрольный звонок на «Янтарь», для порядку.
Можно было, конечно, воспользоваться одним из сталкерских коридоров через Периметр — Комбат бы все устроил, я уверен. Но теперь у меня был на руках официальный пропуск на посещение Зоны в квадрате таком-то, согласованный с военной администрацией. Кроме того, я набрался наглости — ведь мировую науку двигаем, а не пальцем в попе ковыряемся! — и заказал дежурную машину до нужного мне блокпоста контрольно-пропускного пункта.
У тамошних волкодавов, дежуривших в первую утреннюю смену, дружно отвисли челюсти, когда на КПП подкатил заляпанный грязью армейский вездеход «Кама», лихо вырулил прямо к окну бюро пропусков и выгрузил меня. Признаться, я не раз бывал в Зоне полуофициально на музыкальных шабашках. Но чтобы выступать полпредом мировой и российской науки — такая байда у меня впервые.
В итоге трижды осмотренный, проверенный и просвеченный (точно военные боялись, что я кого-нибудь из здешних обитателей заражу гриппом), спустя полчаса пропускных процедур я очутился в Зоне.
