Алексей Бобл - Пуля-Квант
Лабус разглядывал экран закрепленного на рукаве устройства — вроде ПДА, хотя слишком громоздкое, больше напоминает планшет-сканер. Пригоршня топтался на месте.
— Ну что? — посмотрел он на меня. — Как самочувствие?
— Хорошо. — Я натянуто улыбнулся и кивнул в сторону Лабуса. — Что он делает?
— Местность сканирует при помощи армейского детектора. Впереди может быть аномальное поле, вот и остановились.
Сталкер присел, выставив перед собой оружие. Я оглянулся на Курортника — военстал сидел на корточках ко мне спиной. Присмотревшись к его рюкзаку, я заметил, что из боковых карманов белого чехла торчат две колбы, перехваченные липучками. Они очень напоминали ту, что я вытянул и, случайно активировал во время драки с полтергейстом.
— Курортник! — тихо позвал я, и он обернулся:
— Чего тебе?
— Что это у вас, — я показал на колбы, — в карманах чехла?
Военстал покосился туда, ощупал одну колбу.
— «Сборка». Аномальная граната то есть. Знаешь, что такое аномалии?
Я кивнул.
— Берут побочный продукт аномалии, например… — Он огляделся, словно искал что-то. — Неважно, короче, берут бенгальский огонь от электры, комбинируют его со светошумовой гранатой и… — Перехватив мой удивленный взгляд, Курортник констатировал: — Не понимаешь. И не грузись.
Пригоршня хмыкнул.
— А ты чё ржешь? — переключился на него командир. — Ты где армейскую «сборку» раздобыл?!
Сталкер потер кончик носа, сдвинул брови, потом отдернул руку, сообразив, что в первую очередь этот жест выдает ложь, и поднял глаза на Курортника:
— Один из этих, ну, с кем я в контрольную точку шел, обронил. Я по-тихому подобрал и заныкал.
— Типа не знал, — съехидничал Курортник.
— А чего?..
— Курортник! — негромко позвал Лабус. — Глянь.
— Пригоршня, займи мое место.
Командир выпрямился и быстро пошел к Косте. Никита, перейдя на его место, уставился в снежную пелену.
Метель совсем разгулялась. Снег стал гуще, след волокуши уже почти засыпало. В такую пургу и заблудиться недолго, а ведь темнеть скоро будет.
— Не боись, — сказал мне Никита. — Не пойдут тушканы за нами, им тот дом нужен был. Хотя ведут себя зверюки странно. И снег… — Он задрал голову, сощурился. — Снег впервые в Зоне в таком количестве. Не было никогда снега, а тут… — Пожал плечами и снова уставился назад, туда, откуда мы пришли.
Зверюки… Вдруг нахлынули воспоминания — я снова увидел черную лавину пвсевдособак, прущую из леса. Как глупо погиб тот лопоухий миротворец, вовремя для нас и не вовремя для себя появившись на дороге в снегоуборочной машине. А потом этот нелепый, жутковатый полтергейст… Я передернул плечами. И тушканы. Хорошо, что они не идут следом. Но ведь не должно быть возле Периметра такого количества мутантов, это даже я понимаю! Откуда они взялись?
Мысленно задавшись этим вопросом, я тут же сам на него и ответил: «манки», приманивающие зверей.
Их поставили вдоль Периметра для какой-то спецоперации. Янтарь — лагерь — эвакуация… Я вспомнил Отмеля, Григоровича… К чему мы там готовились? ГСК этот… Никак не удавалось выстроить четкую цепочку событий, понять их логику. Я зажмурился, стянул перчатки и потер виски. Открыл глаза, помотал головой и осмотрелся.
Курортник с Лабусом вполголоса разговаривали, Пригоршня сидел в той же позе: приклад зажат под мышкой, палец на курке. Ладонью другой руки он задумчиво разглаживал снег. Ощутив мой взгляд, сталкер обернулся:
— Чего?
— Так, просто думаю. А зачем тушканам в дом лезть?
— Любят они всякие' здания. В Зоне многие твари обживают развалины, что-то их притягивает к ним. А сейчас еще снег вдобавок… Глянь.
Я посмотрел в указанном направлении.
— Ничего не вижу.
— Разлапистую ель видишь?
— Ага.
— Вправо шагов пять — пожарный щит с козырьком, ящик с песком.
— Да, точно.
— Возле ящика…
Бугорок какой-то, кучка хлама или ветоши снегом присыпана. Напряг зрение — и очертания стали складываться в картинку, я даже привстал. Пригоршня хмыкнул.
То, что я принял за ветошь, было телом замерзшего кровососа. Он именно замерз. Морда повернута в нашу сторону, лысая черепушка с натянутой синюшной кожей, один раскрытый остекленевший глаз, второй засыпан снегом. Рот распался на лепестки-щупальца — я слышал, что мутант через эти отростки высасывает жидкость из тела жертвы. Твари этой породы — одни из самых опасных в Зоне, умеют делаться невидимыми, когда атакуют. Может, какие-то зачатки разума у мутантов есть. Вторая авария на АЭС вызвала необратимые генетические изменения, и до сих пор неясно, остановились ли процессы мутаций, влияют ли регулярные выбросы на дальнейшие изменения флоры и фауны в Зоне. Наверное, кровосос пытался хоть как-то согреться — тело покрыто лохмотьями. Но они кровососа не спасли. Всю прошлую неделю стоял сильный мороз, хотя снег еще не шел. Хуже всего, когда температура упала, а снега нет. При высокой влажности как тепло ни одевайся, пробирает до костей. Вот и окоченела зверюга, превратилась в ценное ископаемое — сюда бы ребят из блока «О», они бы порадовались, замерзший кровосос для них, как мамонт в вечной мерзлоте для палеонтологов. А сколько еще тварей померзло в Зоне…
Стоп! Блок «О» в лагере на Янтаре занимался изучением мутагенных форм, обитающих в Зоне, — вспомнил! А ведь недавно не мог. Попробую размотать клубок дальше…
— Пригоршня, впрягайся, — велел подошедший Курортник. — Быстрее, быстрее! Идем.
* * *Миновав брошенную технику и обогнув дирекцию, мы попали на открытое пространство. Впереди стоял покосившийся серый забор с сетчатой аркой ворот. Створок не было, вверху на сетке висел герб СССР, скрещенные серп и молот, рядом — железная пятиконечная звезда, выкрашенная красной краской.
Почему-то спутники не пошли прямо к арке, а забрали в сторону. Я нахмурился, пытаясь сообразить, почему идущий впереди Лабус двигается в этом направлении. И заметил, что перед забором снег кружится, образуя пять маленьких смерчей. Что это, ведь ветер почти стих? Еще на пути к арке виднелись талые проплешины, над ними клубилось марево, снежинки таяли, не долетая до земли. На одном таком пятачке обнажился потрескавшийся асфальт, на другом — пожухлая трава. Я всматривался. Марево над проплешинами собиралось сгустками в форме яйца диаметром метра полтора. Мне показалось, что я слышу легкое гудение, словно поблизости работает трансформатор. Я оглянулся на будку, посмотрел на провода — нет, звук исходил именно от воздушных сгустков.
Пройдя шагов двадцать, Лабус изменил направление, и Пригоршня повернул за ним. Костя остановился, сверился с планшетом. Впереди были два сугроба высотой по пояс — почти идеальные полусферы. Между ними полоска снега вмята, будто кто-то постелил ковровую дорожку, почистил и унес, оставив спрессованный отпечаток. Лабус повернул в сторону ближайшего фонарного столба. Сделав еще несколько шагов, замер. Снег перед ним вспух, выстрелил фонтанчиками, послышался треск электрических разрядов, мелькнула яркая вспышка. В нос ударил запах озона.
Лабус отпрыгнул, повалился на спину, смешно задрав ноги, перекатился на бок и выругался:
— Растудыть твою мапупу!
Что это еще за мапупа такая? Молнии дотянулись до одной из снежных полусфер, звонкая трель заставила меня скривиться и зажать уши. Раздувшийся, сыпавший искрами шар аномалии выстрелил в арку, как из катапульты. Он с хрустом врезался в сетку, разлетелся, оставляя горящие шлейфы, разноцветные яркие шарики, похожие на выстрелы сигнальных патронов. Скрипнуло, с сетки свалилась пятиконечная звезда, врезалась в снег. Все стихло.
Лабус встал на колени.
— Вот блин, выросла на пути! Занесла нас нелегкая… Это ж надо! Электра — да в трамплин…
Курортник сзади молчал. Костя посмотрел на детектор, обвел взглядом окрестности, сплюнув, выпрямился и пошел параллельно забору. Никита потащил за ним меня на волокуше. До ограждения оставалось шагов десять, но военстал не спешил сворачивать к нему. Снег здесь оказался глубоким, и двигаться пришлось медленнее. За волокушей оставался широкий след, по нему легко шел Курортник. Когда мы поравнялись со следующим фонарным столбом, Лабус наконец повернул. Секция забора за фонарем завалилась, образовав подобие мостка, уложенного на длинный сугроб, что протянулся вдоль ограды.
Снегопад прекратился, и стал виден лес, покрытые белыми шапками деревья. Вдалеке — пологий холм, белое поле с лентой дороги и темнеющее небо. На миг линию горизонта обозначил всполох закатного солнца, и сразу тучи затянули прореху.
Лабус взобрался на опрокинувшуюся секцию, попрыгал, проверяя крепость мостка, и повернулся к нам:
