Олег Верещагин - Очищение
Отец и сын замолчали, глядя вперед.
Бурый, комковатый, шевелящийся полог надвигался с северо-запада. Небо словно быстро и равномерно закрашивали грязной краской.
И эта краска… была живой.
– Если бы мы были в Канзасе, я бы решил, что приближается ураган, – как можно спокойней сказал майор.
– Это и есть… ураган? – Томми вздрогнул, не сводя глаз с небосклона.
Тучи коснулись края солнечного диска и неостановимо, плавно ползли дальше и дальше.
– Нет, – покачал головой Кларенс. – Тут не бывает такого.
– А что это, пап?
– Я не знаю, сынок, – честно ответил майор.
– Это что-то страшное, – медленно сказал мальчик, снова возвращаясь взглядом к туче. – Смотри… птицы летят. И как много… – Он подался к лобовому стеклу. – Пап… пап, они убегают от этой тучи. Пап, ты видишь?! – И вдруг выкрикнул тонко: – О господи, пап!!! – И, отшатнувшись назад, всем телом влип в кресло – так, что оно хрустнуло.
Завопила Джессика.
Майор видел. И чувствовал, как холодеет, покрывается липким потом тело, поднимается дыбом каждая волосинка на коже. Ему вдруг захотелось завыть, выскочить из машины и бежать прочь, бежать с криком, бежать, пока…
Нет, тут дети. Его сын и дочь.
Страх не прошел. Но теперь его можно контролировать. Хотя это трудно. Неимоверно трудно.
Бежали не только сплошным небесным ковром улетающие птицы. Через дорогу вдруг потоком – нескончаемым, алогичным и ужасным – хлынули из леса звери. Бок о бок – и самые разные. Молча. Хищные и травоядные. Мелкие и крупные. Майор даже не предполагал, что в окрестных лесах столько живности.
Джессика замолчала, втиснувшись между двумя передними сиденьями. Том обнимал ее одной рукой, закрывая глаза. Поток животных иссякал, хотя птицы все летели и летели… и падали, разбиваясь друг о друга. Две или три упали на машину, мазнув красным по лобовому стеклу. В десятке шагов от сидящих в автомобиле людей прошел большой медведь; прямо напротив машины он вдруг поднялся на задние лапы и угрожающе заревел, запрокинув голову с оскаленными жуткими клыками к небу. Стоял и ревел так долго, с полминуты. Больше никого из животных не было, а он все высился на фоне сделавшегося низким, бугристым, отливающего странным багрянцем неба. Когда вдали на юго-востоке исчезла последняя полоска яркой, сияющей голубизны, медведь словно бы опрокинулся на все четыре лапы и пошел прочь через дорогу, громко хрипя и мотая головой. Исчез в тенях на другой стороне шоссе.
Полумрак, понял Кларенс. Это не тени. Просто стало темно. Как в самый пасмурный осенний день или даже вечером. Более-менее видно, но читать, например, нельзя… А ведь сейчас утро. Сейчас еще нет восьми часов утра.
Тот дрожащий гул, на который обратил его внимание сын, не прекращался, как и подрагиванье земли. Вдобавок начался ветер. Это было видно даже из машины. Шевелились перья одной из мертвых птиц перед лобовым стеклом.
– Выйди, убери их, – приказал Кларенс сыну. – Джессика, сядь сзади и постарайся ничего не бояться. Мы сейчас поедем… А пока помоги мне посчитать оружие, хорошо?..
Три автомата (один Том взял с собой; Кларенс бросил мельком взгляд на лобовое стекло, на старательно закушенную губу работающего сына) – «калашниковы» с постоянными прикладами под русский калибр 5,45, на одном был американский подствольник М203PI, к которому имелась всего одна граната; кассету с остальными Кларенс вчера забыл на трупе. Двадцать один магазин, считая те, что на автоматах. Вроде бы все полные. Пять ручных гранат. Гранаты тоже были американские – противопехотные М67. Пистолет – майор помнил, что вчера видел на бедре у одного из убитых кобуру, но… но тоже забыл его. Ладно. Пусть.
Том, очистивший машину скребком, вернулся и сказал, что ветер холодный, а увидев, что внутри считают оружие, тоже вспомнил вчерашний пистолет и спросил:
– Па, может быть, «беретту» отдадим Джесси? Только надо научить ее стрелять. Слышишь, Джесс, хочешь научиться стрелять?
– Я хочу домой, – ответила девочка. – Поедем скорей, пап!..
У перевала Кларенс снова сбросил скорость. Ветер мел через дорогу, как жесткая метла из металлических прутьев. Им попалась горящая легковая машина; не остановились. Не остановились и потом, проезжая окраиной села. Дома у дороги тоже горели, очень ярко в этом странном утреннем вечере, ровный сильный ветер вытягивал пламя в длинные почти неподвижные хвосты. На погнувшемся дорожном указателе у поворота висел труп в полувоенном. В петле. Повешенный. Рядом паслись две белых козы – они словно бы светились в сумраке. Том оглянулся – сестра снова дремала – и тихо спросил:
– Пап, нас бросили?
– Я не думаю, что это называется «бросили». – Кларенс думал о блокпосте грузинской армии на перевале. Именно о нем. – То есть я хочу сказать, что никто не бросал нас специально, понимаешь? Просто… мне кажется, что властям сейчас, как бы тебе сказать, не до нас. Понимаешь?
Мальчик кивнул. Потом, отвернувшись к окну, отрывисто, в несколько приемов, выговорил:
– Пап, я хочу домой. В Штаты. Я очень хочу домой.
– Я знаю, Томми. – Голос майора был ласковым. – Я тоже очень хочу домой.
– Но мы ведь туда не вернемся? – Сын упорно смотрел в окно, держа автомат на коленях.
– Нет. Не думаю, что вернемся.
– А как же мама?
– Томми, я не знаю.
– Может быть, дома все в порядке? Может быть, за нами все-таки прилетят или пришлют корабль? Мы же победили в войне, разве нет? Мы разбомбили русских, ведь так?
Больше всего на свете майору хотелось сказать «да». Но он хорошо знал, что на территории США уже разорвалось немало бомб. И если «разбомбили русских» было верно, то не менее верно, что и американцев разбомбили тоже. В штабе говорили: ядерную войну начали именно русские, начали в тот момент, когда поняли, что не смогут отбиться, или когда увидели, что политики предали их страну… уже не разберешься сейчас. Но, видимо, два дня назад ядерная война началась по-настоящему. На полную мощь.
А вот его подозрение, которое появилось впервые на дороге при виде ползущего живого облака, перерастало в страшную уверенность.
ЯДЕРНАЯ ЗИМА. Которой пугали людей в его детстве и которой не может быть, как доказали ученые позже. Ядерная зима, и вдобавок что-то случилось с планетой. Испортилось что-то внутри, смутно подумал майор. Ему стало страшно. Всплеск страха – как высокая волна над и без того мутным озером.
– Том, послушай меня. – Мальчик повернулся к отцу. На щеках у него были следы слез. Свежие. – Мы почти приехали. Как бы там ни было, но на штабной базе наши. Но мы еще недоехали. Понимаешь меня?
– Да. Понимаю, – Том кивнул.
– Сейчас будет блокпост грузинской армии. Но, Том, я не знаю, есть ли вообще еще эта армия, кому она подчиняется и вообще… Для нас это просто чужие люди с оружием, которые захотят нас остановить. Мы не остановимся. Мы попытаемся просто проехать. Если нас станут останавливать – мы их убьем. Понимаешь?
– Понимаю… – Мальчик не спускал глаз с отца.
Кларенс заставил себя и дальше говорить спокойно:
– Я хочу, чтобы ты поклялся мне. Поклялся, что не бросишь сестру. Никогда и ни за что, пока жив. Неважно, буду ли жив я, неважно, что случится с миром, неважно, погаснет ли солнце, разверзнется ли земля или планета сойдет с орбиты. Неважно – ты ее не бросишь. Только если умрешь.
Мальчик смотрел серьезно, внимательно. Молча. Потом спросил:
– Все плохо, пап? – Кларенс кивнул. – Все очень плохо, да? – Майор кивнул снова. – И будет плохо долго? – Снова кивок. Томми длинно, с перерывами, вздохнул. Потом сказал: – Я клянусь, что, пока я жив, Джессику не брошу. Вот… ну, я не знаю, что еще сказать. Ну, там… честное скаутское. Ну, я клянусь, в общем.
Майор удобней устроил сбоку от себя «калашников». Еще раз посмотрел на сына:
– Тогда едем…
Надежда умирает последней. И в страшных муках. Об этом майор Кларенс подумал, когда они подъезжали к двойной коробке блокпоста и он услышал вопрос сына:
– Может быть, это обычный блокпост?
– Не думаю, – медленно ответил Кларенс. И добавил: – Смотри внимательно…
Том кивнул. Он понял, о чем говорит отец. Сбоку от дороги, прямо вдоль обрыва с одной стороны и под скалой с другой стояли машины. Много. Десятки. Самые разные. Людей не было видно нигде. Ущелье глубокое. А вон тот кунг – американский армейский кунг, за блокпостом – очень вместительный.
– Джесс, ложись на пол. Не на сиденье – на пол… так… – Майор вел машину медленней и следил, чтобы дочь все выполнила. – Накройся курткой и лежи тихо. Не шевелись. Молчи. Не смей издавать ни звука, не смей делать ни единого движения…
– Пап, они перегородили дорогу, – предупредил Том.
Кларенс похолодел, поворачиваясь вперед. Но дорогу перегородили не «ежами» – один из солдат как раз протягивал поперек разбитого асфальта серую шипастую змею.
