Москва и Московия - Калашников Сергей Александрович

Сергей Александрович Калашников

Все реки петляют. Москва и Московия

© Сергей Калашников, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Глава 1. Царевна и царёнок

Мы под присмотром двух дюжих молодцев, державших в руках топорики на длинных прямых топорищах, стояли с отцом в комнате со сводчатым потолком и рассматривали её убранство. Собственно, молодцы и были главным украшением интерьера, вернее, их роскошные, отороченные мехами парчовые одеяния. То есть это рынды – царские телохранители и исполнители высочайших пожеланий, силовая структура оперативного назначения. Не знаю, кого в эту службу набирают, но если кого взашей вытолкать нужно или головы снести, они всегда под рукой.

Софи и её папенька одеты в брюки и относительно короткие камзолы. Шубы и шапки они оставили ещё в сенях, простым движением сбросив с плеч за спину и не заботясь о том, успеют ли их подхватить слуги. Мы у монархини, как-никак! Должны вести себя так, словно уверены в безупречности местного сервиса. И отец и дочь в высоких сапогах, но без шпаг, то есть как бы безоружные. Однако у каждого по две кобуры на поясе. Прямоугольные кожаные футляры не выдают форму содержимого, потому что кроме компактного по нынешним временам револьвера должны вместить в себя припас для ещё одной перезарядки. К тому же левая кобура у каждого из нас пуста, просто висит на ремне для симметрии. А в правой кобуре мирно покоится заряженный револьвер капсюльного типа – их всего два и успели изготовить до отъезда в столицу, зато испытали от всей души.

Отец приоткрыл клапан на левом боку, достал свёрнутую трубочкой челобитную, писанную от своего имени, прочитал и вернул обратно в «сумочку». Софи повторила этот ход, только свою челобитную прятать не стала, а, опустив клапан кобуры, зажала в руке. Оба только что ненавязчиво продемонстрировали полную безоружность, имея под правой рукой по шесть заряженных стволов. Волнуются, в общем. Ну и подчеркнули действием, что сумочки у них носят бытовой характер. Не станут же гостей царевны обыскивать с перетряхиванием!

А я в ожидании встречи с самой могущественной особой этого места в нынешнем времени принялся вспоминать: что же из истории знаю о Софье? Властная. Не хотела отдавать Петру государственное кормило. Стрельцы были на её стороне. Кажется, она их ещё и на бунт подзуживала. Да, тут имел место тот ещё гадюшник! Так что нужно как-то поаккуратней с этой особой.

И вот вошла царевна. Не сказать чтобы писаная красавица, но лицо с правильными чертами. Годами примерно как наша мамуля, ростом ниже, и в теле не чувствуется гибкости, хотя это, может быть, из-за не слишком удачного покроя одежды. Русская мода тяготеет к основательности и тяжеловесности даже в дамских туалетах.

Сонька с отцом выполнили поклон, приближенный к поясному, и представились, каждый назвав себя по имени.

– И как это вы двумя кораблями сумели потопить сразу три? – не стала мучить нас немой сценой Софья Алексеевна. Зато спросила на латыни. Полагаю, проверяет на образованность.

– У нас пушки лучше, – на том же языке и в том же телеграфном стиле ответствовала Софочка. А отец одобрительно кивнул.

– Откуда они у вас?

– В Англии сделаны малоизвестным мастером, – чётко продолжила наметившуюся партию Софи.

– Сможешь привезти этого мастера сюда? – не стала ходить вокруг да около царевна.

– Не знаю, самодержица. Я ещё не пробовала, – ясно обозначила свою позицию Сонька.

– Люди видели, сколь часто и точно вы палили, – окончательно прояснила ситуацию царевна. – Говори, чего потребно для того, чтобы доставить мне этого мастера?

Сонька с поклоном подала челобитную. Она филигранно разыграла безупречный гамбит, основываясь на первом же ходе собеседницы.

– По рекам ходить желаешь? – приподняла брови Софья Алексеевна. – Зачем тебе это? Или морей-океанов уже мало?

– Люблю плавать, но на море волны страшные и до берега далеко. – Сонька состроила испуганную мордашку. – А так хочется на мир посмотреть. Доплыть до Китая, на Тихий океан полюбоваться с бережка…

Да она же просто подтролливает царевну! Кажется, до той начало доходить, что начинается своего рода торг: «Ты мне разреши свободно перемещаться по всей подвластной тебе территории, а я о мастере похлопочу».

– А ты, Джонатан, чего просишь? – перевела царевна взгляд на отца.

– Ничего не прошу. Ты звала – я явился, – ответил папенька на вполне уверенной латыни, чётко подхватив тональность Софочки. – На Москву вместе с дочерью приехал, потому что ей воевода велел. Присмотреть, чтобы не накуролесила тут по малолетству. А то она у меня бедовая.

– У тебя ведь на корабле тоже пушки хороши. От того же мастера?

– От того же. Они с Софи с детства знакомство водят с великой обоюдной приятностью, вот он и мне артиллерию поправил на свой лад ради добрых отношений с доченькой. Да и я его в доме своём привечал, оттого и был сей мастер столь любезен, – чётко усугубил папаня дочкин «наезд», давая понять, что существуют обстоятельства, которые превыше монарших хотелок.

– Ступайте, – вдруг сделала отвергающий жест царевна.

Похоже, беседа с нами не пришлась ей по душе.

«Так в чём дело, внутренний голос? – пытала меня Софочка по дороге на выход из кремлёвских палат. – Что это такое произошло с Софьей Алексеевной? Отчего она так поступила? Почему прогнала нас столь внезапно?»

«Думаю, дело в том, что мы выпали из привычных ей схем. На службу не просились, жалованья не требовали, а предложили то, что ей самой надобно. Согласись, морская торговля России нужна. И внутренняя транспортная связь – тоже. Уж кто-кто, а правительница это понимает лучше всех. Хорошо, что отец не стал свою челобитную подавать, а то окончательно свернул бы бедной женщине мозг. Ведь наверняка сама репу морщит, как бы товары русские подороже сбывать прямиком там, где они в хорошей цене. Если бы увидала ходатайство о дозволении вывозить их морем вместе с купцами-хозяевами, заподозрила бы подвох. Она ведь большая умница, эта царевна. Жалко, что верующая».

«А при чём здесь вера?»

«Так попы местные много власти забрали. Над умами людскими и над помыслами властительскими. Даже вон раскол у себя учинили. Не знаю я, в чём там закавыка. Припоминаю, спорили они про то, сколькими пальцами креститься следует».

«Ты-то тремя перекрестился на икону», – напомнила мне реципиентка.

Надо же, а я и не обратил внимания на собственную выходку, потому что это, то есть поступать как все окружающие, уже стало для меня рефлексом: увидел образа – сделал одухотворённую мосю и осенил себя крестным знамением. Сонька, кстати, не противится. Поняла, что это для местных словно сигнал «я свой». Она в вопросах мимикрии всегда следует за подругой своей – Мэри.

Соньке тринадцать. Пётр Алексеевич, насколько я высчитал, парой лет старше. То есть ему или пятнадцать, или четырнадцать.

Откуда такая неуверенность? Загвоздка в различиях летоисчисления. На Руси нынче время отсчитывают от сотворения мира, то есть сейчас здесь идёт семь тысяч какой-то год. А в Европах считают от Рождества Христова. Кроме того, что имеется различие в юлианском и григорианском календарях то ли в двенадцать, то ли в тринадцать дней, так ещё и год в каждой стране начинают по-разному – кто с марта, а кто и с сентября. Так что запутаться проще простого, если не сесть с бумажкой и не провести подробные выкладки.

Так вот, начинать вычисления мне нынче недосуг, потому что в нашей гостиничной гостиной сидят на диванчике бедро к бедру юный долговязый царь Пётр Алексеевич и Лиза-Рисовальщица, склонив головы над распахнутой папкой с эскизами, набросками и прочей графикой, и водят пальцами по листам.

– Здрав будь, герр Питер, – брякнул я машинально, припомнив, как этот человек велел к себе обращаться… во много более зрелом возрасте, причём в кинофильме.