Вячеслав Сибирцев - Возвращение
Обзор книги Вячеслав Сибирцев - Возвращение
В О З В Р А Щ Е Н И Е
1
Всё-таки прелесть выходного оценить по достоинству может лишь человек с ненормированным, или, как говорил Денис, безразмерным рабочим днём. Да ещё когда выпадает этот самый выходной вдруг. Вчера (точнее, уже сегодня), после весьма непростой спасательной операции, командир похлопал меня по плечу и, подчеркнув неформальность общения обращением по имени, сказал:
-Молодец, Олег. Отсыпайся теперь до завтрашнего утра. Если ничего срочного не случится – не потревожу.
Но я же не сурок, чтобы столько дрыхнуть! Да и в доме дела накопились, есть куда приложить мужские руки. Словом, поспал я с трёх до девяти и, проснувшись, позволил себе не вскакивать сразу, а поваляться немного с зажмуренными глазами, в приятном полудремотном состоянии, пограничном мире между сном и явью.
Майское солнышко, заглядывая в восточное окно, ласково трогало лучами закрытые веки. За стеной монотонно пиликал на скрипке соседский Артурчик, признанный (своей семьёй) гений. Он учился во вторую смену и посвящал музыкальным занятиям первую половину дня. В нашей же квартире стояла тишина – мой сын ходил в школу с утра. Жена, как и все нормальные люди, убегала на работу к восьми, и в этот час я был совершенно один. Вспомнив, что мы и так проводим во сне треть своей жизни, я ощутил лёгкие угрызения совести и пружинисто вскочил с кровати. Сделал несколько физических упражнений, наслаждаясь ощущением полной власти над своим хорошо тренированным телом. Конечно, мне, как личности, принадлежащей к славным рядам МЧС, это по штату положено, но я считаю, что каждый мужчина до последних дней обязан заниматься спортом. Во всяком случае, Дениску я чуть ли не с рождения воспитываю именно так. И все его грамоты и медали воспринимаю как свою личную победу. А интеллектуальными вопросами занимается Марина, она у нас профессиональный педагог, преподаёт в школе историю.
Я вышел в ванную, настроил воду погорячее и стал бриться, насвистывая «Если друг оказался вдруг…» Зеркало запотело, пришлось протереть его полотенцем. «И не друг, и не враг, а так…» Из серебристого овала на меня смотрел худощавый мужчина с несколько волосатыми ногами. Вид и мелодия карикатурно напомнили мне волка из «Ну, погоди!». Не удержавшись, я не то хмыкнул, не то фыркнул. Рука дрогнула, и бритва слегка порезала губу. Неудачное место – царапина ерундовая, а кровь течёт.
В это время где-то в комнате зазвонил телефон. Прижимая полотенце к губе, я поспешил на поиски возмутителя спокойствия. Обшарил карманы куртки, небрежно брошенной на кресло, перетряхнул брюки и даже рубашку, и наконец обнаружил трубку между спинкой и подушкой. Как ни странно, абонент всё ещё ждал. Впрочем, действительно не странно, потому что это была Марина.
-Привет, - сказала жена, и по голосу я понял, что она улыбается. – Как дела?
-Нормально, - бодро и даже честно ответил я.
-А я звоню, чтобы пожелать тебе доброго утра. Потому что «спокойной ночи» сказать не успела. Ты пришёл очень поздно?
-Не очень, - смело соврал я, мысленно оправдываясь, что понятие времени весьма относительно и субъективно.
-Ну да, если учесть, что я уснула в половину второго, то ты, вероятно, явился рано, ещё засветло. Было что-то очень сложное, да?
-Почему ты так решила?
-Ты не завёл будильник, значит, получил внеплановый выходной. Стало быть, вызов оказался серьёзным. Что там случилось?
Перед моими глазами промелькнули последствия взрыва газового баллона в трёхэтажном жилом доме. Живописать эту картину Марине я, конечно, не собирался, поэтому, не ответив, перевёл разговор на другое:
-А ты откуда звонишь, у тебя же урок?
-Нет, окно получилось. Пришёл какой-то лектор, старшеклассников собрали в актовом зале, а наши уроки перенесли на седьмой. Мы недовольны, дети тоже, один лектор счастлив – его рабочий день закончится вовремя. Так что ты меня не теряй, я вернусь на час позже. Это я и хотела тебе сообщить. Кстати, Денис сегодня тоже поздно. Уже за завтраком он вспомнил, что у него тренировка по баскетболу, а перед ней он пойдёт к Саше домой учить физику. Словом, отдыхай, дорогой, в блаженном одиночестве.
Марина послала мне «чмок», означающий поцелуй, и отключилась. Я аккуратно положил телефон прямо в центр журнального столика и направился обратно в ванную, непроизвольно оглядываясь. Всё-таки не зря эти аппараты называют мобильными – по-моему, стоит их оставить без присмотра, и они совершенно самостоятельно перемещаются по всему помещению. Во всяком случае, их никогда нельзя найти там, где оставил в последний раз. Или думал, что оставил.
В десять часов я включил приёмник и настроил его на специальную волну, где каждый час для нас передавалась информация о произошедших событиях, которые являлись чрезвычайными или могли бы быть таковыми, но обошлось. Пожар – без жертв; обрушение балкона – лёгкие ушибы у случайного прохожего; очередной Выброс в Зоне – радиационная обстановка в норме; паводок – снесён мостик возле забытого всеми села из трёх домиков. Ничего чрезвычайного.
Я усмехнулся. Как же легко человек ко всему привыкает! Вот Зона – она сама по себе уже нечто из ряда вон выходящее, источник постоянного напряжения и опасности. Ежедневно, даже ежечасно в ней погибают люди. Военные сколько угодно могут делать вид, что там кроме них и учёных никого нет, а эта публика под тотальным контролем, но всем известно, что Зона кишмя кишит всякими гражданскими группировками и вольными сталкерами. Однако на бумаге они не числятся. Значит, сколько бы людей там не погибало, официально жертв нет. Тихое такое, лабораторное местечко, виварий с вневедомственной охраной. Территория как территория, ничего чрезвычайного, все привыкли.
Я поёжился от мгновенного внутреннего холода и подошёл к окну. С нашего второго этажа хорошо было видно и ясени в недалёкой рощице, и плакатно-синее небо над ними с по-летнему легкомысленными мелкими белыми облачками, и песочницу во дворе, возле которой, вынюхивая что-то, бегала маленькая рыжая собачонка. Эта самая обыкновенная картина настраивала меня на обычную жизнь. Ну её, Зону, со всеми чрезвычайностями. Скоро лето, надо будет, если повезёт и получу хоть недельку отпуска, съездить с семьёй в наш профилакторий. Там даже яхты есть на озере, Диньке должно понравиться. Да и Марина отвлечётся от чужих детей, пообщается со своим собственным. И вообще, мы так редко бываем все вместе.
Но размышляя так, я чувствовал, что меня тянет вовсе не в профилакторий. Как сказал бы поэт, «неясное томление жило в душе моей». Делайте что хотите, но не мог я спокойно слышать это слово – Зона. Да, я там бывал. Очень давно и, кажется, очень недолго. В памяти остался заброшенный мир, полный дождя и страха. Воспоминания – это лента времени, из которой вырезаются самые яркие моменты, а всё остальное выбрасывается за ненужностью. Вот и у меня осталось ощущение, что за каждым кустиком и деревом, за каждой железякой и куском кирпичной стены прячется монстр, словно герой кошмарного сна. А ещё люди – грязные, измотанные люди, в отчаянии готовые убивать всё, что шевелится, и не только мутантов, но и себе подобных, лишь бы выжить, выжить любой ценой и при этом достичь какой-то своей цели. Нет, конечно, была там и настоящая мужская дружба, взаимовыручка, самопожертвование, но и это – в липком тумане страха. Пусть не за себя, а за другого, но всё равно – страха. Во всяком случае, сейчас, заглядывая в Зону из-за стены двух с половиной десятилетий, я это видел именно так.
Наверное, поэтому я и стал работником МЧС. Такое счастье – спасать людей, освобождая их не только от огня, воды или камней, но и от их собственного страха. Такое счастье честно сказать: «Всё позади, теперь уже всё хорошо» - и увидеть, как со слепых от ужаса глаз спадает пелена, и человек начинает видеть небо, птиц, пробежавшую мимо собаку, и понимают, что действительно всё позади.
Я не мучался от ностальгии, никогда не хотел вернуться в Зону. Адреналина мне с лихвой хватает на работе. И всё–таки тянет меня туда… Помню, читал я как-то в одной книге, что герой оставил где-то частичку своей души. Правда, в том месте у него были молодость, любовь, романтические воспоминания. А у меня только дождь и страх. И тем не менее я чувствовал, что прямо-таки реальная часть меня осталась в Зоне и тоскует от своего одиночества, манит меня к себе, мучает воспоминаниями и настойчиво зовёт уже четверть века.
2
Старенький грузовик, дребезжа стёклами, бодро бежал по гравийке вперёд. Алька сидел в кабине рядом с шофёром и дремал, прижавшись головой к окну. Час назад он ещё пытался вглядываться в однообразный пейзаж, но скоро стало тоскливо. Мир вокруг его не интересовал. Это был всё тот же злобный мир, в котором нет места тринадцатилетнему мальчишке. И теперь Алька бежал из него, бежал, сам не зная куда. Его жизнь разорвали на куски, и только крохотный клочок романтической надежды трепетал впереди.
