Алексей Колентьев - Паутина вероятности
Обзор книги Алексей Колентьев - Паутина вероятности
Алексей Колентьев
Паутина вероятности
Автор выражает благодарность за помощь и поддержку:
Орлову Дмитрию (за терпение и помощь в процессе работы над книгой);
Юрчуку А. (за консультации по некоторым практическим моментам).
Всем тем, кого по их просьбе называть не могу, но неупомянутыми не оставлю: братья, от души вам всем спасибо. Будем живы.
А также самым преданным читателям и помощникам с СИ (Новиков Сергей, Танетов Петр, Литвинов Павел, Высокий, Дмитрий «Хищник», Михалыч и многие другие, простите, кого не упомянул, но не забыл).
Спасибо, друзья.
Who's deciding who's gonna die?..
Look at me. I stand up right here…
And not one bullet! Not one shot!
Why?! How come they all had to die,
And I can stand right here?
I can stand right up,
And NOTHING happens to me!
1.1
Земля уже почти не тряслась, на такой глубине вообще трудно расслышать какие-либо звуки с поверхности. Странное видение наводило на мысли самого разного толка, но в основном тревожные и, как правило, дурацкие. Даже многолетняя привычка засыпать практически в любом месте и в любое время, если того требовали обстоятельства, не помогала. Беспокойство за Дашу, словно саднящий порез, не давало мне концентрироваться на более насущных проблемах. Жива ли она или погибла, а может быть захвачена, чтобы стать рычагом давления на меня или Лесника, видение не объясняло. В любом случае, пока ничего предпринять не получится. Посетивший меня морок – это всего лишь смутные образы, ничего конкретного не сообщающие, и вряд ли им следует доверять безоглядно. Тем более эти картинки не причина для серьезных прыжков на месте: выйдем на свежий воздух, сдадим груз заказчику, а там и будем решать, как поступить со столь туманными предупреждениями. Нужно собраться, иначе все кончится еще несколькими мумифицированными трупами на семидесятиметровой глубине, и пары-тройки из них уж точно никто не хватится…
Почему-то вспомнилась одна из последних встреч с Ириной, бывшей женой. Мы тогда ютились в комнатке офицерской общаги, что было несомненной роскошью по местным меркам (мне, как старожилу и ввиду семейного положения, лично комбриг, с большой помпой ключи от комнаты вручал). Свой угол был только у семейных офицеров и десятка контрактников из тех, что поприжимистее[2]. Я подновил оконные рамы, оклеил стены обоями, побелил потолок и привез большую мягкую тахту вместо холостяцкой продавленной раскладушки, оставленной в казарме, и раздобыл почти новый двухтумбовый письменный стол. Все это заняло две трети нашего «родового гнезда», и повернуться было решительно негде. Остальное пространство «отъел» под себя маленький холодильник «Север», шумевший в моменты включения подобно взлетающему сверхзвуковику. Телевизор я подвесил на самодельной сварной раме, прямо над холодильником. Взятый в качестве доли с духовского каравана малайзийский «SHARP» исправно ловил пару местных каналов, где по вечерам показывали ретранслированные из России новости и сериалы на русском языке. Остальное разобрать было трудно: по-таджикски я объяснялся в весьма узких рамках и местной телетрескотни особо не понимал. Жена включала телевизор, чтобы шел хоть какой-то фон, создающий иллюзию цивилизации. Я ее понимал: большую часть времени в расположении делать совершенно нечего, особенно если нет работы, на которую приезжих вообще не берут. Жены местного комсостава приняли Ирину нормально. Она сама провела некую черту между собой и остальными женщинами нашего небольшого мирка, видимо, подсознательно отторгая их образ жизни. Каждый день пребывания вдали от магазинов, кинотеатров и привычного круга подруг, да еще в отсутствие телефона под рукой, били по ее нервам не хуже постоянных тревог на базе, например, когда разведчикам случалось «зевнуть» духов, подбирающихся к базе на выстрел из винтовки или РПГ. Обычно дальше мелких разрушений и выбитых стекол не заходило, но были и убитые духовским снайпером зампотыл и сгоревший дотла хозблок вместе с двумя солдатами-срочниками и поварихой из вольнонаемных (тогда выстрелом из «граника» зацепило газовые баллоны, а огонь и рухнувшие перекрытия заживо похоронили людей под обломками). Тогда же «замку» первой роты – старлею Сене Нечаеву – духовская пуля снесла полголовы…
Для Ирины, женщины сугубо городской, такие вот авралы и постоянно витающее в воздухе напряжение были тяжелым испытанием. Уже в родном городе, когда окончательно решился вопрос по контракту, я стал замечать тоскливый огонек в ее глазах. Несомненно, быт – это самое тяжкое испытание для взаимного чувства. Скандалы начались примерно через три месяца после приезда на базу и четыре с половиной года от начала нашей с ней совместной жизни. Начинались, как водится, с разных мелочей, бурно перетекали в обличительные речи, которые Ира была мастер произносить. Чаще всего я помалкивал: претензии носили смешной, абстрактный характер. И если бы дело касалось вещей вроде прибить гвоздь или починить кран в общей душевой, который постоянно подтекал, то я с легкостью бы устранил причину скандала. Но понятно было: жена недовольна тем, что поехала со мной на край земли. Чувства стали трещать по швам, и спасали нашу маленькую лодочку от крушения только мои частые отлучки по службе. Но вечно бегать от финального разговора не получалось: на этот раз я понял, что терпению жены пришел конец. Она стояла у окна, лицом к двери, опершись руками о подоконник так, что солнце светило ей в спину, заставляя просвечивать легкое ситцевое платье в бледно-голубых незабудках, а короткие вьющиеся каштановые волосы пылали как нимб вокруг загорелого, красивого лица.
– Антон, я так больше не могу. Все! Уезжаю послезавтра. – Ира с вызовом глянула прямо мне в душу своими зелеными кошачьими глазищами. – С продуктовой машиной доберусь до города, а там – в Душанбе, на рейсовом автобусе…
Я промолчал, поставил свой потертый АКМС с подствольником в угол, рядом с изголовьем тахты, и неторопливо избавился от «разгрузки». Сдавать оружие у нас было не принято ввиду постоянного военного положения, но жена никогда стреляющих железок и не боялась – в Сибири, особенно в наших краях, где тайга совсем рядом, огнестрел есть почти в каждой семье. А ее отец был поселковым участковым, жил в «барском» двухэтажном коттедже, где такого добра было завались, а с учетом конфиската так и вообще хватило бы на пару отделений. С детства он учил старшую дочь стрелять, но особых успехов не добился: Ирина воспринимала оружие как неизбежное зло. Не страшное, но бесполезное железо, часть бессмысленных мужских забав.
Я присел на край тахты. На меня навалилась тоска от того, что все попело прахом. Удерживать я жену не собирался, понимая, что занятие это зряшное. Можно продлить агонию еще на пару месяцев, но все закончится тихим бегством супруги во время моей очередной отлучки на «боевые». Удерживать того, кто хочет уйти, значит восстановить этого человека против себя еще больше. Ничего уже поделать нельзя, нужно отпустить…
Я вздохнул и, подхватив автомат, направился к двери.
– Что, даже сказать нечего?! – В голосе Ирины слышались истерические нотки, обида и вызов, слова понеслись мне вдогонку и напоминали по убийственной мощи пулеметную очередь.
– Пойду попрошу место у Евстафьева. Борт идет на Душанбе через два часа. Капитан мужик понимающий, думаю, не откажет. На машине долго, да и небезопасно, Ириша. На вертушке тебя подбросят до столицы. А там Евстафьев место на нашем военном борту и номер в гостинице организует, если сегодня на Москву рейса нет. Деньги сэкономишь…
– Ты дубина, Васильев! Бесчувственная стоеросовая дубина! Ничего менять не хочешь!..
– Бумаги на развод пришли потом, как приедешь. Я все подпишу. Не злись на меня, Ириша. Прости, если обидел… Чего менять-то? Кроме вот этого, – я показал ей автомат, обернувшись на пороге, – больше ничего не умею. В ментуру к твоему бате не пойду: через полгода выгонят или посадят. Ты же знаешь, хребет не гибкий. В тайгу промышлять? Так тоже как тут будет, а опасностей не меньше, сама росла рядом со всем этим. Сломал я тебе жизнь, прости. Может быть, если б завели детей, было бы иначе. Раз решила – езжай, деньги буду высылать регулярно. Одному мне здесь много не надо, а тебе на первое время нужнее будет.
Такого поворота жена не ожидала, поэтому молча и словно в прострации начала складывать вещи в чемодан, демонстративно выставленный на стол. Потом вдруг плюхнулась прямо на пол и заплакала. Рыдать она никогда не умела, просто всхлипывала и вытирала слезы крохотным платочком. Я вернулся от двери, положил оружие на тахту и, встав на колени перед женой, крепко обнял ее, вдыхая горький аромат духов и знакомый запах родного тела. Она доверчиво уткнулась мокрым от слез лицом куда-то в район моей шеи. Так мы простояли почти пять минут. Потом я мягко отстранил притихшую Ирину и пошел договариваться с капитаном Евстафьевым, на которого повесили все снабженческие функции, пока новый зампотыл еще не прибыл в расположение бригады. Да оно и понятно: подстрелить могут каждую секунду, условия службы на грани спартанских, вот никто особо и не рвался…
