Василий Головачёв - Запрещенная реальность. Том 2
Матвей почувствовал приступ слабости.
Неужели ему вновь предстоит пройти тот же смертельный Путь воина, отмеченный десятками смертей, гибелью друзей и близких?! Снова встретиться с Монархом, чтобы замкнуть круг?! Или есть иные варианты?..
Матвей задал себе этот вопрос и со страхом прислушался: не прозвучит ли ответ? Но ни его внутренний «космос», ни внешний не ответили. Означает ли это, что если он помнит будущие события, то может их изменить?! Ведь запрета нет? Никто ему никаких запретов не оставил?..
Матвей снова прислушался к себе, но память молчала. Она и так выдала все, что знала. Эйнсоф сработал, хотя и не так, как ожидал Соболев. Он просто переместил человека к началу его эзотерического резонанса, как бы давая понять, что дальше все зависит от него самого: любовь и ненависть, движение и покой, жизнь и смерть. Все еще можно изменить. Все.., еще.., можно…
Изменить!..
Но у меня должен был появиться сын! - вспомнил Матвей.
Он и появится, ответил внутренний голос, если ты все повторишь, как было. Но сын может родиться и в других вариантах бытия.
Матвея бросило в жар. Он даже не извинился, столкнувшись с прохожим на улице, который долго смотрел ему вслед. Если бы Матвей не был занят собой и оглянулся, он узнал бы прохожего: это был Хранитель. Но Соболев не оглянулся.
Сев за руль машины, он уже прикидывал, что будет делать дальше.
Он должен найти Василия Балуева-Котова, все ему рассказать, заставить поверить в этот бред и с его помощью расстроить планы всех монстров - людей и нелюдей, не подозревающих в этот момент, что есть человек, который их знает!
Кроме того, Матвей хотел найти Стаса и вылечить его, Ульяну Митину - и познакомить ее с Василием, Парамонова - и предложить ему свой вариант преобразования Внутреннего Круга, инфарха - и узнать у него подробности жизни в абсолютных планах «розы реальностей», и, наконец, Монарха Тьмы - чтобы предупредить его, что прошедшая коррекция запрещенной реальности была последней и что разборки третьего уровня закончились, еще не начавшись! Однако при этом Матвей понимал, что Монарх вряд ли согласится с его решением. Впереди Соболева и его друзей ждала иная война - четвертого уровня! Только преодолев порог магической физики, отделявший запрещенную реальность Земли от других слоев «розы реальностей», встретившись с Монархом Тьмы лицом к лицу, он мог заставить его отступиться.
Матвей не знал, что как аватара он имеет возможность сделать новое Изменение, создать мир, где Монарху не было бы места. Но даже если бы он знал это, вряд ли согласился бы присвоить себе роль Безусловно Первого.
От перспектив, открывшихся вдруг перед ним, у него захватило дух. Потом вернулось самообладание, а с ним и трезвые мысли.
Путь воина не был главным при движении к цели - духовному и нравственному самосовершенствованию. Существовал еще один Путь, может быть, самый тяжелый, но самый эффективный - использующий принцип ненасилия.
Включив мотор и отъехав от клиники, Матвей все больше и больше задумывался, но так и не смог прийти к единственному решению. Для этого надо было изменить себя или изменить себе. Второе означало предательство, первое - подвиг, но ответ так и не созрел.
Впрочем, Матвею еще предстояло познакомиться с теми, кто мог осудить его колебания или помочь, а пока он ехал искать Васю Котова.., то есть Балуева. Представив его лицо после того, как он выслушает историю «Смерша» и «Перехватчика», Матвей улыбнулся. И тут же погрустнел. В том отрезке жизни, который он прожил - или это был сон?! - существовала еще одна женщина, которая любила его, - Уля Митина. И он не знал, что будет с ними, когда они встретятся.
Не возвращайтесь по своим следам…
Кто это сказал? Истина ли это? Может быть, как раз истина в другом - в Вечном Возвращении?..
ОБИТЕЛЬ ЗЛА
Роман
ИМЕНЕМ АЛЛАХА
В последний раз Николай Алексеевич Кожемякин приходил сюда, когда на полях еще лежал снег, река спала подо льдом с мокрыми пятнами проталин, а бледное весеннее солнце почти не нагревало кожу лица. Теперь же стоял конец апреля, весна вступила в свои законные права и природа радовалась началу жизни, теплу и свежей зелени. Николай Алексеевич любил апрель по-особому, нежно, с грустью, с болью в сердце и сладким замиранием, с ожиданием чего-то, каких-то перемен, встреч, тайн, открытий и откровений. В апреле он родился, в апреле впервые встретил Галю, в апреле женился… и первый рассказ свой написал он тоже в апреле, ровно пятьдесят пять лет назад. Вот только в Союз писателей его приняли не в апреле, а в июне, тогда еще — в Союз писателей СССР. Лишь несколько лет назад, в девяносто четвертом, Николай Алексеевич поменял красную книжечку с гербом СССР на коричневую с двуглавым Российским орлом, вступив в независимый Союз российских писателей.
За спиной раздался скрип, шорох. Николай Алексеевич оглянулся.
Человек, которого он заметил, еще спускаясь к реке, приблизился и теперь смотрел на Кожемякина сверху, нахохлившись, сунув руки в карманы. Странный человек, весь в черном, с черным кепи на голове, смуглолицый и черноусый. От него веяло холодом и недоброжелательностью. Николай Алексеевич пожал плечами и спокойно пошел вдоль берега, моментально забыв о чужом. Грабежа он не боялся, в кошельке лежали всего тридцать тысяч рублей, на которые можно было купить разве что бутылку пива, триста граммов колбасы и буханку хлеба.
Нет, Николай Алексеевич не бедствовал, произведения его печатали, гонорары платили исправно, вот только писал он медленно, издавая книгу раз в три, а то и в четыре года. Таков был ритм его писательской деятельности, ритм жизни, и переделывать себя в угоду конъюнктуре, нынешней суматошной жизни он не хотел. А материал давался все труднее, все медленнее, информация собиралась по крохам, месяцами, годами. Заставить себя сесть за стол было все тяжелее, возраст постепенно брал свое. И все же его романами зачитывались, издатели звонили, приглашали и ждали, а он терпеливо отвечал всем одной фразой: непременно приду, вот только сотворю…
Первый рассказ Николай Алексеевич написал еще в канун окончания войны, которую начинал восемнадцатилетним ополченцем, участвуя в защите Москвы. В составе сводного батальона уральцев и москвичей он дрался на Волоколамском шоссе, попал в плен, бежал, прошел всю войну от Москвы до Праги, снова попал в плен, снова бежал, участвовал в движении Сопротивления в Италии. Вследствие этого в послевоенные годы пережил косые взгляды, подозрения и негативное отношение со стороны писательской братии, воспитанной в сталинском духе. Однако оставался всегда прямым, принципиальным, честным, не любил конъюнктуру и опирался в своем творчестве только на правду жизни. За что в конце концов и получил признание как писатель и человек.
За пятьдесят пять лет творческой деятельности он написал одиннадцать романов и повестей, около полусотни рассказов, две пьесы, издал два пятитомника, был отмечен премиями Союза и международным признанием и, по сути, еще при жизни стал классиком, прославившим русский народ, знавшим все его нужды, горести, надежды и чаяния.
Последний его роман попал в номинационные списки премии Букера и, хотя первого места не занял, был высоко оценен критикой, а также замечен исламскими экстремистами, готовыми на любое преступление «во имя веры», ибо коснулся отношений ислама и христианской религии.
О нет, Николай Алексеевич это сделал не так, как в свое время Салман Рушди, приговоренный к смерти аятоллой Хомейни публично на площади Аль-Иран-шехр в Тегеране, но и то, что он написал, а написал он правду, не понравилось приверженцам вселенской покорности, и Николай Алексеевич был внесен в черный список «приговоренных к смерти именем ислама». О чем сам, естественно, даже не подозревал. В этот список, насчитывающий, по данным агентства Рейтер, более шестисот человек, попали и такие знаменитости, как скульптор Эрнст Неизвестный, режиссер Энтони Хикокс, поэт Андрей Вознесенский и писатель Виктор Астафьев.
Над головой раздалось карканье, пролетел ворон, глянув на задумчиво бредущего по берегу реки человека.
Мысли свернули к работе, к материалу, который он привез из Чечни два дня назад. По сути, это была заготовка будущего романа о войне режима вседозволенности с другим режимом — криминальным, в которой заложниками стали российские солдаты, и вот об этом и собирался писать Николай Алексеевич свой новый роман.
За спиной снова скрипнуло дерево.
Николай Алексеевич обернулся, и в тот же момент в голове вспыхнуло пламя, собралось в точку и вонзилось в сердце уколом яростной боли. Больше он почувствовать ничего не успел…
* * *
Директор Федеральной службы безопасности Иван Сергеевич Панов ужинал в кругу семьи, когда зазвонил телефон и дежурный по Главному управлению полковник Скобарев сообщил об убийстве известного писателя Кожемякина.
