Майкл Муркок - Финальная программа. Средство от рака. Английский убийца
Она изогнулась всем своим телом, дрожа от страсти. Прижимая к себе Кэтрин все сильнее и сильнее, Уна поцеловала ее в губы.
— Любовь моя! — Уна издала громкий страстный стон.
— О!
Чуть позже открылась дверь. Вошла мисс Бруннер, одетая аккуратно и нарядно.
— Все девочки в сборе, — рассмеялась она. Она не извинилась за вторжение, и было видно, что ей доставило удовольствие прервать их и смутить. — Нам скоро будет необходимо заняться делом. А комнату нужно убрать.
Уна отодвинулась от Кэтрин и, ни слова не говоря, смотрела на мисс Бруннер, которая выглядела свежей и бодрой в своей одежде из хлопка и кружев и была похожа на ультра-модный мотоциклет.
— Пришла новая горничная, — сказала мисс Бруннер.
Она стала собирать по комнате одежду Уны Перссон. — Она хочет здесь убраться.
Кэтрин была в недоумении.
— По-моему, в этом нет необходимости…
— Входите, — мисс Бруннер распахнула дверь. — Вам необязательно выходить из комнаты. — Из-за ее спины появилась горничная, одетая в комбинезон из зеленой фланели, на голове у нее была грязная наколка. В одной руке она держала ведро, в другой — тряпку. Растрепанные волосы падали ей на глаза. — Это — миссис Вейзи.
Уна натянула на себя простынь.
— О, боже! — сказала уборщица, узнав в одной из девушек свою дочь Кэтрин.
Кэтрин отвернулась.
Миссис Вейзи, все еще держа тряпку и ведро в руках, сделала неопределенный жест руками. Она была страшно расстроена. Ей было стыдно за себя.
— Это временная работа, Кэт, — сказала она. С несчастным видом она посмотрела на мисс Бруннер и увидела на ее губах едва заметную улыбку. — Могу я?.. — Потом вдруг осознала, что мисс Бруннер с самого начала знала, что ее настоящее имя не мисс Вейзи (это была фамилия одного из ее бывших мужей), и, кроме того, она отлично знала, что Кэтрин ее дочь.
Миссис Корнелиус вздохнула.
— Ах, ты чертова корова, — сказала она мисс Бруннер. Взглянула на парочку в кровати. — Чем это вы там занимаетесь? — Она вдруг вспомнила, что когда-то и она лежала вот так, как Кэтрин сейчас. Она подумала, сколько денег она могла бы тогда заработать, если бы не была слишком щедрой и мягкой. Затем вновь вспомнила о дочери. Она окунула тряпку в ведро с водой. И, указывая на мисс Бруннер, сказала, обращаясь только к Уне Перссон, так как ее дочь накрылась простыней с головой и ее не было видно — Ты будь с ней осторожна, милочка. Она и до тебя доберется, если у нее только подвернется подходящий случай.
— Как вы знаете, вам платят не за ваше нахальство, — ответила мисс Бруннер негромко, направляясь к двери, — а за уборку комнат. Вы, миссис Вейзи, относитесь к женщинам, которые стоят не больше десяти пенни, и я уверена, вы сами об этом знаете. Если вас не устраивает ваша работа…
— Да, будет вам. — Миссис Корнелиус начала развозить тряпкой грязь по линолеуму. — Думаю, вы найдете немного желающих работать в третьесортном публичном доме! — Ее гнев становился все сильнее, она вдруг обрела чувство собственного достоинства. — Твою мать… — Она подняла ведро и выплеснула его содержимое на мисс Бруннер. От воды у той обвисли накрахмаленные кружева.
Мисс Бруннер зашипела, сжала кулаки и стала надвигаться на миссис Корнелиус; не мигая, уставившись на нее, миссис Корнелиус ответила ей таким взглядом, полным собственного достоинства, что мисс Бруннер, с которой стекала вода, даже остановилась от неожиданности.
— Ты ничего из себя не представляешь, глупая шлюха, вот кто ты. С меня достаточно. Кэт!
Кэтрин выглянула из-под простыни.
— Ты идешь, Кэт?
Кэт отрицательно покачала головой.
— Я не могу, мам.
— Ну, как знаешь.
Уна Перссон сказала:
— Я позабочусь о ней, миссис Корнелиус.
Миссис Корнелиус сняла наколку и фартук и бросила их к ногам мисс Бруннер.
— Не уверена, что тебе это удастся, милочка, — сказала она мягко. — Не позволяйте мадам командовать собою.
Мисс Бруннер казалась парализованной. Миссис Корнелиус, казалось, даже стала выше ростом, когда она, подбоченясь и пританцовывая, прошла мимо промокшей насквозь мисс Бруннер.
— Я вас знаю! Я вас знаю! — напевала она. — Я вас знаю! Я вас знаю! Да, да, да!
— Дома все нормально, мама? — спросила Кэтрин.
— Нормально. — Миссис Корнелиус была довольна собой, хотя некоторое время спустя она, может быть, и будет сожалеть о том, что произошло. Она нанялась на работу из-за мальчика, после разговора с Сэмми. Но сегодня вечером опять придется одеть свои перья и оборки и отправиться в парк Креморн. Правой рукой она оттянула одетый на мисс Бруннер корсет и послышался громкий треск от того, как он щелкнул по ее телу. Мисс Бруннер стояла, не двигаясь. Мисс Корнелиус захихикала.
— Не позволяйте ей носить это. — Она еще разочек обошла мисс Бруннер и помахала ей рукой от двери. — Пока, пока, грязнуля.
В ужасе Кэтрин пробормотала матери:
— До встречи.
— Содержи себя в чистоте — и все будет нормально, — посоветовала миссис Корнелиус, закрывая дверь. Последнее, что увидела Кэтрин, была хитрая ухмылка.
Мисс Бруннер возмущенно фыркнула и ожила.
— Ужасная женщина. Я вынуждена уволить ее. Пойду переоденусь. Прошу вас одеться к тому моменту, когда я переоденусь.
Уна не понимала, для чего все это было нужно.
— Это же фарс. Кто будет у нас в гостях сегодня вечером?
— Принц Лобкович и его друзья придут в шесть часов.
— О, — сказала Кэтрин, вспоминая, кто это.
— Глупые существа, — сказала мисс Бруннер.
Уна Перссон высоко подняла брови.
— Ага.
— От сегодняшнего вечера зависит наш успех, — сказала мисс Бруннер и вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Уна погладила бедро Кэтрин под простыней.
— Может, это та самая «большая встреча»?
Кэтрин отрицательно покачала головой.
— Пока нет.
— Хотя мы знаем, что это уже произошло. А что будет после встречи? Это действует мне на нервы. Недостаточно информации. Ты когда-нибудь думаешь о природе времени?
— Конечно, — Кэтрин пододвинулась так, чтобы ей было удобно целовать плоский живот Уны Перссон, и одновременно рукой слегка дотронулась до клитора подруги. Уна от удовольствия застонала. С того места, где она лежала, была видна брошенная тряпка, поваленное ведро, фартук и наколка.
— А твоя мать с характером. Я не ожидала от нее такого.
— Я тоже. — Язык Кэтрин был похож на крылышки пойманной бабочки, рукой она посильнее надавила на клитор. Уна откликнулась на ласку.
— Они обе меня перепугали, — сказала Кэтрин. — Я все еще не отошла от этого.
— Забудь об этом.
Уна хрипло удовлетворенно застонала.
— Тебе хорошо? — прошептала Кэтрин Корнелиус.
Бизнесмен
«У Молли О'Морган была маленькая шарманка,
На ней всегда было яркое платье,
Ее можно было встретить на улице каждый день,
Играющей тра-ля-ля-ля-ля.
Парни, которые знакомились с ней,
Уже никогда не могли ее забыть,
Она сводила их с ума.
Молли О’Морган была ирландка с итальянской примесью,
И у нее была маленькая шарманка!»—
пел майор Най, подкручивая свои восхитительные усы и придерживая руками широкое клетчатое пальто, когда пересекал болотистую местность, за ним тащился Себастьян Очинек. Очинек чувствовал себя несчастным и безнадежно оглядывался в поисках каких-нибудь признаков человеческого жилья, предпочтительно гостиницы. Но вокруг не было видно ничего, кроме травы утесника, камней, изредка пролетавших птиц и нескольких пугливых овец. Если бы майор Най не был одним из самых крупных акционеров сети оборудованных залов в провинции, Очинек уже давно бы начал жаловаться. Но ему было необходимо заполучить хороший контракт на год для Уны где-нибудь недалеко от Лондона (как он и предполагал, в Лондоне закрыли все концертные залы), этим контрактом он хотел компенсировать разочарование, которое постигло Уну, когда ей не удалось выступить в «Эмпайер».
— Это одна из песен Эллы Ретфорд, — объяснил майор Най, остановившись и с восхищением разглядывая болотный вереск. — В репертуаре вашей подружки есть что-нибудь типа этого?
— Есть еще лучше, — не задумываясь, ответил Очинек смиренно, но с отвращением глядя на огромное болото, распростершееся перед ним. — У нее все песни высшего качества, майор. — Он засвистел сложную мелодию. — Это — одна из ее песен. «Официанты заставляют меня двигаться».
— Это значит, что мне придется ехать в Лондон, — сказал майор Най, двигаясь осторожно. — А Лондон не самое безопасное место в наше время, не так ли?
— Сейчас везде опасно, майор.
— Я просто ненавижу Лондон, мистер Очинек.
