Владимир Чистяков - Попадают по-разному
– С погибшего материка? – пытаюсь блеснуть эрудицией.
– Да. Знаешь, кто это?
– Нет. Не интересовался старыми мифами.
– Богиня любви. В первую очередь, чувственной, плотской. Наверное, самая весёлая богиня древнего пантеона. Все разбитые сердца, сколько их было, все на её совести. Одна из самых древних богинь – и одновременно, вечно юная и прекрасная. В старину ей молились, когда хотели добиться любви, или наоборот, разлучить влюблённых. – в глазах Дины сверкнули весёлые огоньки. – Если муж там, или жена загуляла – тоже к ней обращались. Проститутки тоже её очень чтили. А колдуньи да ведьмы, говорят, её и сейчас почитают.
– И как же такая весёлая богиня на шапку к попу попала? Да ещё и с мужиком каким-то?
Дина смеётся.
– Кто тут из её возлюбленных изображён, судить не берусь – много их было, причём как богов, так и смертных. Сюда-то она очень просто попала. – показывает на какие-то выцарапанные на золоте буквы, обрамляющие камею. – Видишь эти закорючки? Полные слова писать им или лень, или они вовсе не знают, как они пишутся. О том, что было до них, помнить они не желают. Вот и накорябали, что это первочеловек и его женщина, причем созданная из части его тела. В общем, это их бог из рая изгнал. В старом мифе, кстати, боги были более логичны и сразу создали пару перволюдей.
Богиня проституток на шапке существа мужского пола, люто ненавидящего женщин, и наверняка не видевшего ни одной вблизи.
– А зачем им женщины? Мальчики в храмах вроде прислуживают.
– Как ты мог такое о святых отцах подумать?
Ржём оба.
Дина вытаскивает кинжал. Отгибает крепления. Вытащив камею, отправляет шапку в общую кучу.
– Знаешь, она просто красивая. Мир обеднеет, если пропадёт такая вещь.
– Что с ней сделаешь?
– Продам, если с деньгами туго будет. В старой столице есть куча бездельников, кто за такие вещи с погибшего архипелага безумные деньги платить готовы.
Хм. А я-то думал, что она страстью к деньгам не страдает. Кажется, она непонимание на моей физиономии разглядела. С хохотом треснула по плечу. Рука тяжёленькая.
– Да расслабься ты. Какой из меня торговец? Мне эту богиню золото или сталь принесла?
– Сталь.
– Ну, вот! Я тоже куда больше верю в то, что мне сталь приносит. Просто думать надо, когда к воротам крепости бешеную стрелу катить, а когда к тайному входу подгонять лошадь с вьюками, полными золота.
Строевым шагом подходит немолодой солдат.
– Разрешите обратиться?
– Разрешаю.
Солдат протягивает круглое зеркало в золотой оправе на длинной ручке.
– Вот! Тут клеймо двора старого верховного. Только эти жрецы тут что-то нацарапали.
Я уже знаю – старым верховным в обиходе зовут отца Кэрдин и Эрендорна. Человека, наделавшего в последние годы жизни слишком много ошибок, едва не погубивших страну. Собственно говоря, плоды заигрывания Верховного с новой верой мы только сегодня закончили пожинать.
Присматриваюсь к зеркалу. На обороте – слащавый мотивчик для дурочек из любого мира – маленькая девочка, баюкающая куклу. Изображена на голубеньком фоне. Вроде эмаль. Вокруг головы в трёх местах какие-то буквы процарапаны так, что золото проступает.
Лицо Дины странно теплеет. Она проводит пальцем по волосам изображенной. Говорит тихо.
– Кэрдин в детстве.
Солдат аж глаза вытаращил. А я только сейчас сообразил – девочка рыженькая и голубоглазая.
– Смотрите, её голубой камень. Лицо такое узенькое.
Я молчу. Канонических изображений Рыжей Ведьмы мне видеть не приходилось.
Дина резко распрямляется.
– Так! Первый десятник. Иди, доложи, что я произвела тебя "за особые заслуги". Наградные – тройные.
Поворачивается ко мне. В глазах ярость. Абсолютно неприкрытая клокочущая ярость. Шипит.
– Как я этих попов ненавижу! До последнего перевешаю! Похабят всё, до чего дотянуться могут. Здоровье – болезнь, а болезнь – здоровье. Так во всём! Даже тут… Знаешь, что тут накорябано? Вижу, что нет.
Мерзкая их черта – приписывать себе всё свершенное не ими. Чтобы люди забыли, что и до этих жрецов что-то было… Всё под себя – ратные победы былых времён, золото и земли сейчас. Всё им. Даже зеркальце это. До нас ничего не было. Всё нами создано. А что не по-нашему – в костёр. Или закорючки выскрести – это тоже наше.
Нацарапано тут, вот эти сокращения, что изображена мать какого-то их пророка с ним на руках. Они что, не видят, сколько девочке лет!? Хотя, с их разрешениями на брак с семи лет, я уже ничему не удивляюсь!
Неизвестно откуда появляется Ярн. Дина ухмыляется. Злость отступила, но ещё не ушла совсем.
– У тебя и правда на золотишко нюх.
На самом деле, это почти семейная шутка. Кэретта распоряжается не только государственными деньгами, но и всеми семейными средствами Ягров. Сам Ярн генерал отменный, но редкостный транжира. Коллекционирование дорогого и редкого оружия – у него почти патология. В редкостях вообще и в металлургии в частности он разбирается отменно, поэтому за уникальную вещь вполне в состоянии заплатить столько золота, сколько эта вещь весит, а то и больше. Доспехи – штука тяжёлая. Кэретта хобби мужа почему-то не разделяет (обратное вообще очень редко бывает). Так что последние несколько лет коллекция пополняется исключительно за счёт трофеев. Вряд ли здесь Ярну что перепадёт – тут в основном ценности из храмовых сокровищниц, а там оружия нет.
Так и есть – кучу золота и драгоценностей Ярн рассмотрел, словно на навоз глянул.
Дина непонятно чему ухмыляется.
– Твоя Кэретта, которая вторая, вроде всякие редкости с погибшего архипелага собирает?
Я мысленно ухмыльнулся – доченьке отцовская страсть к коллекционированию по наследству досталась. Одно плохо – камеи, особенно старинные, собирать куда разорительнее, чем оружие.
– Собирает. Даже интересуется, как делают.
– Не советовала бы я ей каменной крошкой дышать.
– Мать ей тоже самое сказала.
– Тогда, возможно, послушает… Ладно, – Дина вытаскивает из сумки камею. – На, свезёшь ей подарочек от меня.
Ярн берёт камею. Щуря глаз, изучает с видом знатока. Он тоже склонен ценить красоту, а не стоимость вещи.
Глава 23
Осень. Самый важный день лета 279 г.
– До той башни! Выбить надо!
– Сделаем! Рва нет, пушки подтащим!
– Смотрите! – горнист показывает в сторону башни.
Уже вижу – из бойницы верхнего яруса вывешен наш полусотенный флаг.
– Туда! Быстрее! Бегом!
Двери окованные железом сразу распахиваются. Полусотник из пятой колонны.
– Доложить обстановку!
– Командир колонны приказал башню проверить. Пустая! Никого нет. Склад тут! Зерно, мясо вяленное.
– Сотник! Раненных от стены тащите сюда. Сверху что видно?
– Вон на той улице стоят. До двух сотен. Вон там – заграждение строят. Народ по всем улицам бежит. У того здорового здания вся крыша в стрелках.
– Вторая задача нашей колонны – занять собор. Первую – вы выполнили за нас. Доложу Верховному!
– Благодарю! Флаг, наверное, и так увидит.
– Нет. Она ведёт вторую колонну.
Пики вперёд! Они тоже знают этот строй. Смотрю в трубу. Злые серые лица в пыли и копоти. Много раненых. Храбры!
Значит, умрут сегодня. Улица довольна широкая. Три пушки в ряд заряжены картечью.
– Залп! Стрелки вперёд. От того дома – два залпа.
Без шлема. Ранен. Ревёт, как бык на бойне. Здоровый! Меч в руке – у другого сойдёт за двуручный. Узнал во мне командира.
Рванулся. Выстрел из двух стволов отшвыривает назад. Рука болит.
Уже всё. Солдат пробивает шею упавшему гиганту.
– Ловко бьёшь, девка! – хохочет сотник.
Сил обижаться на девку уже нет.
– Пушки перезарядить! Гаубицы где? Чем с крыш их сбивать будем?
– Здесь гаубицы!
Отлично! Всё отлично складывается!
– Где были?
– Через мост поехали. Там легче.
Ага. Ну да. Но пушкари орудия через завал протащили… Да плевать! Главное, все здесь, кто нужен.
– Вон здание. По крыше разрывными.
– Не маленькие, госпожа Осень. Заряжено уже.
– Выкатывай! Пушки навести на вход! Стрелки готовься, если кто полезет.
До нас добивают. Но мы за домами. Да и броня у нас получше.
Гаубицы выплюнули огонь. С крыши кто-то валится.
– Есть зажигательные. Бить?
Чуть по лбу себя не хлопнула. Вот дура! Они же строители ещё те. Перекрытия же деревянные!
– Много?
– Два зарядных ящика.
– Не жалеть! Остальным – окружаем площадь. Следить за окнами. Вон ту улицу перегораживаем!
Пожар всё сильнее.
– Если не совсем на голову больные, скоро наружу полезут.
– Картечь и пули на что?
– Хм. Гляньте вон туда. Ещё один храм запалили.
– Так и надо! Все сожжём или по камушку разнесём. В лагере Верховного запас пороха приготовлен для подрыва.
– И так спалим!
– Дверь открывают.
– Товьсь!
Даже не вглядываюсь в мечущиеся в дыму тени. Воины или нет – мне дела нет.. Только бью. Хотя, с такого расстояния пистолетная пуля вряд ли хороший доспех возьмёт.
