Марат Ахметов - Сталин. Разгадка Сфинкса
Высшее политическое руководство страны и Сталин, в частности, находилось в состоянии гнетущей раздвоенности, не исключавшей опасения неблагоприятного развития событий. По причине своих характеров (сугубо штатских) оно обязано было скептически относиться к чрезмерному оптимизму красного генералитета. В силу занимаемых должностей самоуверенно-воинственных и агрессивно-милитаристских.
Страхи до некоторой степени были сняты после демонстрации достижений новых образцов вооружений, проведенных на подмосковном полигоне в воскресенье 15 июня 1941 года. На смотре присутствовали все высшие военно-политические руководители государства, а также главы отраслей военной промышленности.
Результаты маневренных действий техники с боевой стрельбой, особенно, залпов реактивных установок не могли не произвести на присутствовавших огромного впечатления…
Тем не менее, принимались все возможные меры, дабы избежать войны. Категорически запрещалось сбивать самолеты-нарушители воздушного пространства и предпринимать другие меры, могущие вызвать осложнения. СССР до самого последнего момента неукоснительно придерживался обязательств по выполнению экономического соглашения. Глубоко символично, что последний эшелон с советскими грузами пересек границу перед самым нацистским вторжением.
В последние предвоенные месяцы советское правительство безуспешно пыталось дипломатическими средствами затруднить нападение Германии на СССР. Еще 27 марта и 21 апреля давались ноты по причине нарушения советской границы самолетами.
14 июня 1941 года было опубликовано сообщение ТАСС о незыблемости германо-советских отношений. Это был дипломатичный пробный шар с целью выведать истинные намерения Гитлера. Ответом было гробовое молчание.
20 июня МИДу Германии через советского посла Деканозова в Берлине передали текст ноты о нарушениях советской границы немецкими самолетами. В ноте отмечалось, что германское правительство так и не удосужилось ответить на аналогичные ноты. А за два последних месяца, с 19 апреля по 19 июня, германские самолеты 180 раз вторгались в воздушное пространство СССР.
Весь день 21 июня фон Риббентроп и его заместители избегали встреч с Деканозовым. Лишь в 21 час 30 минут статс-секретарь МИД Германии Эрнст фон Вайцзеккер принял его, однако уклонился от обсуждения ноты. В Москве, также в 21 час 30 минут, Молотов пригласил к себе германского посла фон Шуленбурга и ознакомил его с содержанием упомянутой советской ноты.
Советский нарком иностранных дел прямо задал графу Шуленбургу несколько наиболее существенных вопросов: Какие претензии имеет Германия к Советскому Союзу? Чем объяснить усиленное распространение слухов о близкой войне? Каковы причины массового отъезда из Москвы сотрудников германского посольства и их жен?
Фон Шуленбург, находившийся в мучительном двойственном положении, мог ответствовать лишь характерным для него жестом -воздеванием рук к небу. В ночь с 21 на 22 июня (в 00 40 минут по Московскому времени) Деканозову в Берлин была передана по телефону шифротелеграмма о содержании беседы Молотова с фон Шуленбургом и дано указание немедленно встретиться с фон Риббентропом или его заместителем и задать те же вопросы. И эти последние усилия избежать войны оказались напрасными.
Пока советские дипломаты тщетно занимались письменными и устными ламентациями неумолимому агрессору, красные генералы совместно с политическим руководством пытались принять действенные меры противодействия военного характера.
Нарком флота Н.Г. Кузнецов получает разрешение перевести боевые суда на готовность № 2, то есть предвоенную. Нарком обороны Тимошенко получает санкцию издать приказ войскам, которым 19 июня ставится задача по маскировке аэродромов, парков, баз, складов, рассредоточению самолетов.
Выполняя директиву наркомата обороны от 12 июня 1941 года, приграничные округа начали подтягивать ряд дивизий и корпусов, расположенных в глубине, ближе к государственной границе.
Одесскому военному округу разрешалось «перевести управление 9-й армии на полевой командный пункт» в г. Тирасполь.
Командующий Киевским военным округом получил приказ в строжайшей тайне «создать фронтовое управление и к 22 июня перебросить его в Тернополь». Двум другим западным военным округам вменялось в обязанность вывести управление войсками на «полевые командные пункты к 23 июня 1941 года».
Так постепенно план прикрытия государственной границы и развертывания войск для ведения боевых действий претворялся в реальность.
В субботу, в последний предвоенный вечер, политическое руководство Советского Союза безвылазно сидит в кабинете у Сталина, в Кремле. Периодически к ним присоединяются Тимошенко, Кузнецов и Жуков.
Во второй половине дня 21 июня, на основе имеющейся у него информации, Сталин «признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным» в самое ближайшее время. Вечером, в период с 19 до 20 часов, Тимошенко и Кузнецов получили задание разработать упреждающие контрмеры. С этого момента счет пошел на минуты, секунды, но, естественно, красные военачальники не подозревали об оном.
Очень скоро Тимошенко, уже с Жуковым, вернулся в Кремль и представил на утверждение Сталина проект директивы войскам. Видимо многословной и путаной либо чрезмерно категоричной (что гораздо менее вероятно), поскольку на согласование текста ушло часа полтора. В тексте этого приказа явственно ощущается печать двойственных чувств, владевших Сталиным. С одной стороны, перед войсками ставилась задача не поддаваться ни на какие провокации, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно им вменялось в обязанность быть в полной боевой готовности и встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников во всеоружии.
Наконец, в 22 часа 20 минут Тимошенко и Жуков покинули кабинет Сталина и устремились выполнять приказ, не забыв отдать копию Кузнецову и проинструктировав соответствующим образом.
До начала «Барбароссы» оставалось пять часов. Времени было достаточно, дабы, в первую очередь, привести в полную боевую готовность противовоздушные части. А также принять действенные меры по обеспечению хотя бы сохранности самолетов на земле. Не говоря уж об организации эффективного противодействия в воздухе.
Необходимо отметить, что отправка столь судьбоносного сообщения войскам была организована на редкость медлительно, что убедительно опровергает притязания Жукова на сомнительные лавры самого прозорливого полководца Красной Армии образца июня 41 года.
Передача директивы в округа была завершена работниками генштаба в 00 часов 30 минут, то есть уже 22 июня. Руководители армий приграничных округов меж тем докладывали со слов пограничников об усиливающемся шуме с противоположной стороны границы. Это говорило о том, что немецкие войска направляются все ближе и ближе к рубежам СССР. Тимошенко и Жуков доложили Сталину в 00 часов 30 минут о своих предположениях. Однако вождь отреагировал неадекватно их тревожному состоянию. Согласно утверждению Жукова, он лишь осведомился о достоверности передачи директивы в округа.
Невзирая на многозначительные сигналы дипломатов и тревожные сообщения военных, Сталин безмятежно устроился почивать, благо час был поздний. Очевидно, Вождь полагал, что все возможные меры в тот период времени были приняты, и если немцы все же рискнут выступить, то их ожидает достойный отпор.
В то же самое время, на другом конце Европы, Черчилль, в предвкушении неминуемого крутого поворота в войне, отдал распоряжение своему личному секретарю не будить его ни в коем разе, за единственным исключением — германским нападением на Англию. Подопечные английского премьера неукоснительно выполнили приказ и не потревожили его сладкого сна. Чего нельзя сказать о Сталине. Он был очень скоро разбужен самым бесцеремонным образом — сообщением о военном нападении на территорию Советского Союза.
Началось величайшее, не имеющее аналогов в истории, германо-русское вооруженное столкновение, стоившее обеим странам неслыханных жертв и огромных материальных потерь, а также ставшее впоследствии поводом для множества инсинуаций, спекуляций и обвинений самого разного вида.
Одна из них заключается в тезисе о том, что, якобы, практически зная точную дату немецкого нападения, руководство страны, а точнее лично Сталин, допустило, «чтобы Красная Армия была застигнута врасплох одним из самых предсказуемых в истории современности актов агрессии».
Вне всякого сомнения, в свете пристального изучения всех многообразных аспектов, подобную версию следует отбросить как несостоятельную во всех отношениях и относиться с осторожностью к мнениям противоположным.
В четвертом томе советской истории дипломатии, выпущенном в 1975 году, без обиняков заявляется, что советскому командованию были известны гитлеровские планы нападения на СССР, в том числе якобы план «Барбаросса». Так же утверждается, что Сталин, по свидетельству Черчилля, говорил ему в августе 1942 года: «Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но я думал, что мне удастся выиграть еще месяцев шесть или около того».
