Юрий Корчевский - «Качай маятник»! Особист из будущего (сборник)
Вот и обмыли мой орден… Эх, ребята, ребята, не уберег я вас!
Да в такой ситуации я и сам, будь на их месте, ничего сделать не смог бы. Никакой «маятник» не поможет при стрельбе противником из автоматов с пяти метров.
Милиционер поставил ногу на фаркоп, зацепился рукой за борт, подтянулся.
– Товарищ капитан, туточки двое убитых – в нашей форме.
– Оставь, как есть. Сейчас наши подъедут.
Я подошел к водителю, лежавшему у заднего колеса грузовика. Неожиданно «труп» поднял руку с зажатым в ней наганом и выстрелил. На таком расстоянии промахнуться было невозможно.
Сильный толчок в грудь швырнул меня на землю. Невозможно было набрать в грудь воздуха, в глазах плавали красные круги. Затем я услышал два выстрела. С трудом поднял голову.
Рядом со мной стоял милиционер с дымящимся револьвером в руках. Дострелил гада!
Ай-ай-ай, как же это так? Не убил я его с первого раза, видимо, – только ранил, а он очухался от шока и влепил мне пулю.
Я пошевелился – грудь пронзила острая боль. Я застонал и оперся на локоть.
Ко мне шагнул милиционер, засовывая револьвер в кобуру.
– Капитан, ты живой?
– Жи… вой… пока…
Говорить удавалось мне с трудом.
– Ты лежи, лежи. Сейчас из СМЕРШа приедут. Вон уже Василий от КПП бежит – дозвонился небось. Куда тебя?
– В грудь.
Милиционер наклонился, расстегнул гимнастерку.
– Что за черт – крови не вижу, – недоуменно сопел милиционер. – О, да ты везучий, капитан! Пуля-то в орден угодила, смяла его. Защитил тебя орден-то! Ну – дела, скажи кому – не поверят!
– А ты и не говори! – едва слышно попытался пошутить я. Опираясь на руки, я сел. Видел уже нормально, но дышал
еще с трудом.
Подошел второй милиционер.
– Товарищ капитан, дозвонился я до СМЕРШа. Сказали – будут сейчас. А чего снова-то стреляли?
Один милиционер объяснил другому, что произошло на его глазах. Оба наклонились, рассматривая орден.
Я и сам скосил глаза. Пуля попала почти в центр «Красной Звезды», сильно деформировав орден. От одного луча красная эмаль отлетела, обнажив голый металл.
Милиционеры поцокали языком:
– Чудо, да и только! А награду жалко.
– Если бы не он – прямо в сердце пуля угодила бы, – криво усмехнулся я.
– Это – да. О, ваши едут – я уже все машины вашего отдела знаю.
Подъехала полуторка, из кабины лихо выпрыгнул старлей Безгуб, из кузова посыпались бойцы с автоматами, окружили машину.
– Ты ранен, Колесников?
– Сам не пойму. Пуля в орден ударила. Вроде крови нет, а дышать не могу – больно.
– Сейчас в госпиталь тебя отвезем. Да ты расскажи, что случилось?
Старлея я знал давно, он был из следственного отдела.
– Остановил машину, решил осмотреть кузов. Водитель брезент откинул, а оттуда двое из автоматов огонь открыли – в упор. Кошелева и Фролова – наповал.
– Понял. Бойцы! Наших убитых грузите в кузов, да помогите товарищу капитану в кабину сесть, везите его в госпиталь.
Мне помогли встать, и я побрел к полуторке СМЕРШа, но на полдороге остановился и, повернув к стоявшему с распахнутой дверцей «ЗИС-5», подошел к телу убитого водителя.
– Боец, ну-ка, расстегни на нем гимнастерку.
Боец перевернул тело на спину и стал расстегивать пуговицы гимнастерки. Заинтересовавшись, к нам подошли Безгуб и оба милиционера.
Под гимнастеркой водителя была немецкая форма. Так вот почему он выглядел полноватым – из-за одежды. И сапоги немецкие надел, потому как в узкие голенища наших сапог с двойным комплектом брюк-галифе ноги не всунешь.
– Власовцы из РОА? – предположил Безгуб.
– Говорил он чисто, без акцента. Может быть – власовец, а может – немец чистокровный из «Бранденбурга-800» или «Курфюрста». Они по-русски говорят почище многих.
– Ты гляди-ка, – удивился милиционер, – немец, а по-нашему чисто балакает.
Я пошел к нашей полуторке. Мутило, дышать было трудно, боль не отпускала.
Видя мое состояние, водитель, как мог, старался вести машину плавнее. На выбоинах трясло, и я стискивал зубы, чтобы не вскрикивать.
В госпитале медсестра помогла стянуть гимнастерку, и меня уложили на жесткую кушетку. Когда хирург начал осмотр и надавил на больное место, раздался хруст. От боли потемнело в глазах.
– Перелом ребер у вас, батенька, и сразу трех. Сейчас наложим тугую повязку, и полежите пока у нас, недельки две – точно.
– А без этого – никак?
– Вы еще скажете спасибо, батенька, если все без хирургии обойдется. Обломки ребер могли легкое повредить, тогда без операции не обойтись. За вами понаблюдать надо. Где это вас угораздило такой удар в грудь получить? Обычно привозят с ранениями – пулей, осколком. А у вас непонятный случай, да-с.
Медсестра молча подала хирургу мою гимнастерку. Развернув ее, он увидел орден с отлетевшей эмалью и вмятиной от пули.
Хирург покачал головой:
– Повезло тебе, капитан. Орден-то аккурат напротив сердца был, на себя удар принял. Береги его, он тебе вторую жизнь подарил. Давно получил?
– Сегодня утром.
Врач только руками развел:
– Есть Бог на свете!
После перевязки меня уложили на кровать в палате. Комнатка была небольшой, в ней стояли четыре койки. «Наверное – палата офицерская», – подумалось мне. И точно – через некоторое время в палату вошли трое раненых, вернувшихся после перевязки в процедурной.
– О, у нас новичок! Лейтенант Барышников, пехота, – представился самый молодой.
– Майор Лаптев, – пробасил раненный в руку.
– Капитан Неустроев, – сказал третий. Под халатом я не видел, куда он ранен, но левой рукой он держался за живот.
– Капитан Колесников, Петр, – представился я запоздало.
Они втроем присели на кровать, стоявшую рядом с моей, явно выказывая желание пообщаться накоротке.
– Куда тебя?
– В грудь.
– А, так это ты тот везунчик, о котором медсестра сейчас на перевязке рассказывала? Тебе, что ли, пуля в орден попала?
– Попала.
– Дай посмотреть.
Офицеры взяли со стула мою гимнастерку и стали разглядывать изуродованный орден.
– Ну, повезло тебе, капитан. Чуток в сторону – и тебе бы амба вышла.
– Самое занятное в том, что я его только сегодня утром получил. Хирург сказал – не иначе, Бог помог.
Офицеры понимающе переглянулись.
– Чего только на фронте не бывает! – Лейтенант уселся на койке напротив меня. – Помню, в прошлом году осенью только я из блиндажа вышел, а туда сразу же снаряд угодил. Отделение, десять человек – в клочки, а меня лишь контузило слегка.
– Это что! – оживился майор. – У меня вот был случай – мина недалеко взорвалась, осколками каску пробило и каблук с сапога как бритвой, срезало, а на мне – ни одной царапинки. Не чудо ли? Ты, капитан, давно воюешь?
– С июля сорок первого.
– Ого!
– Первый раз ранило?
– Уже третий раз в госпитале лежу.
– Молодца! Значит, пули до сих пор обманывал.
Санитарки принесли мне обед, ходячие раненые потянулись в столовую.
А после обеда – спать. Каждый старался получить от отдыха по ранению все сполна: вволю отоспаться, как следует поесть, приударить за медсестрами и санитарочками – но это уже потом, попозже, когда ходить можно будет.
Я тоже уснул после обеда. Поспать на чистой простыне, зная, что не поднимут по тревоге, – счастье. Кто воевал, спал в сырых блиндажах или на голой земле, боролся со вшами, недоедал – тот оценит.
Ближе к вечеру в нашей комнате в наброшенном сверху белом халате появился Сучков. Раненые офицеры тактично вышли из палаты.
– Ну – как ты? – кивнул он на грудь.
– Живой.
– Да вижу, что живой. И со слов Безгуба знаю, что произошло. Оказалось, это немцы переодетые были. Теперь у них и не спросишь ничего – одни трупы.
– Не виноват я, товарищ полковник. Водитель мне сразу подозрительным показался. А когда я потребовал кузов под брезентом досмотреть, оттуда двое огонь по ребятам открыли. Антона и Алексея жалко. Какие хлопцы погибли!
– Я с хирургом говорил уже – тебе тоже пуля предназначалась, да орден спас. Не зря, выходит, я тебе утром его прикрутил.
Полковник помолчал.
– Орден покажи.
Я кивнул на гимнастерку, висевшую на стуле. Сучков поглядел-покрутил орден и изумленно воскликнул:
– Эка штука – сердце прикрыл, надо же… Доктор сказал – здесь ты на две недели минимум, пока ребра не срастутся.
– Да, он мне тоже так сказал. Ребят моих похоронили?
– Я только с похорон. Сколько же могил от самого Ельца, когда в СМЕРШ выделились, за нами осталось! – Глаза его на мгновение блеснули.
Мы снова помолчали.
Полковник обернулся, огляделся, как нашкодивший пацан, и протянул мне фляжку.
– Спрячь, там водка. Говорят, если понемногу принимать, то заживает быстрее.
Я сунул фляжку под подушку.
