Андрей Валентинов - Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы
Между тем, собака была уже совсем рядом. Волки встретили ее испуганным повизгиванием, окружили, принявшись тыкать серыми мордами в сторону дома. Черная тварь подняла к небу огромную уродливую голову и завыла. Келюс вздрогнул и сжал в руке железный прут – из глубины подступавшего к поляне леса, еще не близко, но уже и не очень далеко, что-то завыло в ответ. Вой ничуть не походил на собачий, скорее это был крик – но кричал не человек. Собака вновь завыла, послышался ответный вой, но уже совсем рядом, и вот на краю поляны возник черный силуэт. Лунин ждал знакомую фигуру в шляпе, но тут же понял, что это не Сиплый. Не Сиплый, не Китаец – кто-то огромный, почти квадратный, с круглой головой, сидевшей на самый плечах. Почему-то вспомнилась байка Фрола о гургунх-эре, что всем яртам хозяин… Но кто бы ни шел из ночного леса, стало ясно – Николаю с ним не справиться.
Страшная фигура неторопливо двинулась вперед. Келюс оглянулся, осматривая пустую избу в поисках чего-то более подходящего, чем кочерга, но вдруг до него донеслось легкое дуновение ночного ветра. И тут же наступила тишина. Николай взглянул в окно – поляна была пуста, ни волков, ни красноглазой собаки, ни того, что двигалось с опушки. Из леса донесся привычный крик ночной птицы, луна бесстрастно лила серебристый свет… Лунин отбросил в сторону кочергу, вытер руки, запачканные ржавчиной, и без сил опустился на лавку. Более всего хотелось отдохнуть, полежать, закрыв глаза, но в наступившей тишине внезапно послышались чьи-то быстрые шаги. Взглянув в окно, Лунин увидел два темных силуэта, приближавших к дому. Те, что шли сейчас через залитую лунным светом поляну, очень спешили. Келюс подумал о пистолете, но внезапно почувствовал страшную усталость и понял, что обороняться уже нет сил. К тому же гости не вызывали у него тревоги. Напротив, Николай почувствовал облегчение – жуткое одиночество кончилось.
Темные фигуры приближались. Келюс уже видел, что эти двое – молодые парни, несколькими годами моложе его самого. Они шли быстрой походкой опытных путешественников. Николай подумал о туристах, но его смутила странная одежда ночных гостей. Он не мог понять, в чем дело, и, лишь когда незнакомцы поднялись на скрипящее крыльцо, понял – эти двое были монахами. Удивиться он не успел – за дверью послышались тихие голоса. Один, низкий, немного хрипловатый, в чем-то убеждал другого, голос которого был тихий, почти детский. И вот в дверь постучали.
– Кто? – поинтересовался, Келюс, пытаясь говорить тоном человека, которого разбудили среди ночи.
– Не гневайся, хозяин, – ответил хрипловатый голос. – Странники мы, с дороги сбились.
– Какой дороги?
Николай хорошо помнил, что никаких дорог поблизости нет.
– В обитель возвертались, – ответил другой голос, совсем молодой, юношеский, – да в Княжий Бор завернули: там староста хворает. По темноте вышли и тропу спутали.
Келюс рассудил, что молодые монахи, вероятно из какого-нибудь восстанавливаемого монастыря, еще не освоились как следует со здешними лесами. Он представил, каково оказаться ночью в такой чаще, и посочувствовал путникам.
– Пусти, хозяин! – попросил хрипловатый голос, – нам бы только до утра подремать.
Николай решился и, спрятав пистолет, пошел к двери. В сенях было темно, и Келюс поспешил пригласить гостей в избу, залитую лунным светом.
– Мир тебе, хозяин, – степенно поздоровались молодые люди, снимая островерхие шапки и наугад крестясь в красный угол.
– Здравствуйте… – кивнул Лунин и не без колебания добавил: – отцы.
Монахи и в самом деле не походили на «отцов». Старшему, с хриплым голосом, едва исполнилось двадцать, второй был еще моложе. Тон Келюса не укрылся от гостей, поскольку старший недовольно покосился на него, а затем наставительно произнес:
– Сан, на нас возложенный, во всяком возрасте почтенен!
– Оставь, брат, – усмехнувшись, перебил младший, – гордыня сие. Да и не монахи мы еще, только послух приняли. Какие мы отцы?
– Да и я тут не хозяин, – заспешил Лунин. – Зашел переночевать..
– Все одно хозяин, – наставительно заметил старший, извлекая из мешка пару восковых свечей. В их неярком колеблющемся свете Келюс смог разглядеть лица ночных гостей. Они были действительно молоды, хоть под подбородком у каждого уже вилась небольшая бородка. Лица оказались настолько схожи, что Николай понял: младший, сказав старшему «брат», имел в виду не традиционное монашеское обращение, а нечто куда более простое – незнакомые монахи были родными братьями. Но если лицо старшего Келюс видел впервые, то молодой послушник ему явно кого-то напоминал.
– Вы, наверное, голодны, – заспешил Лунин, входя в роль хозяина. – Вот бином, у меня и хлеба нет! Правда, консервы… Отцы, вы консервы едите? Они рыбные.
– Благодарствуем, – кивнул младший, – да только нам и хлеба хватит. Добрые люди в Княжем Бору оделили. И тебе скибку оставим.
– Да я и не голоден… Тут вообще не до кулинарии.
Николай выглянул в окно. На поляне было пусто, и он облегченно вздохнул.
– Али разбойники пожаловали? – понял старший. – То-то, я гляжу, не в себе ты.
– Волки, – коротко ответил Лунин, не желая распространяться на эту тему.
– Волки? Да ведь лето ныне! А ты часом не перепутал?
– Волки – они разные бывают, брат, – тихо заметил младший, и Келюс вновь подумал, что молодой монах ему кого-то напоминает. Старший между тем покачал головой.
– Волки, говоришь? – повторил он, хмуро поглядев на Николая.
– Вы из какого монастыря? – поинтересовался Лунин, решив перевести разговор на менее скользкую тему.
– А ты у него спроси, – монах столь же хмуро взглянул на младшего брата. – То-то и оно! Иные многие покой вкушают, а этот… Да еще мудрствует!..
– Не мудрствую я, брат, – негромко, но твердо ответил младший. – Вот пусть нас хоть хозяин наш рассудит!
– Мирянин он! Что он в житии нашем разумеет?
– А мы? – вновь улыбнулся младший. – Давно ли из миру ушли?
– Ин ладно… – старший кивнул. – Тож рассуди, сыне! Решил он житие смиренное презреть и уйти, яко леший, в лес жить, среди медведей псалмы петь! Видано ли сие? Или он всех отцов обители нашей мудрей?
– Не мудрость сие, – горячо возразил младший. – Не достоин я обители. Один уйду! Вот ежели смогу…
– А что? – вмешался Келюс. – Прямо как Сергий! По-моему, ваше начальство, бином, должно таких, как вы, на доску почета вешать!
Монахи недоуменно переглянулись.
– А кто таков Сергий?
Лунин решил, что слухи о низком образовательном уровне духовенства не так уж несправедливы.
– Вы что, отцы, даже о Сергии не слыхали?
Подробно, словно беседуя с нерадивыми студентами, Николай пересказал некоторые эпизоды из жития Радонежского Святого. К его удивлению, монахи, особенно младший, слушали, словно и вправду ничего не знали о великом подвижнике. Младший брат совсем по-детски открыл рот и, только поймав укоризненный взгляд старшего, поспешил придать лицу серьезный вид.
– Вот так, – удовлетворенно заключил Келюс, преисполненный наследственной атеистической гордыни. – Я думал, у вас в семинарии чему-то учат!
– Неученые мы, – охотно согласился младший, – не сподобил Господь… Говоришь, Свет Фаворский видел? Дивно!
– Будет тебе, свет, – буркнул старший. – Ты и Часослов еле разбираешь…
– Куда уж мне, – молодой послушник вздохнул. – А все же уйду! Найду место некое на холме или на горке да скит поставлю. Раз сей Сергий смог, то и я возмогу. Таким, как он, не стану, конечно, зато душа спокойна будет…
– Ну вот и говори с ним! – заключил старший, поворачиваясь к Келюсу. – И отец игумен его увещевал, и я, и батюшка наш…
– Буду как Сергий, – упрямо прошептал младший. – Возмогу…
И тут Келюс понял, кого напоминает ему молодой паренек.
– А скажите-ка, отец, – обратился он к нему, с каждой секундой убеждаясь, что не ошибся. – У вас нет родственника-священника? Очень на вас похож, зовут Варфоломей Кириллович. Не знаете такого?
Братья вновь переглянулись.
– Может, дядя? – неуверенно предположил младший. – Слыхал я, сан он принял. Только не видели его давно. Как переселили нас…
– Точно! – перебил Келюс, – он говорил, что его семью выселили откуда-то из-под Ростова. А вы очень на него похожи!
– Видать, похож, – усмехнулся старший, на время забыв о своем плохом настроении. – Он ведь тоже Варфоломей. Батюшка говорил, что его в честь брата назвали. А я – Степан, стало быть…
– Ах, да, – смутился Келюс. – Не представился, извините… Николай Лунин. Я, вообще-то, в Столице живу…
– А что здесь оказался? – перебил Степан. – Али бежишь от кого?
– Болен я, – неохотно признался Лунин и поспешил уточнить. – Но я не заразный. В общем, решил здесь отлежаться.
– То-то, я гляжу, странный ты… – монах неодобрительно качнул головой.
– Оставь, брат, – усмехнулся Варфоломей. – Кто же из нас не странен?
