Владимир Свержин - Сеятель бурь
– Ваше высочество, – один из соратников наследника Речи Посполитой, сменивший нашего провожатого, вытянулся во фрунт перед командующим, – к вам просятся какие-то господа. Один из них именует себя графом Турном.
– А, это вы. – Понятовский двинулся в мою сторону. – Какие новости?
– Я был в соборе во время венчания. Это было ужасно! Император Павел, кажется, мертв. Наполеон Карлович ранен.
– Да, я знаю. – Маршал быстро кивнул. – Сейчас там бой, но полагаю, что принцепс вне опасности и вскоре будет здесь.
– Уланы прибыли как нельзя кстати. Я уж намеревался скакать к вам во весь опор.
– Нам вовремя сообщили, что в полках брожение, – на ходу бросил Жозеф. – Слава Всевышнему, мы не опоздали!
Со стороны Невы послышался гулкий орудийный залп. Величественное здание, кажется, вздрогнуло, и многочисленные окна его жалобно дзынькнули, грозя треснуть.
– Что там еще? – недовольно обернулся к замершей свите маршал.
– Фрегат «Аврора», ваше сиятельство, – вытягиваясь под грозным взором командира, отрапортовал один из адъютантов. – По приказу его высочества принцепса Спартанского с ночи пришвартован у Английской набережной на случай попытки мятежников скрыться морским путем.
– А отчего палят? – Усы Понятовского недовольно вздыбились.
– Не могу знать, ваше высочество!
– Так узнай! – рявкнул полководец.
– Слушаюсь! – Адъютант опрометью бросился к выходу.
– Пржздецкий [51]!
– Я, ваше высочество! – Седоусый поляк в уланской форме с генеральскими эполетами вытянулся и замер, поедая взглядом командующего.
– Вы обещали доставить сюда принцепса с супругой в течение пятнадцати минут! Так вот, – Понятовский демонстративно открыл крышку золотой луковицы часов, – они уже истекли.
– Ваше высочество, я послал Литовский и Волынский уланские полки. С ними шесть пеших когорт легиона «Висла».
– Я не спрашиваю вас, каковы были ваши действия! Где результат?
Подошедший к замершему Пржздецкому ординарец что-то прошептал ему на ухо, и пожилой генерал просиял, затмевая золотое шитье мундира и Станиславовский крест на груди.
– Он уже здесь, ваше высочество!
Наполеон ворвался в залу быстрым размашистым шагом, едва не обгоняя новость о своем прибытии. Голова его была перевязана, слева на бинтах ярко проступало красное пятно, но казалось, это ничуть не беспокоило наэлектризованного принцепса. Шумные, радостные крики огласили Зимний дворец, однако Бонапарту, похоже, было не до них.
– Где великие князья? – едва кивнув приветствующим его офицерам и генералам, быстро проговорил он.
– Константин, Николай и Михаил взяты под стражу, – выступил на шаг вперед один из корпусных генералов. – Я велел поместить их в Петропавловскую крепость. Ее гарнизонный батальон целиком на нашей стороне.
– Заметь, – наклонился ко мне Лис, – никто и словом не обмолвился о Павле.
– Почему-то это меня не удивляет, – столь же тихо проговорил я.
Я глядел на происходящее, и, если бы еще имелись какие-то иллюзии по поводу организатора нынешних «свадебных увеселений», теперь они спешили развеяться без следа. Однако среди офицеров, сопровождавших Наполеона, царило возбужденное оживление, они, видно было, искренне боролись против коварных изменников, пожелавших захватить власть силой оружия. Среди толпы следовавших за вождем соратников я увидел и Конрада, и Романа Багратиона, и князя Четвертинского. Лица их были разгорячены, и на каждом из них читалась неуклонная готовность сражаться и погибнуть за правое дело.
– А где Александр Павлович? – нетерпеливо перебивая докладывавшего генерала, поинтересовался Наполеон.
– Мы уж почти взяли его, однако он успел взбунтовать роту лейб-гвардии Семеновского полка.
– Так! – недовольно отчеканил Наполеон. – Далее!
– Великий князь повел их на Петропавловскую крепость, надеясь укрыться там, но был отбит. Как я уже сообщил, гарнизонный батальон крепости на нашей стороне.
– Где Александр?! – уже не сдерживая себя, рявкнул Бонапарт.
– Отступил к Арсеналу и заперся там, – готовясь, кажется, провалиться сквозь пол, выдохнул генерал. – С ним не более полутора сотен штыков, – точно оправдываясь, добавил он.
– А если мы промедлим, то могут подтянуться и другие! – Хрусталь люстр жалобно зазвенел, пугаясь раскатов Наполеоновского гнева. – Чего вы ждете, господа? Свадебный обед будет накрыт на кронверке! Вперед!
Ружейная пуля, тяжелая, как удар нокаутера, ударила в грудь маршала Понятовского, вышибая его из седла, и стать бы ей роковой, когда б не оказался на ее пути гордый крест «Вертути милитари».
– Здесь становится горячо, – держась рукой за ушибленное место, выдавил, морщась от боли, воинственный сын Екатерины Великой, пытаясь встать на ноги. – Редкий случай: былые заслуги спасают жизнь спустя много лет!
Спешившиеся ординарцы и адъютанты торопились помочь любимому командиру, наперебой предлагая ему перевязать кровоточащую рану.
– Ерунда, ребро сломано. После боя перевяжем! Все после боя!
Встревоженный Наполеон удивленно глядел на боевого товарища, словно лишь теперь осознав его смертность.
– Поберегите себя, друг мой, – наконец тихо обратился он к маршалу.
– Пустое, не задерживайтесь! – отмахнулся Понятовский. – Если нам суждено выйти из этого боя, то бинт и примочки мы купим в ближайшей аптеке. А честь – честь не купишь! Ржевусский, подведите-ка мне коня!
Его последняя фраза была заглушена барабанной дробью и мерным шагом гвардейской роты семеновцев – по сути, всего невеликого войска великого князя Александра.
– Безумцы, что они делают? – глядя на ощетинившиеся штыками марширующие шеренги, сквозь зубы процедил Наполеон.
Однако подготовленный несколькими ружейными залпами натиск был неудержим, стрелки, пытавшиеся ворваться в широкий двор Арсенала через проломы в стенах, в каком-то суеверном ужасе попятились и схлынули в разные стороны, отдавая семеновцам набережную. Но, по сути, такая победа была сродни поражению. Теперь фронт гвардейской роты был развернут прямо под стволы орудий, защищавших мост и ворота Петропавловской крепости. Те незамедлительно рявкнули, выплевывая навстречу пехоте заряд картечи.
– Самоубийцы, – чуть слышно пробормотал Наполеон. – Кто только их ведет?
– Кто бы ни вел их, их ведет доблесть, – метнув на полководца гордый взгляд, промолвил Борис Антонович Четвертинский. – Глядите, они закрывают собой великого князя! – Он указал подзорной трубой вверх по набережной, туда, где у каменной лестницы стояла маленькая, почти игрушечная бригантина, обычно служившая посыльным судном императорской фамилии. – Вон он, уже почти у трапа «Вестника». – Голос князя внезапно оборвался и тут же зазвучал вновь с какой-то яростной силой: – Дьявольщина! И моя сестра с ним!
Спартанский принцепс, бледнея на глазах, выхватил подзорную трубу из рук Бориса Антоновича.
– Только этого не хватало! – не отрывая глаз от окуляра, выдохнул наконец он, и в ту же минуту два ядра легли ярдах в трех от борта «Вестника», обдавая кораблик фонтанами брызг и едва не сплющивая его о каменную стену набережной.
– Глупая, никчемная смерть, – произнес кто-то из стоявших позади офицеров. – В крепости заметили маневр инсургентов, теперь «Вестнику» не уйти из Невы. Если даже бригантине удастся счастливо увернуться от крепостных пушек, в устье ее перехватит «Аврора».
Я глядел на маленькое суденышко, готовое погибнуть ради спасения родовитого красавчика, все достоинства которого заключались в смазливой внешности и громком титуле. Еще одно ядро перелетом ударило по мостовой у самого парапета набережной, и град каменных осколков со свистом обрушился на кораблик, проделывая дыры в парусах, разрывая снасти и окрашивая палубу кровью первых жертв. Мне и без всякой подзорной трубы было видно, как вздрогнувшая при звуке выстрела Мария Антоновна Нарышкина каким-то неуловимо-кошачьим движением в единый миг вклинилась между берегом и замершим в монументальной позе цесаревичем, закрывая его собой от гранитных осколков. Наполеон видел это не хуже нас.
– Не стрелять!!! – единым мигом теряя самообладание, заорал он и, пришпорив коня, помчал к мосту, ведущему к крепостным воротам. – Не стрелять!!!
Очередной ружейный залп потряс округу, и военной фортуне, дотоле свято оберегавшей своего неистового любимца, пришлось изрядно потрудиться, чтобы пули, летевшие в мчавшего перед вражеским строем корсиканца, не достигли цели. Шляпа Наполеона, пробитая сразу в нескольких местах, улетела в Неву, его конь, жалобно заржав, рухнул наземь, но сам он, перекатившись через голову мертвого скакуна, с неожиданной резвостью вскочил на ноги и, хромая, побежал к крепости:
– Не стрелять!!!
– На караул! – послышалась команда в семеновских шеренгах, и ружья гвардейцев, точно на утреннем вахт-параде, со слитным звоном подняли штыки к небу и замерли у плеча.
