Никита Сомов - Тринадцатый император. Дилогия (Авторская версия)
При этом правнукам присваивался титул «Высочество», а их потомству — «светлость». Изменялся и размер получаемого денежного содержания. Его пришлось заметно увеличить, дабы не вызвать серьезного негодования родственников. Кроме того, пришлось сделать оговорку, что обратной силы новая редакция не имеет и все титулы, полученные по старому учреждению, остаются неизменны вплоть до смерти лица, ими обладающего.
Мать пришлось уговаривать недолго: она, как любая женщина, желала своим сыновьям только счастья и потому полностью одобрила мое решение. Тот же, кого этот момент касался больше всего, до последнего ни о чем не подозревал.
Как-то вечером, после ужина, мы сидели в гостиной за обеденным столом и беседовали. Закончив дежурные темы о погоде, о родственниках и последних событиях светской жизни, разговор наконец-то добрался до главного.
— Я дам тебе свое благословение, — сказал я.
— Благословение? — переспросил брат, замерев с куском пирога в руке.
— На брак с Марией Мещерской, — пояснил я, помешивая серебряной ложечкой чай, — если ты ее действительно любишь.
Александр на несколько секунд застыл, переваривая услышанное. Я, не торопясь, отхлебнул из чашки душистого чая с бергамотом, терпеливо ожидая реакции.
— Но откуда?.. — наконец выдавил он.
— Ну, я же не дурак и не слепой, — усмехнулся я. — Или ты думаешь, что никто не заметил взглядов, которые вы друг на друга бросаете?
— Глупости, — Сашка покраснел и, отложив пирог, начал вертеть в руках серебряную вилку, — ничего такого не было.
— Ой ли? — приподнял бровь я, делая очередной глоток терпкого дымящегося напитка. — Может, еще скажешь, что наши бравые гвардейцы обознались и это не ты вылезал из ее окна по простыне в позапрошлую среду?
Брат залился пунцовой краской, явно не зная, что сказать. Вилка в его могучих ручищах сама собой свернулась в колечко. Я тоже молчал, глядя на него.
— А мать? А Учреждение? — наконец спросил брат.
— Напишем новое. Ты считаешь, что твое счастье для меня стоит меньше, чем какой-то клочок бумаги столетней давности? — глядя ему в глаза, спросил я.
В ответном взгляде было столько радости и облегчения, что я невольно улыбнулся. Сашка улыбнулся в ответ, а затем внезапно вскочил со стула и бухнулся передо мной на колени.
— Брат мой, прошу у тебя разрешения на свадьбу с Марией, — уткнув голову вниз, пробасил он.
— Даю тебе свое благословение, — сказал я, встав и возложив руку ему на затылок.
Почувствовав мою руку на голове, Александр замер, а потом вскочил и с ревом заключил меня в свои объятия. Мои кости ощутимо хрустнули, в глазах на миг потемнело.
— Отпусти, медведь, раздавишь, — отстраняясь и снова заполняя легкие воздухом, буркнул я.
— Спасибо, Никса, спасибо, — счастливо забасил Сашка, на щеках которого заблестели слезы радости, — я так боялся тебя и маменьку об этом просить.
— Не надо меня благодарить, Саша. — Моя улыбка получилась чуть-чуть грустной. — Каждый заслуживает права на счастье. Я люблю тебя, брат.
— Я тоже люблю тебя, Никса, — смущенно пророкотал Александр, и мы снова обнялись.
— А теперь беги, — через пару секунд шлепнул я его по плечу, — порадуй нареченную.
Дважды просить не пришлось. Сашка, опьяневший от счастья, как дикий кабан, не видя дороги, понесся в направлении западного крыла, где располагались комнаты фрейлин.
Судя по шуму, который будоражил дворец вплоть до глубокой ночи, радостные новости всерьез раззадорили молодых.
* * *
Этим апрельским утром я как никогда придирчиво осматривал свой мундир. Не столько потому, что те, ради кого я это делал, обратят на мою одежду внимание, сколько из уважения к ним. Сегодня я награждал оставшихся в живых немногочисленных героев Иканского дела.
В почетном окружении выстроившихся на Дворцовой площади полков тонкой шеренгой в два ряда в одном строю стояли вперемежку четыре десятка русских Рэмбо, Чак Норрисов и роботов из жидкого металла последней модели. Перед ними с шашкой наголо стоял, застыв подобно бронзовому изваянию, их отчаянно храбрый командир.
Мы с Лизой вышли из дворца. Собравшаяся за солдатскими спинами толпа приветственно взревела. Под приветственные крики многотысячной толпы мы подошли к жидкому строю уральских казаков, сопровождаемые сонмом придворных.
— Здорово, казаки! — поприветствовал я их.
— Здра-ви-я же-ла-ем, Ва-ше Им-пе-ра-тор-ско-е Ве-ли-чест-во! — оглушительно рявкнула, несмотря на малочисленность, сильно поредевшая сотня. (Прим. автора — на самом деле сотня — это казацкое тактическое подразделение, далеко не всегда имеющее в своих рядах ровно сто человек. К тому же данная сотня была усилена одной пушкой и ее расчетом. Всего в отряде есаула Серова, по разным данным, было от ста до двухсот человек. Причем скорее двести, чем сто, что не умаляет, однако, их подвига).
— Пять месяцев назад, — громко вкратце решил рассказать о подвиге я, — сотня моих уральских орлов отправилась на осмотр местности и истребление небольшой шайки кокандцев. Однако близ селения Икан вместо небольшой банды она наткнулась на главные войско всего ханства. Два дня, в полном окружении, укрываясь за телами павших в голой степи, сотня стояла насмерть против десятитысячной орды! — Толпа притихла, с интересом слушая героическую историю. — На третий день боя, когда закончились вода и порох, есаул Серов отдал приказ о прорыве из окружения. Подобрав раненых, казаки выстроились в каре и как раскаленный нож сквозь масло прошибли все порядки яростно дерущихся кокандцев. Отбивая все атаки неприятеля, теряя по пути товарищей, сотня прошла с боем пятнадцать верст и воссоединилась с русскими частями, которые шли на выручку. Немногие оставшиеся в живых оправившиеся казаки сейчас вместе со своим командиром стоят передо мной. — Я указал на тонкую цепочку. — Благодарю за службу, орлы! — И, не давая казакам мне ответить, громко прокричал: — Ура героям!
— Ура! Ура! Ура-а-а! — раскатисто прогремели полки, поддерживаемые окружающей их толпой.
— Есаул Серов! Жалую вас за беспримерную храбрость, мужество и холодный ум в бою производством в следующий чин и крестом Святого Георгия третьей степени. — Подскочивший Сабуров торжественно вложил мне в руки Георгиевский крест, который я прикрепил на грудь поедающему меня глазами уже войсковому старшине.
Поочередно я наградил каждого казака Георгиевским крестом, пожимая крепкие мозолистые руки и благодаря за службу. После чего тепло попрощался с ними (надеюсь, ненадолго) и отправился во дворец, шепнув Рихтеру: «Вот тебе и пополнение в охрану, вербуй, пока горячо».
Отобедав в кругу семьи, что стал делать после покушения как можно чаще, я направился в свой кабинет.
— Его Императорское Высочество Великий князь Константин Николаевич, их превосходительства Николай Карлович Краббе и Андрей Александрович Попов ожидают вашего прихода, — едва я появился в приемной, доложил мне незаменимый Сабуров.
Я кивком поблагодарил своего секретаря и быстро вошел в кабинет. Господа мореманы, сидевшие к двери спиной, даже не заметили моего появления, увлеченно обсуждая первый русский броненосец.
— Проектирование башни, да и всего корабля слишком умозрительно и слишком поспешно, — услышал я полные скепсиса слова дяди, едва оказался в кабинете. — Не готовы ни новая броня, ни новые нарезные орудия, — отрубил он, жестом заставляя собеседников дать ему договорить. — Вы, Андрей Александрович, уж простите, занимаетесь откровенным гаданием на кофейной гуще. Пятов может вам что угодно наобещать со своей чудо-броней. Он ошибется на сотню-другую тонн и только руками разведет, а нам придется весь корабль перестраивать!
Смотрю, у нас на корабле давно ожидаемый бунт! Я решил немного постоять и послушать откровенный разговор, пока такая возможность была. Тем более что дядя был настроен весьма решительно. Впрочем, его можно было понять. Постоянная нехватка средств во флоте приучила его если не спешить и экономить, то не тратить деньги попусту — это уж точно.
— Пятов гарантирует, что броня будет весить именно положенное количество тонн, не больше и не меньше, — твердо возразил набычившийся Попов. А что ему еще делать? Не просвещать же дядю о наличии у меня такого чудесного источника информации, как ноутбук.
— Хорошо бы он еще смог гарантировать этот результат не в ущерб защите корабля, — продолжал гнуть свою линию Великий князь. — А орудия? А башня? Еще не готовы первые образцы, а масса уже заявлена, как будто и не было многочисленным проблем до этого дня!
— Ну будет вам, дядя, — вмешался в разговор я. Все резко обернулись на мой голос. — Расчеты Пятова позволяют с высокой точностью определить массу брони, работы над опытными образцами близки к своему завершению, так что считаю немедленную закладку «Петра Великого» (Прим. автора — заложен на Галерном острове в 1869 году. В августе 1872 года корабль был спущен на воду и переведен в Кронштадт для достройки. Достройка окончена в 1877 году. Один из лучших кораблей своего времени) оправданной.
