Крестоносцы (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович
— Опять обзываться будете?
— Нет! Нет!
— Хорошо. Пифагор был многократным чемпионом по кулачным боям. Из-за его малого роста судьи не хотели допускать его сначала до игр, но он им ответил «Вероятно, моя физическая форма не внушает вам доверия. Но я буду наносить удары с такой математической точностью, что противнику станет жарко. Моя святая вера в число — мое философское кредо…». После этой речи, судьи допустили Пифагора к участию в Олимпиаде. Более того, он одержал победу в соревнованиях и сохранял звание чемпиона Олимпийских игр в течение нескольких лет.
— Как же он так рассчитывал удар? — прислушивающийся к их беседе лекарь бербер не удержался от вопроса.
— Я не знаю, Езекия. Лучше расскажу про другой факт из его жизни. Именно Пифагор создал знаменитое общество пифагорийцев «Пифагорейский союз». Это была закрытая, тайная организация с определенным уставом, которая вела созерцательный образ жизни. Попасть в члены этого общества было очень не просто. Поступающие подвергались испытанию трехлетним молчанием. Только выдержавшим экзамен безмолвия можно доверить тайну!
— Три года не говорить ни слова⁈ Да, дурак он был, ваш Пифагор! Всё, не мешайте мне смотреть со своим Пифагором. Вон сейчас наш владимирец будет бороться с нашим литвином, — замахала на них руками Анна и даже чуть отсела от этой компании.
Глава 5
Событие двенадцатое
Десятник гридней Иван Болотов и десятники стрельцов Кузьма и Алексий стояли рядом с привязанным к дереву ордынцем в парчовом халате с оторочкой мехом куницы и тыкали в него кончиками харалужных мечей. Игра такая — от какого укола поганый громче взвизгнет. А не нужно было орать и замахиваться ручонками своими. Так, более того, он умудрился в Алексия плюнуть и попал тому на бороду своей поганой слюной. Ну, сейчас губы разбиты и сильно далеко плеваться у золотого баскака Золотой орды не получалось. Пытался, но слюна с кровью теперь на его козлиной редкой бородке повисала.
— Лаешься ты знатно, — кольнул Иван татарина в плечо и дождавшись плевка очередного, продолжил, — Говори, как звать тя нехристь? И куда путь держите? И не претворяйся тут немым, слышал я, что говоришь ты по-нашему.
Ордынец как-то выше стал сразу, вытянулся и засверкал глазами карими. Потом скривил разбитые губы, очевидно в презрительной высокомерной усмешке, и на довольно чистом русском произнёс, всё же чуть растягивая слова.
— Я — Чолхан (Щелкан), двоюродный брат великого хана Мухамеда или Узбека, по-вашему. Еду в Тверь к тверскому князю Александру Михайловичу с известием, что мой брат и повелитель Мухамед решил дать Александру ярлык на Великое княжение Владимирское, для чего тому нужно явиться в Сарай и припасть к ногам великого хана, — татарин перевёл дух, опять скривил губы и каким-то свистящим шёпотом выдавил из себя, — за то что вы, неверные, напали на посла и брата господина вашего, он пожжет все ваши земли. Ни одного селища и города не оставит целым, всю землю Русскую положиша пусту! Кто ваш господин, смерды⁈
— Эвоно как? — стоящий чуть поодаль от плюющего поганого боярин шагнул чуть ближе, — А что скажу я тебе, пёс, перед смертью твоей, что не так всё будет, как ты шипел. Ты думал мы тверичи али владимирцы? Ошибся. Мы и вправду владимирцы, только не этого Владимира, что на Клязьме, а того, кто два раза уже ваши орды уничтожал полностью. Мы остановили вас под Каменцом, и мы уничтожили два ваших тумена под Житомелем и Переяславлем. Ещё придёте и ещё уничтожим. Что видишь ты… Как по батюшке тебя, брат хана Узбека, величают.
— Моего отца звали Дудент, и мы сожжём и тот Владимир и этот, всех сожжём, — дернулся пленник, золото парчи блеснуло на солнце, пробившемся сквозь неплотные белые облака.
— Что видишь ты Чолхан Дудентьевич? А видишь ты, баскак, как лежат пять десятков твоих воев и снимают с них оружие и брони три десятка моих воев. У нас двое ранены, а у тебя трое ранены и пять десятков убитых. И два тумена ваших мы положили в землицу русскую потеряв две сотни воев всего. Понимаешь, поганый, что получается? Мы просто убиваем вас и забираем оружие и коней, как добычу. А вы опять приходите, и ваши воины становятся рабами и добывают камень, с помощью которого мы крепости строим. Чем больше придёт поганых, тем богаче добыча, и тем больше камня рабы, из ваших воев получившиеся, добудут. Тем мощнее будут стены наших городов. Кончилось ваше время. Мой князь Андрей Юрьевич Владимирский сказал бы тебе всё это и отпустил передать его слова брату твоему хану Азбяку. Но это князь мой. Я же не он, зря он пытается вас, степных волков, отговорить набеги на стада совершать. Вы не можете по-другому. Потому вас просто нужно уничтожать, — и с этими словами Роман Судиславович вынул меч из ножен, вжикнул перед носом Щелкала, а на обратном ходе чиркнул тому остриём по горлу, вскрыв его.
Ордынец забулькал кровью, выпучил глаза, дёрнулся и через несколько ударов сердца затих, обвис на верёвках коими был к дереву привязан.
Конец сечи, как бы не пытался представить это бескровной победой боярин, выдался тяжёлый. Ворвавшиеся в лес ордынцы практически оставили не у дел гридней и второй десяток стрельцов. Толку от того, что они встали поперёк дороги, чтобы не выпустить поганых обратно из западни. Не ринулись те обратно, спасаться, вперёд, на стрельцов, засевших в лесу, устремились. И от полного истребления десятка Кузьмы спасло два момента. Во-первых, четырьмя залпами, что успели сделать стрельцы до этого, они убили или ранили три десятка всадников противника, тем самым, чуть ли не уровняв их количество со своим. Всего чуть больше двух десятков поганых осталось на одиннадцать лучников и копейщика, если Наума Изотыча считать. А, во-вторых, лес был чащей непролазной настоящей. Полно деревьев поваленных, и в то же время густо молодой ельник поднялся. Не развернуться на лошади. Того и гляди, чтобы сам конь ноги не переломал или тебя харей не вынес на сломанную старую ветку сосны, так и норовящую тебе в глаз впиться, лишку их у тебя, раз на коне в такую чащу решил залезть.
Игра началась, поганые пытаются догнать стрельцов, а те забегают за ель или сосну и в ответ пытаются в ворога стрелу пустить. Могло бы и долго продолжаться, но поняв, что засада сработала не так, как планировали, Иван Болотов и сам со своим десятком в бой ринулся и стрельцы побежали. Ну, эти спешены, и прибыли они, когда последних ордынцев уже добивали.
Отличился в сече сей помощник ключника и совсем не воин хромец Наум Изотыч. Точнее, пара из хромца и боярина. Может и не планировали они так воевать, но вышло не плохо. Прёт эдак татарин на ключника, а тот перед мордой коня копьём тычет и никакого толка от того, что саблей своей огромной ордынец машет, нет, не подобраться ему к копейщику на расстояние удара саблей. А в это время Роман Судиславович из-за спины хромца пускает стрелу чуть не в упор в поганого. С такого расстояния не промахнуться. Все стрелы в лицо неприкрытое боярин отправлял. В глаз и не нужно целить. Наконечник тяжёлый, четырёхгранный, острённый на наждаке легко кости черепа пробивает. Троих ордынцев так, в паре работая, и упокоили.
Двоих всё же ранили в десятке Кузьмы, а сам он ногу вывихнул, споткнувшись об упавшую гнилую берёзу.
— Сейчас соберём брони и оружие и нужно татаровей подальше в лес занести с дороги. Пусть их зверье лесное хоронит, — протирая саблю вырванным из-под дерева мхом, тяжело выдохнул боярин, — Фух, загоняли меня проклятые, не молод уже хороводы вокруг ёлок водить.
Событие тринадцатое
Всю жизнь работать на лекарства будешь, сарделька, сосиска, редиска, Навуходоносор, петух гамбургский!
Емеля на Олимпиаде две медали получил. Так и понятно, два главных его супротивника Горыня и Санька Юрьев не прибыли. Война там у них с папистами. Ну, может и не война, но при деле оба. Один за одним города в Словакии к рукам прибирают. Где сопротивляются католики с венграми, что страну захватили нашу православную, где власть переходит без боя. А только оба они там нужны.
