Прорвемся, опера! (СИ) - Киров Никита

Но доставалось не только Федорчуку, в отделе он пил кровь всем.

— И что? — орал он на кого-то по телефону. — По инструкции как положено? А? Вот как положено, так и сделал! И что, что начальник главка? Да хоть Бориска Ельцин, инструкцию люди поумнее тебя писали!

Ермолин с силой швырнул трубку на корпус телефона и подтянул к себе в журнал, а потом медленно поднял голову на Устинова.

— Иди отсюда, — прохрипел он и замахал левой рукой, будто отгонял от себя мух. — Иди отсюда, Устинов, алкаш старый! Иди, кому говорят! Пока делов не натворил.

— Да я ж к тебе всей душой, Афанасий Макарыч, — Василий Иваныч развёл руки в сторону. — Как к старому дружбану, а ты…

— Я всё про тебя знаю! — дежурный погрозил ему пальцем и прижал к себе журнал. — И про туалет, и про пчелу, и про то, как ты тогда…

— Да ладно тебе. Дай машину, до депо доехать. Жмур там.

— Никуда он не денется, а ты пешком пройдёшься. Тебе полезно. Для здоровья.

— Степаныч, а ты смотрел «Городок?» — Устинов наклонился к стеклу, подышал на него и начал выводить пальцем, приговаривая: — Ужасы нашего…

— Иди отсюда! И пальцем мне тут не рисуй, в прошлый раз хватило. Иди, работай уже! Тебе вообще на пенсию пора! Чё ты ещё в отделе делаешь?

— Да кто бы говорил! — Василий Иваныч отпрянул от окна, будто его ужалили. — С самого-то песок сыпется.

Он отошёл с возмущённым видом, повернулся ко мне и виновато пожал плечами, мол, не выйдет прокатиться.

Признаться, раньше, именно в эти годы, с Ермолиным я общий язык найти не мог, и лишний раз к нему не подходил, без особой на то необходимости. Зато потом, когда старик действительно ушёл на пенсию и уехал в деревню, смог с ним разговориться, так что о его слабости я знал.

Я подошёл к окну сам. Дежурный, прижав трубку плечом к уху, набирал номер, медленно вращая диск когда-то белого, а ныне жёлтого от старости телефона. Диск тихо похрустывал.

— Чё? — грубо спросил он у меня.

Я чуть потянул собаку, и Сан Саныч поднялся к окошку, заглянув туда и вывалив язык. Ермолин чуть просветлел.

— О, Сан Саныч. У меня тут только для тебя ничего нет. Тебе же карамельки нельзя?

Любит он животинок, просто тогда я этого не знал. Любит любых, от собак и кошек до куриц и кроликов. Вот и разводит их у себя в частном доме, особенно обожает куриц.

— Афанасий Макарыч, — тоном заговорщика начал я. — Мы тут с батей поговорили, думаем, может, курочек завести следующим летом. А ты, говорят, большой спец в этом.

— Ну, чё-то понимаю, — дежурный положил трубку на место и подозрительно посмотрел на меня. — А чё за вопрос?

— Да вот тут присмотрели брам, десяток, белые такие, большие. Что скажешь…

— Бери! — с энтузиазмом прокричал Ермолин, не дожидаясь вопроса. — Бери, не пожалеешь. Несутся — во! Большие, жирные, мясо вкусное! О! — он поднялся с места и начал что-то изображать руками. — У меня петух есть, брама! Я его отдельно держу, он огромный, всех петухов побил, всех куриц истоптал, ё***-террорист! А он тяжёлый, ломает их, когда топчет. Так что, если что, могу показать, и возьмёте.

— Да без проблем посмотрим, — сказал я. — Слушай, Макарыч, я уже на вторых сутках, а мне в депо надо, Шухов отправил, вот когда вернусь…

— Тачку надо? — он поднял трубку, набрал номер и злобно проговорил: — Ефремов! Машину подготовь для оперов! Ну и что, что бензина нет? Слей откуда-нибудь! Мне тебя учить, что ли?

— Благодарю, — я потянул собаку за собой. — Потом зайду.

— Ждёт там, на улице, — дежурный махнул мне рукой.

Я вышел, придержав собаку, чтобы не напугать посетителей. А город уже проснулся полностью. Машины ездили вовсю, открывались магазины, а с рынка неподалёку доносились песни тех лет:

— Говорил мне хан, не ходи на бархан, — слышалось особенно отчётливо.

— Прощай, цыганка Сэра, — прозвучало из проехавшей мимо «шестёрки».

— Золоткой упала с неба звезда. Что, не загадала? Ну, как всегда, — играло где-то ещё.

Василий Иваныч торчал у киоска неподалёку, где продавали пиво и сигареты, и тщательно пересчитывал мятые купюры и монеты в руке. Киоск был укреплён, видна крепкая сварная решётка. К стеклу изнутри приклеены пустые упаковки от шоколадок, жвачек и сигарет, и нарисованные от руки ценники, почти все с тремя нулями.

— Люба, — мягким голосом позвал Устинов в окошко, — у тебя сигареты три тыщи стоили, теперь три с половиной. Запиши на меня, я тебе занесу до вечера. Не хватает чутка.

— Ой, Устинов, — недовольно проговорила ярко накрашенная продавщица, отлипая от зеркальца, в которое смотрела. — Вот на шею мне сел уже. Ладно, но только до вечера! Понял? Чтобы не как в прошлый раз.

— Вот ты меня понимаешь, радость моя. А раз ты сегодня добрая, пива ещё тогда…

— Какое тебе пиво⁈ — прокричала она. — Окстись уже! Пиво ещё тебе. Иди уже, не мешай!

— Василий Иваныч, — позвал я. — Поехали, машину дали.

— О, да ладно! — он удивился, доставая сигарету из новой пачки. — Ты как его уломал? Не бил же? Ха! Шучу. Ладно, погнали. Ща, покурю только, чтобы собаку не травить. Там, короче, помер кто-то, а пока транспортники из области приедут, три дня пройдёт. Вот нам Шухов и подсуетился, с начальником транспортной договорился, что мы, типа, займёмся.

Это была та же самая машина, на которой мы ехали с Якутом. Водитель Степаныч посмотрел на нас с Сан Санычем, вздохнул, но кивнул — залезайте, мол.

Сам я в депо был всего пару раз, куда чаще там бывали коллеги из линейного отдела транспортной милиции, ведь с железной дороги воровали всё, что не прибито гвоздями, а иногда тащили и прибитое. Зарплату там худо-бедно платили, задерживали редко, особенно по сравнению с остальным городом, но всё равно тащили всё подряд.

Но вот чтобы убийство прямо там, в депо? Такого я не припомнил. Чаще бывало так, что из-за нарушения техники безопасности или пьянства, а иногда всего этого одновременно, в депо, которое просто кишело опасными механизмами, кто-то погибал. Тогда, конечно, прокуратура частенько возбуждала уголовное дело по факту гибели, по которому требовалась проверка.

Но из-за хронической нехватки сотрудников в транспортной милиции, особенно в отделении уголовного розыска, где работало три калеки на весь район (из которых один вечно на больничном, а один под следствием за взятку), никого не удивляло, что привлекали нас. Да и свой криминалист у них был только в управлении, в столице области, поэтому брали нашего.

Так что пока приедут из области, времени пройдёт много. Да и Шухов, кажется, считал, что у нас куча свободного времени, поэтому не упускал случая подкинуть нам дополнительную работёнку, а себе добавить кармы в копилку. Не по правилам, да, потому что такими случаями занимается транспортная прокуратура и транспортная же милиция, но тогда творился такой бардак, что никто на эти мелочи уже не обращал внимания.

Потом, конечно, стало жёстче, линейный отдел усилили, добавили оперов, посадили к ним своего криминалиста на постоянную ставку, только Ручку гоняли (он судмед), если были трупы, а мы больше туда не ездили. Разве что раз пришлось в нулевых, когда ленивые коллеги оттуда нашли «подснежника», труп, лежащий на запасных путях депо, и специально перетащили его подальше, чтобы он оказался на нашей территории…

Не вспомнить, что случилось в депо тогда, в первой моей жизни, потому что туда должны быть направить кого-то другого. Но от этой рабочей рутины никуда не избавиться. Да и проще будет вспомнить обстановку этих времён, если буду разговаривать с людьми…

А вспоминать мне надо быстро. Три банды в городе, каждая из которых могла нанять киллера. Но кто из них? Точно не зареченские, потому что скоро костяк группировки будет уничтожен, и на их месте зародится новая банда…

Но зародится ли? Ведь Витька Орлов ещё не приехал с Чечни. И он не сразу пошёл по этой дорожке, он поначалу пытался жить мирно. Может, стоит с ним повидаться? Мы тогда — вот теперь, в той точке, где я сейчас — были пусть и не друзьями, но хорошими знакомыми.