Разыскивается живым или мертвым (СИ) - Борчанинов Геннадий

Заодно узнал из этого же документа, как называется этот паршивый городок. Хомстед Медоус. Название казалось знакомым, в моём времени это был пригород Эль-Пасо, а сейчас, получается, отдельный посёлок.

Бумагу, подтверждающую мои полномочия, я сунул во внутренний карман.

— Что насчёт лошади? — спросил я.

— Лошади? — парнишка сделал удивлённое лицо.

— Лошади. Четыре ноги, копыта. Цок-цок. С большими зубами. Не беси меня, Ларсен, — произнёс я.

— Да шучу я, шучу! — воскликнул Ларсен. — Будет тебе лошадь, погоди.

— И что насчёт зарплаты? — спросил я. — Или что, револьвер есть — крутись как хочешь?

— Все наши денежки увёл один наглый мексикашка, прямо с почты, зашёл, как к себе домой. Знал, когда деньги там будут, — вздохнул парень. — Навёл пушку на клерка, забрал баксы. Старый О’Хара за ним в погоню отправился, так пулю и получил. И Голдуэлл-младший тоже.

— А ты? — спросил я.

— А мне повезло, — сказал Ларсен. — Их двоих кокнули, по мне промазали. Ну я кобылу развернул и обратно в город. За подмогой. Пока то да сё, их уже след простыл.

Герой, что тут скажешь. Больше я глупых вопросов ему не задавал, предпочёл осмотреть оставшуюся часть офиса. Нашлась небольшая кладовка, в заднем кабинете, где, по всей видимости, и заседал сам шериф, обнаружился топчан и раскрытый оружейный шкаф, в котором стоял карабин Шарпса и какое-то двуствольное ружьё. С патронами к ним.

— Чьи пушки? — спросил я прямо из кабинета.

Ларсен даже не пошевелился, когда я прошёл туда, продолжая восседать в приёмной с ногами, закинутыми на стол.

— О’Хары, — ответил он.

Значит, он не будет возражать, если это оружие снова послужит закону и порядку. Но сразу наложить лапу на чужое добро мне не позволило врождённое чувство такта. Значит, немного послужим здесь, а потом уже можно и присвоить их себе, когда представится подходящий случай.

— Понятно, — сказал я. — Так, и что делать будем?

— Ну… Ничего, осваивайся пока, — сказал Ларсен.

Но бездельничать, подобно ему, я не хотел. Некогда.

— Да я уже освоился. Готов к труду и обороне, — сказал я. — Вон, звёздочку нацепил.

— Молодцом, так держать, — сказал Ларсен.

— Понятно, — буркнул я. — Значит, пойду прогуляюсь.

— Бывай, — равнодушно произнёс он.

Я вышел из офиса со странным чувством полной бесполезности. А ещё я чётко понимал, что вписался в помощники шерифа совершенно зря, и даже если Ларсен не обманет, то я скорее пожалею об этом. Надо было просто уезжать из города на попутке, двигаться в Эль-Пасо и искать информацию уже там.

Зато прохожие теперь приподнимали шляпы, завидев меня, а барышни тепло улыбались и перешёптывались за моей спиной, мол, это тот самый стрелок из пустыни, продырявивший шляпу Олдмена, видишь звёздочку, устроился помощником, значит, теперь всё будет отлично. Кажется, моя репутация подогревала сама себя. Завтра будут говорить, что расстрелял из дробовика, послезавтра — из пулемёта. Так и рождаются легенды.

Хотелось поскорее убраться отсюда, хоть на кривой козе, и я шёл по главной улице, разглядывая чужих лошадей. В жизни не видел столько лошадей в одном месте. Кататься — катался, разумеется, в детстве, у бабки в деревне, потом тоже бывало. Но конным спортом не увлекался никогда, и в седле сидел, как собака на заборе. Думаю, когда местные увидят меня в седле, вся моя репутация грозного ганфайтера сдуется, как воздушный шарик. Ничего, потренируюсь.

С конокрадами тут, кстати, разговор был короткий, их ждала верёвка, петля и ближайший сук, так что я даже не думал о том, чтобы угнать чью-нибудь лошадку. Мало того, что она меня сбросит, или я вовсе не смогу сдвинуться с места, так меня потом за это ещё и повесят.

Вот управлять телегой, я, пожалуй, смогу без проблем. Надо раздобыть себе собственный дилижанс, чтобы не отбивать задницу о седло.

Я вновь отправился в салун, поболтать с барменом. В конце концов, именно он посоветовал мне эту вакансию, значит, надо нанести визит вежливости и похвастаться новой звёздочкой на куртке.

В середине дня салун стоял полупустым, лишь несколько джентльменов неторопливо обедали, заткнув кружевные салфетки за воротник.

— Мистер Шульц, — поприветствовал меня бармен, и я приподнял шляпу в ответ.

Как звали бармена, я не помнил, а то и вовсе не знал, а сейчас спрашивать было уже как-то неловко.

— Решил немного задержаться в Хомстед Медоус, — произнёс я, показывая ему звёздочку. — Ваш Ларсен, кажется, не справляется с работой.

— Амброз Ларсен — пустоголовый болван, — фыркнул бармен. — Не справляется? Слабо сказано. Я бы выразился совершенно иначе, ей Богу.

— Ну да, если бы он справлялся, вы бы не предложили место помощника едва знакомому человеку, — улыбнулся я.

— Мистер Шульц… По вам же видно, что вы — хороший человек. У вас глаза… Как бы сказать… Добрые, — произнёс бармен. — Вот бывает, смотришь на человека, а у него как будто льдинки в глазах, злоба затаённая. У вас не так.

Ага. Как у Ленина, глаза такие добрые-добрые. Но я всё же смутился.

— Бросьте вы это, — сказал я.

— Вот, выпейте, — он налил мне шот своего виски. — За счёт заведения.

— Нет, я же теперь на службе, — усмехнулся я.

Бармен понимающе кивнул. Кажется, он даже зауважал меня ещё больше.

— На самом деле, я пошёл на сделку. Послужу помощником, за это Ларсен обещал раздобыть мне приличную лошадь, — сказал я.

— Ларсен? Обещал? — удивился бармен. — Что-то новенькое. Ей Богу, что-то новенькое. Небось поедет за какой-нибудь дохлой клячей к Бриттлам, за тридевять земель, хотя здесь у Голдуэллов есть отличные скакуны на продажу.

— На продажу, — фыркнул я. — Если бы у меня были баксы, я бы даже и не стал обращаться к Ларсену. Мне и так пришлось продать свои ботинки, чтобы привести себя в порядок.

— Всё наладится, мистер Шульц, — обнадёжил бармен. — А я бы на вашем месте всё-таки заглянул к Голдуэллу. Он, правда, сейчас в трауре, но наверняка вас примет.

— У меня всё равно нет денег, а свой лимит удачи я наверняка уже исчерпал, — махнул я рукой. — Пусть лучше Ларсен делает свою работу, раз уж обещал.

— А потом отправитесь по следу? — спросил бармен.

— Да, — ответил я. — Надо вернуть должок.

— Это дело, — сказал он.

На улице послышался какой-то шум, и через минуту в салун, бряцая шпорами, ввалился мексиканец в широком сомбреро и пончо с узорами, под которым явственно угадывался силуэт кобуры. Следом за ним вошли ещё двое, смуглые настолько, что походили цветом кожи на негров, но черты лица у них были типично мексиканско-крестьянские, помесь испанского конкистадора с индейской рабыней.

Вид у всех троих был откровенно разбойный. Мутные типы. Наверняка припёрлись с той стороны реки, чтобы проворачивать свои мутные делишки здесь, в Соединённых Штатах.

— Хола, — произнёс мексиканец в сомбреро. — Налей нам выпить, старик.

Я покосился на бармена. Тот явно напрягся, но всё же достал бутылку виски и три стакана.

— Пятнадцать центов, сеньор. Или четвертак за всю бутылку, — осторожно произнёс бармен.

Мексиканец поиграл желваками, пристально глядя на бармена. Я равнодушно поглядывал на всех троих, облокотившись на стойку. Пока они не начали возбухать, я не стану вмешиваться.

— В городе новый шериф? — спросил вдруг мексиканец.

Причём спросил не у меня, а у бармена, словно бы меня тут и не было.

— Помощник, — сказал бармен.

— Чико, дай ему четвертак, — по-испански приказал мексиканец.

Самый молодой из троицы, с двумя длинными ножами на поясе, неохотно подошёл и швырнул монету на стойку. Бармен накрыл её ладонью и протянул взамен бутылку и стаканы.

— Битьё посуды оплачивается отдельно, — напомнил он.

Мексы уселись за столик в углу, не снимая шляп, словно сидели в конюшне, а не в приличном заведении.

— Знаете их? — спросил я.

— Конечно, — тихо фыркнул бармен. — Вон тот, в сомбреро, Рамон Хименес. И его дружки, Гектор и Чико.