Александр Грозный. Исчадия Ада (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

— Согласен, Фёдорыч. Но всё же пойду-ка я обмоюсь. Так и стоят перед глазами мозги этого дурня Салтанкула.

Даниил Адашев позволил себе слегка улыбнуться своим мыслям.

— Конечно, где бы молодой царь мог видеть чужие мозги, — подумал он. — В реальных битвах ведь не сражался! Только учебными мечами рубится! Но, и слава Богу!

— Ты, государь, так и не сказал, из-за чего он кинулся на тебя.

— Да, кто ж его знает? Может быть, подумали власть взять? Наследник ведь есть! Вот мать бы и правила Ростовом. Войск у Темрюков тут в достатке. Да! Пошли за Вишневецким! Где он, кстати? Вчера про него не успел спросить.

— Князь по Северскому Донцу крепостцы ставит.

— Давно пришёл от Жигимунда?

— Давненько. Почитай, как ты ушёл, так он и пришёл. С войском и Андрейкой Курбским.

— И Андрей вернулся? — деланно удивился царь. — Чем объясняет свой уход в Литву?

— Говорит, погулять захотелось, да разведать места для городков. Жигмунд ему грамотку охранную дал, так Андрейка с той грамоткой до Чернигова сходил и по северской окраине сюда вернулся. На Донце чёрный горючий камень нашёл, что в печах железоплавильных горит, как уголь дровяной. Вот они с Вишневецким туда и пошли. Добытный городок ставить.

— Каменный уголь нашёл? Это дело, — сказал царь так «жизнерадостно», что Адашеву тоже погрустнело.

— Ну и чего ты кручинишься, государь? Ты же сам сказал, что он дурень, а дуракам туда и дорога.

— Ну, да, ну, да… Уголь — это хорошо. Лес жечь не надо!

— А из шлака можно крепости и дома строить, — грустно подумал Санька. — Даже если вместо цемента шлак смешивать только с известью, то получится неплохой бетон. Угля им нужно много, а строить ещё больше.

Он давно мечтал найти месторождения каменного угля и примерно знал, где угли залегают. Но два года были потрачены не зря: строили города, станицы и крепости, а людей катастрофически не хватало. И Курбский, зная желания царя и примерный район залегания угля, разыскал-таки выходы на поверхность каменноугольных пластов.

— Ладно. Прав ты, Фёдорыч! Нечего воду переводить на помойку. Пошли на двор у колодца сполоснёмся.

— Приучил ты нас, государь, твоих бояр к простому обхождению, — сказал, покачав головой из стороны в сторону, Адашев. — Раньше помню, боярин или князь шагу не ступит лишнего. Всё ему коня подавай или повозку. Да и сейчас в Москве-то так же всё, по старинке. В шубах собольих да в шапках-горлатках ходят, поди?

Адашев вздохнул.

— Эх, попаду в Москву, и снова на задворках окажусь…

Царь недовольно покачал из стороны в сторону головой.

— С кем тебе рядиться, Даниил Фёдорович? Со Старицким уговор у нас, что брат твой Алексей у него в сонаместниках. Захочешь на Москве служить, так ниже московского дворецкого не назначат.

— Справишься без меня, государь? — криво усмехнулся Адашев.

— А что, в Москву хочешь?

Дворецкий понурил голову.

— Жена там у меня и детки. Два года не видел. Как там они? Не знаю…

— Хорошо живут, твои жена и детки, — недовольно буркнул Александр. — Живы и здоровы они. Сюда перевози. Земли вон сколько свободной по речкам да по ручьям. Людишки крестьянские все сюда перебежали. Там земли пустеют. Да и лучше тут земли. По тому же Северскому Донцу не живет почти никто. Боятся селиться. То ногаи, то печенеги, по половцы. Вот и забирайте земли эти и далее.

— Что значит — «забирайте»? А земщина?

Санька поморщился и отрицательно покрутил головой.

— Блажь всё это. Дурь. Брат твой с Сильвестром придумали глупость. Хотели бояр возмутить и возмутили. Да я не Иван Васильевич, царство ему небесное. Меня не взбаламутишь. Не пойду я бояр бить, Фёдорыч.

— Да как же так, государь⁈ Ведь бунт! Измена! Казнить надо смутьянов!

— А кто воевать будет? Самые буйные и высокородные: Шуйские, Мстиславские — попытаются сейчас удрать в Литву. Гнаться за ними прикажешь? Зачем? Новгородцы и Псковитяне всыпят им перца на хвост. Уговор у меня с ними. А тех, кто останется и повиниться — прощу. Пусть служат Руси. Верну им вотчины, но новых прикупать запрещу.

— Как вотчины⁈ — возмутился Адашев. — А мы. Как же мы, государь? У нас вотчинных земель нет. Снова бесправие?

— Тихо ты, Даниил Фёдорыч! — нахмурился царь. — Или я невнятно говорю? Забирайте земли, говорю. Что тут не понять? Только, где вы людишек брать будете?

— А с Литвы призовём! Вон, Андрейка Курбский говорит, что ляхи церкви православные католикам отдают. А жиды у них налоги собирают.

— Правильно, — кивнул головой государь. — Но уговор помнишь? Крестьян не кабалить!

— Черкесы многие хотят здесь поселиться. Просились.

— И это верно. С Кавказа всех желающих сюда переселить.

Санька наконец-то вспомнил, что хотел обмыть вспотевшее тело.

— Заболтал ты меня, Фёдорыч. Пошли обмоемся.

Адашев пожал плечами.

— А я уже и высох почти.

Санька сплюнул и махнул рукой.

— А, ну тебя. Марту попрошу слить из ведра.

— Холодная вода уже в колодце. Тут такие ключи студёные бьют, что и летом зубы сводило. Ты б, государь, поберёг спину-то. Застудишь ещё…

— Ага, — подумал Санька. — Не вскипела бы водица от меня. Я сейчас сильно разгорячённый.

При строительстве дворца Александр не стал «мудрствовать лукаво» и городить водопровод и ватерклозеты на всех этажах, как в Московском дворце. Надоело ему заморачиваться водосборниками на крыше, от которой без нормальной гидроизоляции разрушается конструкция здания. Для гостей имелась специальная туалетная комната с индивидуальными кабинками, оборудованными керамическими дерьмосборниками, кои выносились слугами. Сия должность при дворе являлась почётной и хорошо оплачиваемой. «Сократив» её — Санька лишил бы кого-то и заработка, и почёта, а потому не стал ничего менять.

Воду в комнаты дворца и на кухню подавали царю кикиморки, набирая её в устроенном в подвале колодце. Кухонные котлы варили воду постоянно, собирая кипячёную в специальные керамические емкости.

Санька обдумывал тему «воды», пока добрался до колодца, но вспомнив, что эта тема уже давно обдумана, переложена на бумагу и кое-где реализована в действующие водонасосные и трубопроводные системы, скривился.

— В отпуск бы, — подумал царь. — Хотя бы недельки на две. Кипит, блять, наш разум возмущённый. И в смертный бой вести, блять, гото-о-в.

Последние слова он пропел в виде марша и, дирижируя себе левой рукой, прошагал печатая шаг.

— Совсем плохой стал, — тут же осудил себя Александр.

Голова, действительно, шла кругом. Плохо то, что со своей «глобальной сетью» Санька не мог расстаться ни на минуту. Он постоянно принимал какую-то информацию, анализировал её и, в случае необходимости, отдавал команды своим лазутчикам-информаторам «расширить, углубить» разработку источника или темы.

Всё передать в «сервер» Марты он не мог. Не смогла бы она «переварить» весь объём, с которым едва справлялся сам.

Марта уже стояла у колодца с полным ведром воды. Она бы и без колодца поливала его из ведра, как из крана. В её «ведре» вода никогда не кончалась, так как поступала из колодца без зачерпывания. Но она всё равно имитировала опускание деревянного ведра в отверстие деревянного сруба.

Четыре кикиморки огородили царя тканевыми «подолами», подняв их высоко над собой и расставив руки в стороны. Александр разделся донага и получил первую порцию почти ледяного душа.

Санька, действительно, устал неимоверно. И больше устал от того, что у него не было никого. С кем бы он мог просто выпить водки, или пожарить мяса на шампурах. Попеть песни под гитару. Антонова, какого-нибудь, или Лозу.

— «На маленьком плоту…», — тихо прошептал царь.

— Эх, — думал Санька. — И на хрена мне такая жизнь. Вот приду к старцам, расскажу им всё про чёрных волколаков, и пусть сами Русь спасают, как могут. Им это не впервой. А я может быть горожу то, что и не нужно никому. Может быть, у них свои методы сопротивления есть… Расскажу, а сам в монастырь, лесничим да охотником. И не с пищалем, а с луком. Приноровился я из лука стрелять. Лук у меня мощный, а я меткий. И на две сотни шагов в зайца стрелу пущу. А в лесу и на тридцать шагов полянку пойди найди. Да-а-а… С луком я бы поохотился.