Сытые годы (СИ) - Тарханов Влад

В один из дней Семён Тимофеевич проснулся от крика. «Пропал!» — кто-то кричал на купеческом подворье. Он подскочил в холодном поту, никак не мог понять, кто это мог пропасть и зачем его зовут. И только через несколько минут пронзила мысль, неужели это отец Иоанн? Неужели? Наспех одевшись, Лягин выскочил к небольшой толпе родни и работников, среди которых выделялся высокий и худой, напоминающий жердь, Сысой Мясоедов, сосед Иоанна Кронштадтского. По его словам, поутру он не видел, чтобы отец Иоанн шёл в лес, к крест-камню. Обеспокоился. Ведь после вечерни его никто более не видал. С вежеством и осторожностью постучал в дом опального священника. И никого там не обнаружил! Вместе с Сысоем Тимофей направился к жилищу Иоанна. Не сомневаясь, что там никого нет. Вот и постель была заправлена, так, что было видно: никто тут сегодня не ночевал. С лучшими следопытами купец обследовал окрестности дома, потом окрестности села, но никаких следов священника не обнаружил. Куда он пошёл, если пошёл, никто не мог сказать. «Вознёсся»… стали поговаривать в народе. Купцу самому казалось, что случилось чудо и святой Иоанн Кронштадтский вознёсся в вышние выси. В душе его боролись два чувства: вера в чудо и в святость отца Иоанна и неверие, неверие в то, что чудо может произойти прямо на его глазах. Ведь не достоин он такого Божьего знамения. И как доказать сие людям неверующим? И надо ли сие доказывать? Душа Лягина лягалась и никак успокоиться не могла. И новость о том, что отец Иоанн не иначе как чудом объявился у монастыря на морском берегу принесла облегчение…

Глава пятая

Несвятые несвятые

Север России

Октябрь 1889 года

Епископ Архангельский и Холмогорский Никанор

Епископ Архангельский и Холмогорский Никанор стоял на палубе сравнительно небольшой, водоизмещением 300 тонн парусно-винтовой шхуны «Сергий Радонежский» и всматривался вдаль, словно пытаясь разглядеть пристань Соловецкого монастыря, куда его влекли неотложные дела. Перед отправлением в сие путешествие, он внимательно проштудировал краткий путевой очерк, принадлежавший перу действительного статского советника Я. Н. Озерецковского, что более чем полвека совершил плавание по этому маршруту в июне 1835 года. Словам Якова Николаевича можно было доверять, ибо, будучи боевым офицером, дипломатом, а также доверенным лицом шефа жандармов графа Бенкендорфа, он не имел склонности к фантазиям и иным выдумкам в стиле Мигель де Сервантеса или Джонатана Свифта. А посему Владыка Никанор не рассчитывал на лёгкую и приятную морскую прогулку, тем паче что несмотря на то, что столбик термометра не опускался ниже минус четырёх градусов, в устьях рек и возле берегов всё чаще можно было заметить формирующийся ледяной покров. И монастырская братия, и капитаны нескольких пароходов, готовившихся к завершению навигации единодушно пытались отговорить епископа от рискованного путешествия. Более того, в приватной беседе, губернатор Архангельской губернии князь Николай Дмитриевич Голицин также деликатно поинтересовался причиной сего неожиданного вояжа, но на все уговоры, Владыка отвечал словами благодарности за заботу и ссылался на неотложные церковные дела, которые непременно следует обсудить и решить совместно с настоятелем Соловецкого монастыря архимандритом Варлаамом.

^{(Епископ Архангельский и Холмогорский Никанор (Каменский))}

По большому счёту, Никанор не солгал не в едином слове, он лишь скрыл главный вопрос, который или скорее — выбор, перед которым стояли сейчас иерархи православной церкви. А вместе с ними и весь народ российский. Владыка зябко поёжился и оглянулся вокруг, как будто опасаясь, что кто-то сможет прочитать его мысли и на мгновенье задержав взгляд на вызолоченном кресте на мачте, решительно направился в свою каюту, дабы в тепле и не спеша обдумать ход последних событий и необходимые действия, которые должны совершить отцы церкви во имя своей паствы. Сняв тулупчик, служивший надёжной защитой не только от промозглой сырости, порывов холодного ветра, но и от неизбежных брызг воды от волн, разбивающихся о борт шхуны, он устало опустился в кресло и с наслаждением стал пить небольшими глотками горячий, душистый и сладкий чай, приготовленный заботливым служкой. Чувствуя, как тело покидает озноб, на смену которому приходит блаженное тепло, Владыка прикрыл глаза. Нет, он не задремал, просто перед его мысленным взором замелькали события последних лет так, как будто перелистовали страницы книги с рисунками и словами.

Вот, после трагической смерти Императора Александра-освободителя его брат и правопреемник великий князь Михаил Николаевич объявил о выборе Патриарха, коим стал епископ Феогност. Радость, наполняющая души святых отцов, сопровождалась растерянностью и страхом тех из них, кто был напуган исчезновением опеки и надзора со стороны государства и, чего греха таить, отменной жалования, которое выплачивалось духовенству казной. И пусть, платили не так уж и много и денег хватало не на всех, но теперь следовало надеяться лишь на себя. Новое время требовало новых людей и постепенно среди митрополитов и епископов началась череда перемен, сиречь назначения на эти должности умеющих и желающих работать самим и заставлять делать это окружающих. Кто-то из святых отцов предпочёл доживать свой век в уютных кельях, иные — затаились, надеясь на возврат «старых добрых времён».

Но, слава Богу нашлось немало таких, кто руководствовался правилом озвученных Сократом: кто хочет — ищет возможности, кто не хочет — ищет причины, и сии избранные просто пахали. И было отрадно узнать, что Государь император Михаил Николаевич не забыл о пастырях и протянул им руку помощи. Владыка Никанор вспомнил, как три года месяца назад его вызвали из Казани в Москву на аудиенцию к Патриарху Московскому и всея Руси. По прибытию в первопрестольную он встретил настоятеля Онежского Крестного монастыря иеромонаха Варлаама, которому именно на этот день и час также был назначен приём у его Святейшества. Как выяснилось через несколько минут, помимо Патриарха присутствовали ещё два человека: протопресвитер военного и морского духовенства Желобовский, а также лейтенант Российского императорского флота Великий Князь, Соправитель Российской империи Александр Михайлович Романов. И после объявления патриархом решения назначить прибывших соответственно на должность епископа Архангельского и Холмогорского и настоятеля Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря. А затем, заручившись согласием его Святейшества, слово взял сын покойного императора Михаила Николаевича:

— Ваше Высокопреосвященство и Ваше Высокопреподобие, волею Божью, вам предстоит исполнять свой долг в тех местах, кои можно назвать форпостом державы нашей. Не раз враги Государства Российского пытались опробовать крепость северных рубежей. Шведы, британцы и иная европейская сво… — на этом слове Александр Михайлович на секунду запнулся, а потом продолжил, — свора шакалов обламывали свои зубы тщетно пробуя захватить Архангельск и Соловецкий монастырь. Мужество монашеской братии позволило дать отпор врагам Империи Российской и веры православной. Мои августейшие родители приняли решения об основании благотворительного фонда имени Святого благоверного князя Александра Невского. Планируется оказывать значительную помощь монастырям и обителям. Это будут анонимные пожертвования, приобретение сельскохозяйственной техники, оборудования для организации консервных заводов, да мало ли какая будет нужда. Для Архангельской Епархии и Соловецкого монастыря в Норвегии оплачено строительство парусно-винтовых шхун с усиленным корпусом и обшивкой, позволяющим продлить навигацию на Белом море до поздней осени. Но в ответ, их Императорские Величества надеются и на помощь церкви нашей. Никто не покушается на тайну исповеди, но если кто -то из братии или паствы вашей узнает об угрозе Державе Российской, то следует сообщить властям светским и оказать посильное содействие людям государевым. Особенно тем, что к ним обратятся, при этом имеют на то соответствующий документ, подписанный мной, военным министром или министром внутренних дел.