Черный дембель. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Позже объясню, — сказал я. — Потерпи немного. Скоро согреемся.

До поворота к летнему дому мы возвращались вдвое дольше, чем добирались от него до деревни. Я удерживал в поле зрения колею. Скользил взглядом по сугробам у края дороги, рядом с которыми то и дело замечал следы от гусениц трактора. Несколько раз мне чудилось, что я заметил между снежных куч движение. Но всякий раз оказывалось, что это всего лишь закружил в воздухе снежинки внезапно усилившийся ветер. Дважды я останавливал Чижика. Вынимал из-за пазухи фонарь, направлял луч света на снежные комья, напоминавшие в полумраке лежащую на земле детскую фигуру. Но свет фонаря не находил уснувшую на земле девчонку — лишь снег. А детские волосы оказывались торчавшими из сугроба пожелтевшими травами.

У холма, где в моей прошлой жизни появился деревянный крест, я снова остановил Чижика. Слез с мотоцикла — отметил, что дрожу всё сильнее. Прекрасно понимал, что дрожал не от волнения. Не сомневался, что замёрзла и Котова, хотя та пока и не жаловалась ни на усталость, ни на холод. Вспомнил слова знакомого доктора, много лет работавшего на Крайнем Севере, в Хабаровском крае. Доктор говорил о том, что первым признаком замерзания служил озноб. Озноб был реакцией кожного покрова (я впервые почувствовал его ещё час назад). Вслед за кожей на холод реагировали мышцы шеи и плеч: они непроизвольно сжимались — так проявлялся предсудорожный мышечный тонус. Его я ощутил, когда мы въехали в деревню.

Потом, рассказывал доктор, человека безудержно трясло — это мышцы всё сильнее и чаще сокращались в попытке выработать хоть немного тепла. Насколько я помнил, на этой стадии температура человеческого тела падала до тридцати пяти градусов. Вот к этой стадии замерзания я уже приближался. Приплясывал на месте, водил лучом фонаря по снежному насту вокруг холма. Подумал о том, что раз у такого здоровенного детины, как я, зуб на зуб при таком морозе не попадал, то каково было сейчас пятилетней девочке? Я прошёлся вдоль обочины. Увидел свои следы. Но следов девчонки ни около холма, ни в низине рядом с дорогой не заметил. Оглядываясь по сторонам, вернулся к нетерпеливо тарахтевшему мотором мотоциклу.

— Серёжа, что ты тут высматриваешь? — спросила Лена. — Зачем мы сюда вернулись?

Котова прижала к своим щекам варежки.

На её ресницах и на шарфе около её рта блестел иней.

— Ищу ребёнка, — ответил я.

Посмотрел поверх головы Лены в направлении поворота к летнему дому.

— Кого? — переспросила Котова.

— Пятилетнюю девочку, — уточнил я.

Развёл руками, сообщил:

— Она где-то здесь: на дороге между этим местом и деревней.

Взглянул на Котову и добавил:

— Сегодня ночью она вышла из своего дома и направилась в Майское.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Все вопросы потом, Лена. Сейчас не до них.

Я протянул Котовой фонарик.

Сказал:

— Увидишь движение или подозрительное пятно на снегу — свети.

Уселся на Чижика — мотоцикл дрожал, будто тоже силился согреться.

— Чувствуешь, как холодно? — спросил я.

— Ч-чувствую, — сказала Котова.

Я поднёс ладонь к лицу, подышал на неё — немного согрел дыханием кончик носа.

Котова повертела в руках фонарь, сдвинула ползунок. В небо ударил луч света. Лена направила луч фонаря на меня.

— До Майского девчонка не дойдёт, — сказал я. — Слишком далеко. И слишком холодно. Замёрзнет.

Уселся верхом на Чижика.

Котова поёрзала в люльке.

— Смотри по сторонам, Лена, — велел я. — Смотри внимательно. Она где-то здесь. Точно тебе говорю.

Свет фонаря на секунду ослепил меня и тут же переместился на придорожный сугроб.

Мотоцикл утробно заурчал и тронулся с места.

Мы почти доехали до деревни. Я уже видел вдали яркие пятна светившихся в темноте окон. Когда справа от меня в боковом прицепе вдруг встрепенулась Котова.

— Стой! — закричала Лена. — Останови!

Я резко нажал на тормоз. Заднее колесо мотоцикла повело в сторону, из-под него взметнулся фонтанчик снега. Чижик замер на месте, но всё ещё рычал.

— Сергей, да вот же она! — крикнула Лена. — Вот эта девочка! Смотри!

Глава 5

Котова склонилась вперёд и указала перед собой уже едва светившим фонарём — будто нанесла невидимому противнику победный укол воображаемой рапирой. Мне поначалу почудилось, что она направила луч фонаря в замершую над деревней луну. Но я присмотрелся и тоже заметил впереди, у правой обочины дороги человеческий силуэт. Чижик не доехал до него всего с десяток метров. Я невольно вскинул брови: подивился зоркости своей спутницы. Потому что даже сейчас я видел замершую у нас на пути девчонку не чётко. В темноте та больше походила не на человека, а на бестелесного призрака.

Мотоцикл откликнулся на мой приказ, вздрогнул и медленно покатился навстречу стоявшей у дороги девчонке. Под его колёсами захрустели льдинки. Лена выключила почти погасший фонарик, бросила его на пол люльки. Из её рта, будто табачный дым, вылетали серые клубы пара. Чижик вновь замер, когда пятно света от его фары добралось до детских валенок. Я с трудом разжал уже почти превратившиеся в ледышки пальцы, выпустил руль. Справа от меня из прицепа вспорхнула Котова (легко и проворно, словно не замёрзла, и от долгого сидения в люльке мотоцикла у неё не затекли мышцы). Рванула к девчонке.

— Сергей, она вся дрожит! — воскликнула Лена.

Я слез с мотоцикла. На прямых ногах подошёл к присевшей на корточки рядом ребёнком Котовой. Почудилось, что земля подо мной слегка покачивалась.

Скомандовал:

— Лена, возвращайся в люльку!

Наклонился и подхватил девочку на руки. Она не сопротивлялась, посмотрела мне в глаза. Я видел, как шевелились её губы, но не расслышал ни слова.

— В люльку, я сказал!

Котова выпрямилась — легко, будто новенькая пружина. Шагнула было ко мне. Но я схватил её за плечо и развернул Лену лицом к мотоциклу, подтолкнул в спину.

— Бегом! — сказал я. — Не тупи!

И Котова действительно побежала. Я двинулся следом за ней; видел, как Лена ловко забралась в боковой прицеп Чижика. Вручил ей дрожавшую от холода девчонку.

— Держи её крепко, — велел я.

Накрыл ноги девчонок отцовским ватником. Котова склонила голову к лицу ребёнка, что-то прошептала. Я обошёл Чижика, забрался на его сидение.

Подумал: «Надеюсь, Коля ещё не уснул».

Я простоял на крыльце дома Уварова больше минуты, пока за дверью не раздались тяжёлые шаги: будто по доскам пола в мою сторону шагал закованный в тяжёлые латы рыцарь. Бормотавшая мне жалобы на свою жизнь пятилетняя девочка притихла, тоже прислушалась. Сейчас она казалась мне невероятно лёгкой, почти невесомой. Потому что я уже представлял, как накачу сейчас вместе с Колей «соточку для сугреву» и закушу её фирменными Колиными солёными огурцами. Подумывал и о том, что не мешало бы плотно поужинать (или позавтракать?), прежде чем повезу топтавшуюся сейчас у меня за спиной Котову обратно в Новосоветск.

Дверь резко распахнулась — я запрокинул голову, взглянул на выглянувшего из дома человека.

Примостившаяся под потолком веранды лампочка осветила лицо хозяина дома.

«Ну, точно мой приятель Коля из будущего, — в очередной раз подумал я, — тот, что станет депутатом».

— Здравствуй, Николай! — воскликнул я. — С Новым годом!

— Студент? — сказал Уваров.

Он тряхнул головой, моргнул — словно отгонял наваждение.

Коля перевёл взгляд на лицо моей ноши.

— Ниночка? — сказал он.

Я кивнул, большим пальцем указал себе за спину и сообщил:

— Там ещё Лена со мной пришла. Сейчас познакомитесь.

Услышал, как Котова смущенно откашлялась.

— Мы замёрзли, — сказал я. — Посторонись-ка, друг Коля.

Шагнул к Уварову — тот попятился вглубь прихожей. Завывания ветра под крышей дома остались у меня за спиной. Я вдохнул тёплый воздух; почувствовал запахи огуречного рассола, жареного мяса… и мандарин.