Елена Хаецкая - Судья неподкупный
Шум в зале, свистки, топот. Секретарь суда нетерпеливо дернул колокольчиком.
– Тише, граждане! Тише!
Затем – снова к Рихети:
– Итак, вы утверждаете, что не видели никогда этого человека?
– Разумеется.
– А вот господин Хаммаку показывает обратное. Он показывает, что продал вам этого человека за сумму в шестьдесят сиклей.
– Я действительно заключал договоры купли-продажи с господином Хаммаку, – охотно признал Рихети. – Но они не имели никакого отношения к сбыту фальшивых индульгенций.
Судья хищно шевельнул ноздрями.
– Так, так. В таком случае, не расскажете ли вы суду, какого рода деловые отношения связывали вас с присутствующим здесь господином Хаммаку?
Рихети нашел глазами Хаммаку среди зрителей.
– Я занимался скупкой рабов по поручению господина Нидинты, уважаемого в Вавилоне банкира. В разных городах я покупал десятки рабов, и все они приносили потом доход. По сделке с господином Хаммаку у меня нет никаких претензий.
Хаммаку привстал со своего места и слегка поклонился.
– Совершенно никаких, – продолжал Рихети. – Первый взнос по ссуде, данной под бизнес раба, купленного у господина Хаммаку, был выплачен аккуратно и в срок. Я полагал, что и впредь…
– Вы имели представление о том, каким именно бизнесом занимается этот раб? – перебил его обвинитель.
– Нет.
– Почему, позвольте узнать?
Рихети близоруко прищурился.
– В этом не было необходимости. Для фирмы главное – получать стабильный доход.
– Вот к чему приводит равнодушие, – патетически сказал обвинитель и указал в сторону господина Рихети.
Тот вдруг забеспокоился. Ему показалось, что так просто его теперь не отпустят. Будь проклят Сиппар – всякий раз поездка в этот город сопровождается ограблением.
И впервые в жизни маленький приказчик струсил настолько, что решил отступиться от своего хозяина.
– Может быть, целесообразнее будет призвать к ответственности фактического владельца этого раба? – спросил он. – Я ведь только посредник.
И в Вавилон отправили несколько полицейских, снабдив их строжайшим предписанием: забрать и доставить в Сиппар банкира Нидинту.
Аткаль спал на досках в душной камере. Ел жидкую похлебку, иногда пустую, иногда с рыбьими костями и плавниками. Таскался на допросы; часами отсиживал в переполненном зале, клевал носом. Один раз заснул и уронил голову на ограждение; ударился, нос разбил; пошла кровь. От этого проснулся, кровь обтер, похлюпал носом. И снова задремал. Вечером опять жевал тюремную дрянь, а после спать заваливался.
Вот и вся его жизнь теперь.
Доставили и допросили господина Нидинту. Сожаления достойно, что такой почтенный господин, известный во всей Империи банкир, оказался орудием в руках ловких мошенников. Но сами понимаете, закон есть закон. А по закону, за проступок раба отвечает хозяин.
Так что, уважаемый господин Нидинта, еще раз просим извинить нас, но закон требует… и т. д.
Постепенно зал заседаний пустел. Наскучила гражданам сиппарским эта комедия. К тому же, они уже поняли, что как бы ни повернулось расследование, денег своих им не видать. Ничего нового уже не выяснялось. Пережевывались бесконечные детали: когда продал, кому продал, сколько получил, сколько отправил в Вавилон Нидинте. Кто за кого отвечает, кто за кого не отвечает. Чей проступок тяжелее: банкира – хозяина, приказчика – посредника, молодого господина – предателя или раба – болвана полного?
Сходились на том, что тяжелее всех провинился раб. Но и остальные подлежали наказанию. Особенно же банкир и прежде всего потому, что богат.
Так судили да рядили, а время шло.
И вот, чтобы судьи не вообразили себя выше всех в земле вавилонской, прибыл в Сиппар десятник из Орды за данью. С ним еще пятеро – больше для почета, чем для устрашения. Для устрашения Орда за их спиной стояла, и знали гонцы: обидят их в Сиппаре – не будет больше Сиппара.
В полдень раскрылись двери зала заседаний. Одна створка, другая. Хлынуло весеннее солнце в зал, ворвался туда ветер, взъерошил бумаги на столе.
И въехал в зал заседаний молодой десятник. Полюбопытствовать по варварскому обыкновению на диковинные для него обычаи оседлых людей.
С лошади не слезал, так и процокал по проходу между скамьями. Лошадка – скотина умная, сообразила, что хозяин ее этих крестьян презирает, и сама туда же – одного мазнула хвостом по лицу, другого…
Как завороженный, смотрел на него Аткаль из-за загородки. И стражи аткалевы тоже уставились на пришельца, рты пораскрывали. Никогда прежде не совались ордынцы во внутренние дела города. Нового, что ли, за данью прислали?
Невысок ростом, худощав и строен был ордынец. В седле смотрелся ладно, а кривоног ли – того не разглядишь, покуда верхом. Лохматая шапка из лисьих хвостов покрывала его голову, нахлобученная по самые брови, так что казался он огненно-рыжим, как балаганный фигляр.
Но лицо из-под этой фиглярской шевелюры глядело совсем не ярмарочное. Круглое, как луна, с пухлыми, почти девичьими губами. Узкие глаза почти полностью теряются под тяжелыми веками.
Покрутился на своей лошадке, подобрался поближе к председательскому столу. Судья, обвинитель, защитник, секретарь – все как по команде встали. Зачем шутить с человеком, у которого такая сабля на боку?
А лошадка подумала-подумала да и навалила прямо на клавиатуру компьютера, где машинистка протокол записывала.
Ордынец как не заметил. Губы раздвинул, сверкнул улыбкой.
– Это что тут у вас?
– Это, изволите ли видеть, господин, суд.
Черные брови поползли под рыжую шапку.
– А кого судите?
– Вот, изволите ли видеть, нескольких человек. Обманом деньги вымогали у честных граждан.
– Обманом? Нехорошо, – сказал ордынец. И засмеялся.
А секретарь заторопился, начал излагать дело.
– Был, понимаете ли, господин, один раб – вон он сидит.
Показал на Аткаля. И встретились на мгновение испуганные круглые глаза Аткаля с бесстрашными узкими глазами десятника. Чуть не закричал с перепугу Аткаль.
Сказал десятник:
– Зачем время тратить на какого-то раба? Его убить надо.
Секретарь закивал, в блокноте запись сделал.
– Конечно, убить его надо.
– А почему такое простое дело так долго разбираете?
– Так оно не простое, господин… У раба есть хозяин. Разве он не отвечает за проступки того, кто предан в его власть?
– Отвечает. Его тоже убить надо. Очень простое дело.
– Вот-вот, господин. – Секретарь многозначительно посмотрел в глаза судье. – Именно так мы и поступим.
– Ну так что мешает?
– Необходимо выяснить, кто именно из хозяев этого парня…
– А сколько у него хозяев?
– Позвольте, я объясню по порядку, господин. Сперва он принадлежал одному человеку по имени Хаммаку. Но потом этот Хаммаку через посредство господина Рихети продал своего раба господину Нидинте; господин Нидинта, ничего не зная о том, какими грязными делами ворочает в Сиппаре его раб, спокойно жил в Вавилоне, а тем временем господин Хаммаку…
Ордынец заскучал. Прекрасный солнечный день угас в его глазах, когда паутина судебной волокиты начала липнуть к нему со всех сторон.
Прерывая многословные излияния секретаря, сказал ордынец:
– Так казните их всех, вот и не надо будет много говорить.
– Это невозможно! – вступился защитник. – Нельзя же ставить на одну доску уважаемого банкира и какого-то прощелыгу.
Молодой десятник повернулся в сторону говорящего. Улыбнулся во весь рот.
– Как это невозможно? Что нельзя сделать, если Орда скажет: «делай»? Я скажу своим людям, они помогут.
И свистнул так громко, что у Аткаля кровь из носа пошла.
В зал ворвались пятеро на лошадях. Десятник махнул рукой, показал на осужденных:
– Вот этих взять и убить.
И были схвачены крепкими смуглыми руками уважаемый вавилонский банкир Нидинта, добросовестный служащий Рихети, хитроумный сиппарец Хаммаку и раб его, ничтожный Аткаль.
– Я протестую! – привычно начал защитник.
Обернулся в седле десятник, поглядел на него.
– И этого прихватите! – крикнул он своим людям. – Его тоже!
И вытащили защитника из-за стола, сорвали с него парик, сдернули плащ, поволокли за волосы, как обычного пленного крестьянина.
А десятник глядел и улыбался. И глаза его сверкали из-под рыжей шапки.
Тогда судья города Сиппара совершил единственный смелый поступок в своей жизни. Вылез из-за стола и бухнулся на колени перед маленькой степной лошадкой. И брезгливо отступила лошадка.
– Пощадите хотя бы защитника! – взмолился судья. – Он-то в чем виновен?
– Перечил, – пояснил десятник. – А ты кто?
– Я судья. Я главный в этом зале.
Снизу вверх смотрит судья на молодого ордынца. Непостижим для него этот человек – да и человек ли?
– Главный? – Кричит своим людям: – Тут еще один нашелся, он главный!
