Джонатан Филипс - Четвертый крестовый поход
Что требовалось от человека в эмоциональном, физическом и финансовом плане, когда он вступал в ряды крестоносцев, и на его одежде на плече появлялся знак Христа? Какие вопросы задавали крестоносцы сами себе, и какое влияние это решение оказывало на их семьи?
Накануне Четвертого крестового похода минуло ровно сто лет с момента взятия в июле 1099 Иерусалима армиями Первого крестового похода. Таким образом, за время походов предыдущих поколений накопился достаточный объем сведений, который передавался в семьях из поколения в поколение, пересказывался при дворах, в тавернах, площадях и постоялых дворах по всей Европе. Крестоносцам Иннокентия не приходилась делать шаг в неведомое, какой делали рыцари 1095 года. Но являлась ли информация о крестовых походах стимулом к участию в них, остается открытым вопросом. Даже в столь жестокое время, каким был XII век, участие в крестовом походе было исключительно суровым испытанием, требовавшим крайнего напряжения всех физических, умственных и духовных усилий.
Во-первых, огромную трудность представляло само путешествие. От Северной Франции до Святой Земли почти 2500 миль — и это расстояние приходилось покрывать части по морю, отчасти верхом, а если лошадь падет от истощения, то и пешком. Если какая-то часть знати привыкла к перемещениям между европейскими дворами, то лишь немногие из крестьян, составлявших пехоту, когда-либо покидали окрестности своих деревень. И для знати, и простолюдинов крестовый поход становился величайшим испытанием всей жизни.
С конца XII века морские экспедиции крестоносцев стали обычным явлением, поскольку, учитывая плачевное состояние дорог в средневековье, такой способ передвижения был весьма эффективен. Но вот отношение к открытому морю оставалось сложным. Пятьдесят лет спустя после Четвертого крестового похода Жан де Жуанвиль, рыцарь первого крестового похода короля Людовика XI Святого, говоря о молитвах и песнопениях соратников, ярко описал страхи человека сухопутья, оказавшегося в открытом море:
«Мы не видели ничего, кроме моря и неба, и с каждым днем ветер уносил нас все дальше и дальше от земли, где мы родились. Я говорю об этих деталях, чтобы вы могли оценить решимость людей, которые, присвоив чужую собственность или же пребывая в состоянии смертного греха, отважились поставить себя в столь ненадежное положение. Ибо что может сказать путник, отправляясь вечером спать, если утром он может проснуться на дне моря?»[43]
Продолжительность похода также могла служить камнем преткновения для тех, кто загорелся идеей священной войны. Папа Римский Иннокентий говорил лишь о двухлетнем обете — хотя предыдущие походы, например, Первый крестовый, продолжались куда дольше. Опытных военных можно было набрать только при королевских или некоторых знатных дворах. В случае острой военной опасности мог использоваться чрезвычайный призыв, но здесь был другой случай. Рыцари привыкли служить своему господину определенный фиксированный срок, который обычно составлял порядка сорока дней в году. Однако Господь Вседержитель требовал куда более продолжительной службы. Хотя формально Участие в крестовом походе было делом исключительно добровольным, не приходится сомневаться, что если дворянин решался принять крест, то его рыцари, невзирая на возраст и физическое состояние, вынуждены были разделить энтузиазм господина.[44]
Самым гнетущим чувством для крестоносца — которое испытывало и большинство других солдат на протяжении всей истории человечества — был страх гибели или пленения. Уровень смертности в первых крестовых экспедициях был воистину устрашающим. Потери от военных действий дополнялись смертностью от болезней и голода. Даже при всей ограниченности нашей информации мы знаем, что смертность в Первом крестовому походе составила примерно 35 %, а при пересечении германцами Малой Азии во время Второго крестового похода она достигала 50 %.[45]
Имеющимся данным по средневековому периоду недостает точности современных отчетов, они сообщают в основном о знати, а не о простолюдинах. А ведь уровень потерь среди последних наверняка был выше из-за худшего оснащения и питания, а также из-за их меньшей значимости в качестве пленников. Примечательно, что участники крестовых походов были готовы нести столь тяжелые потери. Для крестоносца страх смерти смягчало обещание статуса мученика за веру и гарантированного места в раю. Средневековые войны были жестоки и в Европе, но такие специфические трудности крестового похода, как расстояние, климат, неизвестный враг и проблемы со снабжением, создавали дополнительный фон опасности.
Рассказы тех, кто выжил в предыдущих крестовых походах должны были поведать об этих трудностях тем, кто лишь собирался войти в ряды крестоносцев в 1199 и 1200 годах. Рассказ о Первом крестовом походе Фолькера Шартрского, написанный примерно в 1106 году, описывал смятение, охватившее христианский стан во время битвы при Дорилаиме в Малой Азии 1 июля 1097 года: «Мы сбились вместе, словно овцы в стаде, дрожащие и напуганные, окруженные со всех сторон врагами, так что невозможно было никуда двинуться».[46] Другой, очевидец вспоминает: «турки могучим потоком ворвались в лагерь, разя стрелами из своих луков, убивая пеших пилигримов… не щадя ни стариков, ни молодых».[47]
Раймонд Агуилерский во время Первого крестового похода состоял священником при Раймонде Сен-Жильском, графе Тулузском, и его отчет о битве при осаде Антиохии (1098) описывает нам смятение боя:
«Дерзость врага нарастала… наши люди, рассчитывая на выгодное возвышенное положение, бились с неприятелем и отбросили его при первом натиске. Однако, забыв об угрожающем положении и стремясь к грабежу, они все же были обращены в бегство. Более ста человек погибло в воротах города, а еще больше полегло лошадей. Турки, достигшие основания крепости, хотели спуститься в город… Битва шла с утра до вечера с такой яростью, о которой прежде никогда и не слыхивали. Нас постигло ужасающее и небывалое бедствие, и среди потока стрел, камней и копий пали столь многие, что люди утратили чувствительность. И если вы спросите, как настал конец битвы, то я отвечу, что спустилась ночь».[48]
Спустя почти пятьдесят лет французское войско во время Второго крестового похода претерпело еще большие страдания. Оно было почти полностью уничтожено турками на юге Малой Азии. Одо Дейльский, участник этой экспедиции, описывал состояние выживших, медленно собиравшихся в лагере: «Той ночью сна не было, и каждый, потеряв навсегда хоть одного товарища, с радостью приветствовал того, кто был лишь ограблен, забыв об ущербе».[49]
Кроме страха смерти, существовал еще и риск попасть в плен. Простых солдат скорее убили бы на поле битвы или продали на невольничьем рынке в Алеппо, Дамаске или Каире, обрекая на существование, исполненное тяжкого труда. Более высокопоставленных персон, если их опознавали, брали в плен, а затем со временем освобождали за выкуп. Содержание пленников неизбежно было плохим. Ибн Василь, мусульманский писатель начала XIII века, описывал баальбекскую тюрьму как яму без окон: «там не было разницы между днем и ночью». (По иронии судьбы, именно в Баальбеке во время гражданской войны 1980-х годов в Ливане держали в качестве заложников Джона Маккарти, Брайана Кинана, Терри Уэйта и Фрэнка Рида). Существует описание еще одной тюрьмы в замке Бет Гуврин, где некий пленник содержался в течение года в одиночном заключении, после чего дверь растворилась — но только для того, чтобы в камере оказался еще один узник. Несмотря на столь суровые условия, некоторые узники проводили в заключении по много лет: так, в 1160-х годах правитель Алеппо освободил немецких пленников, захваченных во время Второго крестового похода еще в 1147–1148 годах.
Иногда выкупа так и не происходило — как было в случае со злосчастным Жервасом де Базошем (Gervase оf Ваzoches), захваченным сарацинами в Ойе. Король Иерусалимский Балдуин I отказался платить за него, и тюремщики Жерваса поставили его перед выбором: смерть или принятие ислама. Современник описывает судьбу Жерваса:
«Удивительно упорный, он отверг столь преступный поступок, не желая даже слышать о таком святотатстве. Достойный похвалы муж сей был немедленно схвачен, привязан к дереву посреди поля и разнесен в клочья летевшими со всех сторон стрелами. Из его черепа была сделана корона, а остальная часть пошла на чашу для правителя Дамаска, по приказанию которого все и было совершено, чтобы устрашить христиан».[50]
Даже если крестоносцу удавалось избежать гибели или плена, для большинства участников экспедиция представляла собой чрезвычайно суровое испытание. Основным источником трудностей являлся недостаток пищи и воды. Армия могла везти с собой ограниченное количество запасов и, покинув дружественные земли, начинала испытывать затруднения с добычей продовольствия у напуганного или враждебно настроенного местного населения. Получавший сведения из первых рук, автор «Gesta Francorum» писал, что воины Первого крестового похода были вынуждены идти на крайние меры, чтобы выжить.
