Кеннет Макси - Вторжение, которого не было
Силы, выделенные для завоевания Франции, были соответствующим образом сокращены. В распоряжении генерала ВВС X. Шперле остался Третий воздушный флот, который мог получить поддержку Второго, только если обстановка требовала сосредоточения максимальных усилий для какой-нибудь важной операции. Пятого июля, когда Второй воздушный флот начал предварительные полеты для подготовки к “Морскому льву”, немцы, вдохновленные уверенностью своего командования, но не уровнем организации воздушного сопровождения наземных операций (на сей раз совершенно недостаточным), двинулись на завоевание Франции.
Немецкие потери оказались относительно небольшими, а задержка в Дюнкерке позволила армии предоставить передышку подвижным группам (10 танковых и 7 моторизованных пехотных дивизий) и восстановить затраченные ресурсы. Исследование полей сражений удовлетворило разведку: 85% лучших французских[83] механизированных дивизий, 24% пехотных дивизий и основная часть воздушных сил противника были уничтожены. Свежая информация, добытая службой радиоперехвата, позволила установить номера почти всех уцелевших союзных формирований. Вырисовывалась картина серьезно ослабевшего и находящегося в состоянии замешательства врага. Было известно, что английские подкрепления подошли к южному берегу реки Соммы, (несмотря даже на то, что граница окружения в этот день приближалась к Дюнкерку), но эти британские войска состояли из одной не очень сильной бронетанковой дивизии (первой), 51-й и 52-й пехотных дивизий, а также частей 1-й Канадской пехотной дивизии. По мнению руководства вермахта, присутствие этих соединений на рубеже Соммы могло только приветствоваться! Если эти отборные подразделения будут уничтожены во Франции, с ними ведь не придется сражаться в Англии.
Любые упоминания о доблести английских войск серьезно воспринимались разработчиками операции “Морской лев”. Они были поражены упорством англичан и настаивали, обращаясь к Йодлю, чтобы во время предстоящего сражения во Франции уничтожению английских войск и раннему захвату побережья Франции (как базы для будущего вторжения) было уделено особое внимание. Фон Штюльпнагель был как заинтригован, так и удовлетворен сообщениями, поступавшими с поля битвы при Аббевилле 27–30 мая, когда танки 4-й французской бронетанковой дивизии и 1-й английской бронетанковой дивизии атаковали немецкий плацдарм на южном берегу Соммы. Первоначально союзные танки, часть которых была очень хорошо вооружена, вынудили отступить немецкие сторожевые заставы; пехотой овладела паника. Но, как уже часто было в этой кампании, враг не атаковал всеми силами или неправильно организовал взаимодействие танков, пехоты и артиллерии. Немецкие противотанковые батареи отстояли позиции и отразили атаку, хотя и не без потерь в своих рядах. Фон Штюльпнагель решил настоять на включении максимального числа танков и противотанковых орудий в состав сил, предназначенных для операции “Морской лев”. Если бы этого удалось добиться, английская контратака, запланированная к проведению немедленно после высадки немцев, не имела бы шансов на успех; более того, были бы ускорены и облегчены проведение ответного удара и переход к общему наступлению.
Планы обрисовываютсяЭскизное планирование операции “Морской лев” быстро продвигалось, благодаря энтузиазму, охватившему руководство ВВС и высшие штабы ОКХ. Некоторый диссонанс в работу вносил только скептицизм со стороны командования “Кригсмарине”. Фон Валдау и фон Штюльпнагель соревновались в изобретательности и, как было принято у офицеров Генерального штаба, нашли немало технических решений, позволяющих преодолеть трудности перевозки войск морем. Поскольку флот, казалось, не делал вообще ничего, армия и ВВС начали своими силами искать способы, как переправить войска и военное снаряжение через Ла-Манш. Между тем ВМФ пока что выбирал типы кораблей и десантных барж, которые были бы пригодны для поставленной задачи (позднее они стали известны под названиями “зибели” и “танкодесантные баржи”[84]). В общем, каждый род войск собирал свою собственную “армию вторжения”, что неизбежно приводило к распылению усилий и невероятному разнообразию высадочной техники.
“Люфтваффе” все-таки разрешили сосредоточиться на воздушной поддержке (этим вопросом, конечно, занимались и два других рода войск, но Геринг, пользующийся полным доверием Гитлера, как правило, имел дело напрямую с фюрером и не обращал внимания ни на ОКВ, ни на ОКХ ни, тем более, на ОКМ).
План Йодля давал приоритет операциям ВВС, хотя летчиков в составе ОКВ было меньше, чем офицеров армии и флота. Впрочем, реальной власти командование ОКВ не имело и должно было только приводить в действие то, что было согласовано штабами родов войск в комитете по планированию, в котором фон Валдау занимал высокую должность.
Руководство армии инстинктивно желало, чтобы вторжение было осуществлено на как можно более широком фронте — это предоставляло ему максимальную свободу в выборе направления[85]главного удара[86]. Но принятие Гитлером основного условия Геринга — раннего начала вторжения — и очевидная неспособность ВМФ немедленно обеспечить морскую поддержку “стратегии широкого фронта” лишили их этой роскоши. Они подчинились Гитлеру и приняли план атаки на узком фронте в надежде на то, что внезапность и грубая сила позволят десантникам установить постоянное и непоколебимое господство на местности. Фон Валдау даже гарантировал успех авиадесантной высадки, если она пройдет на как можно меньшем расстоянии от Франции и поэтому будет хорошо прикрываться истребителями. Другими словами, он не оставил ОКВ другого выбора, кроме как попытаться выбросить войска в районе между Хайтом и Дилом, где линии коммуникаций были самыми короткими, защита с воздуха была бы самой сильной и время передвижения грузовых кораблей и перелета воздушной техники было бы наименьшим. Было очевидно, что враг тоже понимает все это, но немцы были так уверены в своем превосходстве, что надеялись победить только за счет мастерства.
При любых других обстоятельствах конфликт из-за ширины фронта вторжения затруднил бы взаимодействие армии и “Кригсмарине”, но многолетняя дружба между начальником штаба сухопутных сил генералом Гальдером и руководителем штаба морских операций адмиралом Шнивиндом помогла сгладить острые углы. Двадцать пятого мая Гальдер вылетел в Берлин, чтобы посетить Шнивинда и обсудить с ним, насколько реально новое гитлеровское предприятие. У Гальдера были сомнения в том, что Великобритания запросит мира. Нет, скорее всего, она полна решимости дать врагу сражение на своей собственной территории.[87]
Гальдер покинул Берлин, удовлетворенный обещаниями “Кригсмарине” подготовить к началу июля множество (около 1000) малых самоходных судов, которые смогут одновременно перевезти около 100.000 человек[88]. Практически, на тот момент судов в наличии фактически не было: в середине июня флот с трудом мог принять 7500 солдат единовременно.
Гальдер записал в своем дневнике[89]: “Прикрытие (от огня артиллерии противника) и поддержка десанта на втором этапе перехода морем и в период высадки должна быть обеспечена авиацией.
Угроза со стороны подводных лодок противника может быть устранена с помощью противолодочных сетей. Угроза со стороны надводных кораблей противника может быть ограничена постановкой минных заграждений и действиями подводных лодок и авиации в сочетании с огнем береговой артиллерии.
Крутой берег — только в районах Дувра, Данджнесса и мыса Бичи-Хед. В остальном побережье удобно для высадки...” Далее Гальдер коснулся вопроса использования крупных буксируемых барж, упомянул штурмовые лодки системы доктора Федера, которые в это время проходили испытания (“выпуск достаточного количества, по-видимому, будет возможен в июле”), а также самоходные танкодесантные паромы Тодта. Шнивинд, со своей стороны, подчеркнул необходимость хорошей видимости, безветрия и отсутствия волнения на море (и на то, и на другое в июле смело можно было рассчитывать). Разумеется, адмирал настаивал на неограниченном использовании в интересах операции всех портов между Сеной и Шельдой.
Встреча Гальдера со Шнивиндом не только разрешила ряд проблем, связанных с организацией взаимодействия родов войск, но также придала дополнительный импульс штабным работникам, занятым планированием вторжения. Гальдер, наконец, почувствовал, что 24 мая Гитлером было принято судьбоносное решение и что поэтому “все должно делаться с максимальной[90] <Карта “Операция “Морской Лев”: планы”>[91] быстротой”. Гальдер переговорил на эту тему с Браухичем, Кессельринг же через Валдау увеличивал давление на своих планировщиков. После того, как был утвержден план атаки Дюнкерка, Кессельринг свалил эту задачу на своего начальника штаба Шпейделя, а сам приступил к изучению плана предварительных мероприятий операции “Морской лев”, имея в виду прежде всего проблему увязки действий против Англии с неизбежными требованиями сухопутных войск поддержать их во время второй фазы битвы за Францию.
