Алексей Лукьянов - 19 Цунами 1. Сотрясатели Земли
— Тяни!
И мы потянули. Крышка подалась, и мы, осторожно маневрируя в узком пространстве могилы, подняли ее в две руки и поставили на попа. И увидели бабушку Барбару в белом саване.
— Так и будешь глазеть или руку подашь?
Поднялась бабушка неожиданно легко для только что задыхавшейся покойницы. Она брезгливо сдернула саван, под которым оказался вполне симпатичный брючный костюм с белой блузкой. Белые тапочки достойно завершали бабушкин наряд.
Выглядела она не просто хорошо, она была великолепна. Я всегда был уверен, что лучше бабушки Агнии ни одна бабушка выглядеть не может, но покойнице это удалось.
Барбара посмотрела на меня.
— Быстрее не мог? Я чуть не задохнулась. Гроб слишком маленький оказался.
— А спасибо сказать?
— А почему так дерзко? Я пожилой и уважаемый человек.
— Вот и звонили бы тем, кто вас уважает. Я вообще не понимаю, зачем здесь нахожусь.
Барбара, может, и хотела бы продолжить эту бессмысленную пикировку, но место не очень располагало.
— Ладно, потом договорим. Давай выбираться отсюда.
Она собрала из гроба бумажные сторублевки и полтинники, мобильный телефон, и мы кое-как выползли из ямы по крышке.
— Ты куда? — спросила бабушка, когда мы с Юсей отряхнулись и пошли к выходу.
— Домой. А что?
— А закапывать кто будет? Пушкин?
— Зачем? Мы вас вытащили, чего еще надо? — Я огляделся.
— Не оглядывайся так, никто не придет, — успокоила меня Барбара.
Я ответил так грубо, как только мог.
— Тебе не стыдно говорить такие слова? — спросила бабушка.
Мне было стыдно, но о сказанном я не жалел.
— Ну, нельзя оставлять могилу разрытой, люди не так поймут, все должно выглядеть натурально.
— Договорились бы с копальщиками, они все провернули бы быстрей и аккуратней.
— Нельзя с копальщиками. Они люди, проговорятся.
— А мы, значит, уроды, да?
— Да кто «мы»-то?!
— Мы с братом.
— С каким еще, на хрен, братом? С этим, что ли?
— А чем он плох?
— Он идиот.
— А в гробу под землей прятаться — шибко умно? А если бы мы не приехали?
— Приехали бы...
Вот столько самоуверенной наглости было в ее голосе, что я прямо на месте прибил бы новообретенную бабушку лопатой и закопал обратно.
— Мы могли не узнать о похоронах. Гвоздодер и лопату могли стибрить. Такси могло сломаться в пути, — сказал я. — Вам просто повезло!
— Кому везет, у того и петух снесет.
— Да ты же собака сутулая, а?!
Я бросил лопату.
Барбара тоже хотела что-то сказать в ответ, но передумала, и стала закапывать могилу сама. Она не очень ловко это делала, все время чертыхалась и говорила, что инсценировать смерть было гораздо легче, чем похороны, она поэтому так и рисковала, чтобы все выглядело по-настоящему.
— ...Иначе бы он не отвязался. Им всем нужен барсук.
Она отвлеклась и какое-то время разглядывала меня и Юсю, будто сравнивала, а потом вернулась к работе.
— Уж не знаю, как они на меня вышли, но им ни в коем случае нельзя показывать талисман.
— Какой талисман?
— О господи! Мышь. Ну, то есть подвеску в виде мыши. Где ты ее держишь?
— Где бабушка повесила, там обычно и висит.
— Как — повесила? — Барбара бросила лопату. — Куда повесила?
— На стену в большой комнате.
Бабушка сказала такие слова, какие пожилые дамы никогда не должны произносить в присутствии несовершеннолетних внуков.
— Скажи немедленно, что ты не впускал Мезальянца домой.
— Не скажу, потому что впускал.
— И он видел?!
— Да. А чего такого?
Далее она зашипела что-то на незнакомом языке, подозреваю, что на польском.
— Боюсь, я не понимаю... — сказал я.
— Нечего тут понимать, балда, бежать надо! Ты поможешь старой женщине или мне впахивать за тебя?
Конечно, мы помогли. Через полчаса, когда могила кое-как была приведена в культурный вид, я спросил:
— А почему больше никого не хоронят?
— Потому что я выкупила у начальника кладбища весь день похорон.
— И он послушался?
— Даже ты бы послушался, если бы тебя в завещании упомянули.
Я не понял, почему начальнику кладбища не обмануть мертвую бабушку — наверняка это жесткий и волевой человек, такой хрен свое упустит... Но, видимо, у Барбары Теодоровны талант.
— Тебе есть куда бежать? — спросила она.
— Зачем мне бежать?
— За шкафом! — рассердилась бабушка. — Есть?
— Нет.
— Тебе придется придумать, где спрятаться, вместе мы этого делать не будем — ты слишком заметный.
— Я не хочу бежать.
— Мальчик мой, — бабушка больно ухватила меня за локоть, — если ты не сбежишь, тебе очень скоро на голову упадет кирпич, потому что иначе ты с наследством расстаться не захочешь, верно?
— Я вас не понимаю.
— Потому что ты наполовину идиот. Погоди, я вызову такси.
Пока мы ждали такси, бабушка привела нас в божеский вид, не переставая инструктировать.
— Тебе надо мать найти.
— Ага, уже побежал.
— Вас в Израиле не достанут.
— У меня даже загранпаспорта нет, не говоря уже о том, что мать мы разыскивать не будем, она нас бросила. Папа за ней, кстати, не бегал.
— Твой папа не был образцом для подражания.
— Зато он нас не бросил.
— Потому что идиот был.
— Да идите вы нафиг, однако, — рассердился я. — Выпала неизвестно откуда, заставила в грязи копаться, да еще обзывается. Никуда мы с вами не поедем.
Бабушка Барбара посмотрела на меня по-новому, даже не знаю, как именно. Возможно, это было уважение, но, скорей всего, она подумала, что я тоже идиот. Причем не наполовину, а на все сто. Но мне было фиолетово — в конце концов, это моя жизнь, и живу ее, как мне заблагорассудится.
— Ладно, не кипятись, — сказала Барбара. — Сейчас поедем к вам, разберемся, что к чему, и потом придумаем, куда вас девать.
Видно было: бабушка уже сильно жалеет, что связалась с нами. Не могу сказать, что сам сильно обрадовался появлению живой покойной родственницы, но все же не чужой человек, это не абстрактная мама в Израиле, которая нам даже не пишет. А вот возьмет — и тоже притворится мертвой, чтобы нас на могилку у Мертвого моря пригласить. Интересно, отважусь я на такую поездку? А может, все-таки попытаться найти ее, вдруг она будет рада?
— Ну, чего застыл? — Барбара потрясла меня за рукав. — Машина приехала.
13Уже дома, судя по некоторым неявным признакам, я понял, что кто-то залезал в квартиру и что-то искал. Наверняка Мезальянц за талисманами приходил. Больше некому — специально нас на похороны отправил, чтобы спокойно в хате пошуровать, жулик несчастный. Правда, ничего у него не вышло — мышонка и петуха я зачем-то в карман положил, когда собирался.
А бабушка Барбара как будто не провела целый час в могиле: сначала погладила фото бабушки Агнии, а затем начала удивляться нашему быту:
— В тюрьме уютнее.
— А вы были в тюрьме?
— Не была, но вы же дети, вам бы обстановочку повеселее надо.
— Нам пятнадцать лет, нам обои с Микки-Маусом не нужны. Какое вам вообще до нас дело, вы же с бабушкой столько лет не общались?!
— Не говори того, чего не знаешь. Мы с Огоньком специально разбежались, чтобы никто нас не обнаружил.
— С Огоньком?
— А ты не знал, что ее все Огоньком звали?
Таких подробностей о своей прошлой жизни бабушка не рассказывала, но, как ни странно, имя Огонек ей подходило, даже очень: она всегда излучала небольшое, но ровное количество тепла и света, которого как раз хватало на нашу семью.
Барбара сняла с себя подвеску — барсука, присевшего на задние лапы.
— Это очень полезная штуковина... — начала она.
Теодор Каземирович обладал редким талантом — безошибочно находить месторождения полезных ископаемых. Естественно, он никому не признавался в том, что исключительным везением обязан талисману — металлической фигурке барсука. Она позволяла видеть сквозь землю. Что бы то ни было — скопление углеводородов, руды, воды, искусственных объектов. Но не стоит также думать, будто он всем обязан был своему талисману: Теодор Каземирович прекрасно знал геологию, множество других смежных наук, стал профессором, активно преподавал и ездил по экспедициям.
Однажды судьба занесла его в Ашхабад. Их геологическая партия коротала ночь в ожидании проводника в одной гостинице с московскими археологами, завязалась игра в карты, и один из студентов-археологов поставил на кон металлический кулон, симпатичного мышонка, будто из книжек Сутеева. По стилистике исполнения мышь была весьма похожа на барсука, принадлежащего Теодору Каземировичу. И Теодор Каземирович выиграл. Студент пытался несколько раз отыграться, но увы — не получалось. В конце концов археолог плюнул, отозвал Теодора Каземировича на пару слов и сказал:
— Видать, вам эта штука нужнее. Мне эта хреновина несколько раз жизнь во время войны спасала. Есть у нее удивительное свойство — землю дырявить. Вроде норы получается: края гладкие-гладкие, вроде отполированные. Куда земля девается — не знаю, только органика остается. Я метра четыре глубиной норы проделывал, но, думаю, эта хреновина и больше умеет. Не поминайте лихом.
